Быть смелее

— Да ладно, Родион, я помогу вам убрать здесь, — едва заметно улыбнувшись, произнесла Лаврова, вставая со стула и набирая в руки грязную посуду. — Все уже разошлись, — будто пропустив мимо ушей ее слова, проговорил Долгов. — Я думал, вы будете первой, кто отсюда уйдет. — Почему же? — вздернула бровь Катя, но вряд ли курсант заметил этот жест, она уже успела отвернуться от него и направиться в кухню, но притормозила в ожидании ответа. Еще с утра, когда ребята сказали про его день рождения, она была слегка разочарована, что ее не позвали, но, кажется, этим мыслям даже сформироваться не получилось, так как она все-таки преподаватель. Субординация превыше всего. Хотя и нарушение правил было в ее стиле. — Ну… — замешкался Долгов. Лаврова поняла, что ждать скорого ответа не стоит, и решила оставить его одного ненадолго, пока сама отнесет посуду на кухню. Когда она вернулась, он уже заканчивал собирать мусор со стола в небольшой черный пакет и, кажется, не особо рвался дать ответ. — Ну?.. — подогнала его капитан полиции. — Честное слово, терпеть не могу, когда мямлят. Если не хотите отвечать — не отвечайте, только скажите об этом. Долгов поднял глаза, сжал покрепче пакет и расслабился, как по команде вольно. Ее последние слова он совершенно не понял, лишь услышал, что она к нему до сих пор на «вы». Это раздражало. Он не понимал, с какой стати, но когда Лаврова обращалась к нему так, в теле все сжималось. Казалось, что это абсолютно неправильно. Она — старше, что по возрасту, что по званию, но ее уважение к курсантам выше, чем у любого преподавателя. Дело не только в обращении, но и в интонации, в отношении. Тогда почему рядом с ней он чувствовал себя так… по-мальчишески? Перерос же уже детский максимализм, откуда взяться влюбленности в учительницу? Пожалуй, сейчас он понимал несчастного горе-романтика Черных. У Лавровой есть во что можно влюбляться. — Прошу, обращайтесь ко мне на «ты», — неловко проговорил Долгов, удерживая ее взгляд на себе. — Мне так комфортнее будет. Лаврова опустила взгляд, скрывая улыбку. Он ее веселил. Не как клоун, просто его неловкость поднимала ей настроение. А, казалось бы, самоуверенный нарцисс с комплексом папенького сынка, какая может быть неловкость? Она снова подняла на него свои глаза и с легкой ухмылкой выжидала, как всегда делает. Катя не отвечала на реплики сразу же, бывали случаи, когда она ждала, пока собеседник скажет что-то еще, ведь, как известно, тишина действует на мозги, дискомфорт вынуждает говорить, особенно преступников. Но Долгов молчал и просто смотрел на нее, снова крепко сжимая пакет. — К сожалению, я не могу ответить похожей просьбой, надеюсь, вы меня понимаете, курсант? — на последнем слове она сделала акцент, напоминая, что их связывают сугубо профессиональные отношения, на большее рассчитывать не позволено, и повода она не давала. Хотя, может, и были пара лишних фраз или прикосновений, но кто считает? — Понимаю, — сконфужено пожал плечами Родион и опустил взгляд, надеясь найти на столе какую-нибудь салфетку, которую упустил, надо было чем-то занять руки, это было по-странному необходимо, точно так же, как смять эти прекрасные немного бледные губы куратора своими. Он откинул ненужные мысли (постарался) и, ничего не сказав, прошел мимо Екатерины, чтобы поставить пакет с мусором у двери. Потом вынесет. — Но я серьезно, не обращайтесь ко мне так официально, — из коридора донеслись его фразы. Долгову было так легче — когда он не чувствовал на себе пристального взгляда. — Хорошо, Родион. Ему показалось, что ее голос, когда она произнесла его имя, смягчился, стал теплее. И в душе у него вдруг что-то кувыркнулось и рухнуло вниз тяжелым камнем, стало немного легче. — Ты так и не ответил на мой вопрос, — напомнила Екатерина, — почему ты считал, что я не останусь на празднование твоего дня рождения? Не хотел меня видеть? — Нет-нет! — воскликнул он, схватив ее запястье, неожиданно даже для самого себя. Рука была теплая, кожа нежная, отпускать не хотелось, но он быстро взял под контроль свои эмоции. — Не в этом дело. Я думал, что вам с нами будет неинтересно, и вы попросту откажитесь. — После своих слов он неловко отпрянул, высвободив руку. — А ты не привык слышать отказа? — вздернула бровь Лаврова, ухмыльнувшись. Эта фраза. Она обоим показалась максимально двусмысленной. «Отказа»… она может иметь в виду что-то другое, нежели предмет их разговора? Вдруг в памяти всплыл момент, как Катя погладила его по руке, Долгов снова смутился и постарался не додумывать дальше, а то сконфуженность только разрастется. — Ладно, — улыбнулась Екатерина, — не буду тебя дальше мучить. Если тебе некомфортно, что я осталась, то, пожалуй, пойду. Поздно уже, а тебе надо отдохнуть. Завтра же снова на учебу, курсант. Ему вдруг захотелось попросить ее остаться. Хотя бы на час (а может, и на ночь), но он счел это совсем уж наглостью, поэтому лишь безвольно кивнул, чем снова вызвал сдержанную улыбку куратора. Она поправила свои локоны и слегка склонила голову. Такой смелый был там, в кафе, а сейчас будто язык проглотил. Люди все-таки невероятно интересны, их внутренние переживания всегда вызывали любопытство. А так как у Кати всегда получалось распознавать эти самые переживания, она и стала хорошим следователем. Лаврова разбиралась в людях, видела их чуть ли не насквозь. Долгов проводил Екатерину в коридор и подал пальто. Без слов. Ему казалось, что если начнет говорить, то обязательно скажет что-нибудь лишнее и разрушит созданную атмосферу, которая вообще ни на что не была похожа. Он не понимал, что скрывалось в этих серо-голубых глазах, но был уверен, что пара-тройка чертей там точно водится. И ему хотелось познакомиться с ними поближе, но чуть позже. — В следующий раз будьте смелее, курсант Долгов, — выходя из квартиры, произнесла Лаврова. — Но я в кафе же… — Я не про кафе, — усмехнувшись напоследок, сказала она. И, как всегда, не попрощавшись, скрылась на лестничной площадке.