About Dreams, Minds and Bloodstreams

Вместо эпиграфа: So when you ask was something wrong? That i think you're damn right there is but we can't talk about it now. No, we can't talk about it now. So one last touch and then you'll go And we'll pretend that it meant something so much more But it was vile, and it was cheap And you are beautiful but you don't mean a thing to me (с) Death Cab for Cutie – ‘Tiny Vessels’ Книга открыта на самой последней странице. Сколько всё это продлится? Целый день дождь. В воздухе тают осколки разбитой посуды. Тянутся долго и долго секунды. Тянутся долго и долго секунды. Тянутся долго секунды. Ты меня ждёшь. Это всё, что мы сделали здесь друг для друга, Всё пытаясь уйти навсегда из проклятого круга. (с) Сплин - 'Время назад' ... Огни города всё ярче проявляются расплывчатыми пятнами на шторах, она растворяется в тиканье часов и гуле вечерних пробок. Впервые за несколько лет её окружает такая тишина, что она начинает замечать ритм, отстукиваемый стрелками. Уже около получаса сидит на диване, время от времени переводя взгляд от окна на противоположной стене к прикрытой папке на кофейном столике. Прикусив губу, тянет руку, чтобы всё-таки открыть её и снова увидеть его фотографию, прикреплённую сверху скрепкой к пожелтевшей газетной вырезке о пропаже сына министра. "Ты любишь его? Отца ребёнка" Она вынимает фото из под скрепки. И ловит себя на мысли, что если бы сейчас не держала её в руках, наверное, и не поверила бы в то, что он существует. Ведь этого человека нет. Нет никаких записей о том, где он учился, нет даже подделанной степени МТИ, ни одного упоминания... Он есть там, в другой реальности. Но разве это не одно и тоже? Только она подходит к зеркалу и проводит рукой по своему стройному животу, пытаясь представить себе округлые формы своего отражения через несколько месяцев... Френк задал ей вопрос... А она не могла дать ответа. И как объяснить ему, почему она согласилась, несмотря на то, что изменила ему с другим и испытывала чувства к другому, потому что этого другого просто больше никогда не будет в её жизни. Она думала, что в той истории поставлена точка, и даже не пыталась разобраться в том, что было, просто потому что ей никогда бы больше не выпал шанс поддаться искушению, и сделать выбор между ним и Питером. Это как выбор между жизнью и ирреальным сном в пользу последнего. А любил ли он её? В начале своего пребывания на той стороне он даже смешил её, говоря о встрече с "рыженькой" со "своей" Оливией. Ей было цинично смешно от его фразы "Но ты по-прежнему кажешься мне реальной". Но потом... Потом всё изменилось... И сейчас мысли о том, что он ничего не испытывал к ней, а только лишь к её оболочке той Оливии Данем, с которой провёл два года жизни, приходят с невыносимой горечью. Ты, ты кажешься мне реальным… Вот в этом вся проблема. … Питер Бишоп прошёл за последние три года целую вереницу событий, которые учили, что такое «поступать правильно». Раньше он старательно пытался приклеить на себя этот ярлычок сомнительной и весьма относительной морали, безумно напоминающий стикер на продуктах в супермаркете – «Без ГМО», просто ради неё, ради агента Оливии Данем. Она была правильной во всех пониманиях этого слова, и для неё свод чётких разграничений всегда работал. Как будто в мире всё только белое или чёрное. И все должны быть наказаны за свои даже самые неосознанные проступки. Чёрт, вот и пришло его наказание, вероятно, потому что он вынужден каждый день убеждать себя, что всё, что происходит между ними – правильно. Потому, что именно с ней рядом он прожил почти три года своей жизни, потому что она столько пережила, чтобы спасти его… Столько пережила по его вине. И ещё, наверное, в первую очередь, потому, что не может быть как-то иначе. Когда судьба представляет только один выбор, легче всего принять его верным по умолчанию? ... -Как ваше самочувствие? Она разглядывает замысловатые кляксы в рамках, похожие на пятна Роршаха. Завораживающие, как в калейдоскопе. -Я имею в виду, вас что-нибудь беспокоит? -Нет, я чувствую себя прекрасно. Только… сны снятся странные. Лицо доктора расплывается в искренней улыбке, и он, слегка покачивая головой, точно посмеиваясь, отвечает: -О, мне кажется, это не совсем по моей части. Лив кивает головой в сторону стены со слишком ровно висящими в одну линию рамками. -Так ли уж не по вашей? И она выдавливает из себя улыбку. По привычке. -Ах, это… Скорее декоративная деталь, хотя в молодости я увлекался… Даже хотел стать психологом. Он встаёт с края кресла, на котором так вольготно располагался, подходит к столу и начинает неловко перекладывать бумаги, точно пытаясь разорвать тем самым цепочку мыслей у себя в голове. -…Ну а кем стал, вы и так знаете. Доктор оборачивается к ней, и в его ответной улыбке на долю секунды проявляется смутное сожаление, и ей кажется, что рука, сжимающая пухлую синюю папку, дрожит. -Впрочем, если у вас есть желание, могу порекомендовать прекрасного психолога. -Нет, благодарю вас, - она отрицательно машет головой.- Спасибо за консультацию. Она выходит из кабинета, не придерживая дверь, и ждёт, пока за спиной раздастся хлопок. Но слышит только звук собственных шагов. Всё так гладко и ровно в этом идеальном мире. Только если рамки в кабинете успешного известного доктора Джонатана Стаута висят как по выверенной до миллиметра линии, то это вовсе не значит, что обладатель этого кабинета чувствует себя так же, миллиметр в миллиметр на своём месте. А к психологу она ни за что не пошла бы. О чём она может ему сказать? «Вы знаете, причины моего беспокойства я не могу объяснить, они лежат в деле №348B под грифом «Совершенно секретно». Я только могу сказать, что я чувствую… Например, знаете, только недавно я поняла, как часто, оказывается, улыбаюсь… Когда эта улыбка на моём лице стала появляться с вымученным усилием. Ещё мне всё время снится человек, которого не существует…». … -Ты всё ещё здесь? -Не обманывай себя, я не уйду, пока ты сам этого не захочешь. Она улыбается, не заискивающе, и даже не с издёвкой, а просто с абсолютной уверенностью в том, что он никогда не сможет указать ей на дверь, и первый шаг на встречу так же сделает сам. И поэтому-то всё происходящее кажется ему трагикомедией, где он занимает роль загнанного в угол главного героя, на которого смотреть одинаково больно и смешно. Только то, что они оба осознают, что просто так нити не разрезать, не значит, что они понимают, что с этим делать дальше. Он подходит к ней, проводит указательным пальцем по её скуле, наклоняется и нежно целует её в шею. И она слышит тихий шёпот, чувствует его щекотку кожей до мурашек. -Я не хочу. Хлопок двери, издалека, такой тихий… Её прикосновения горят на коже. Застывшее вне времени эхо переворачивает мир с ног на голову. Вселенная за одну секунду успевает сколлапсироваться в точку, в одну строку, в фразу, чтобы с пропущенным сердцем новым ударом опять расшириться. … Он просыпается и видит Оливию рядом с собой на кровати. Она сидит, обняв завёрнутые в одеяло коленки, и смотрит на него тем самым взглядом, который говорит "Я всё знаю". Они как загнанные в угол, как обречённые утешаться игрой в «счастье». И это больно. Больно, потому что она - единственная, кто видит его насквозь. Единственная, кто лучше всего знает то, чего не должна - о чём он думает сейчас. Но где-то есть ещё та, другая, которой сняться такие же сны. Над кромкой города, на самом горизонте проскальзывают первые лучи рассвета... … The End. …