Король говорит

- Леруа, открывай! Утро Джей-Джея начинается с сильнейшего дежавю. За дверью вновь Яков. Он подозрительно оглядывает комнату, видит злополучный халат на кровати и кивает: - Все с тобой понятно. Джей-Джею все с собой не понятно. Он был бы рад, если бы Яков объяснил, что с ним не так, но Яков ничего не объясняет. Он торопит канадца и всячески пытается вернуть ему боевой дух. Которого нет. - Да что с вами такое? - морщится Фельцман. - Зашел с утра к Юре, у него синячищи под глазами и взгляд, как у Георгия в его худшие времена. Теперь еще ты. Джей-Джей вскидывается, услышав Юрино имя: - Что с ним? Может, Отабек его обидел? - Вот и я тоже так подумал, но он говорит, что все хорошо. Собирайся быстрее, а то еще опоздаешь. - Яков? Яков, послушай. Я теперь такой одинокий. - Так, все! Соберись. У нас соревнования. Можешь сесть в автобусе со мной и Лилией. Последнее предложение ни разу не следует из предыдущих, и Джей-Джей удивленно смотрит на Фельцмана. Тот быстро убегает, и Леруа остается один. В автобусе он намеревается сесть сзади, но Яков сдергивает его с места. - Ну, чего ты расселся? Лилия заняла нам места впереди. Они доходят почти до самой головы автобуса. Там Джей-Джей плюхается на место рядом с Лилией, которая брезгливо отворачивается к окну, Яков садится спереди. И конечно же, они не могут просто спокойно доехать до чертового катка. Через проход от них сидят Юра и Отабек. Казах что-то рассказывает. Наверно, что-то забавное. Джей-Джей глубоко вдыхает. Когтистая лапа Лилии быстро гладит его по руке и возвращается на колени хозяйки, как будто ничего и не произошло. Автобус заводится. Они в пути. От нечего делать Леруа начинает тарабанить пальцами по подлокотнику. - Не стучи, - тихо, но пугающе говорит Барановская. Джей-Джей ее побаивается, поэтому мгновенно прекращает. Он раскаивается в этом очень быстро, потому что теперь прекрасно слышит разговор Юры с Отабеком. Он сам не хочет, но жадно ловит каждое слово. Он придумывает по меньшей мере три остроумные реплики, которые заставили бы Юру смеяться, участвуй сам Леруа в их разговоре. Он все сильнее сжимает руками подлокотники. Хрясь! - и в его руке остается ручка от кресла. - Яков, Яков! - Джей-Джей зовет его и видит, как застывает спина Плисецкого, потому что за сегодня это первые слова канадца, которые он слышит. - А я тут... ручку сломал. - Ну что ж с ним не так? - Яков с трудом перегибается к ним назад и всплескивает руками. - Как ты вообще умудрился? - Да я случайно. И вообще, может, это не я. Да, точно, это все Лилия, - канадец заканчивает почти весело, но натыкается на взгляд Барановской, не предвещающий ничего хорошего, и мгновенно умолкает. Лилия отодвигает его и всматривается в Юру, сидящего через проход. Она неодобрительно цокает языком: - У тебя не волосы, а воронье гнездо. - Моя расческа... я, кажется, ее потерял, - говорит в свое оправдание Плисецкий, и Джей-Джей щурится, потому что знает, где она на самом деле. - И вообще, - Юра переходит в наступление, его голос отчаянный. - С этими волосами одни проблемы. Вот побреюсь налысо, будете все знать. - Будешь не только с глазами солдата, но и с такой же прической? - ласково спрашивает Отабек. Юра говорит, что да, но потом неожиданно мотает головой. Ему нравится сравнение его с солдатом, правда нравится. Он чувствует себя воином. И ему нравится Отабек, больше, чем нравится. Но почему-то сейчас Плисецкому плохо, когда должно бы быть все хорошо. У Юры не так много опыта, и когда его в очередной раз не хватает, он обращается к книгам и фильмам. В такие моменты он чувствует себя в незнакомой стране, как будто ему приходится учить как по учебникам то, что другие понимают интуитивно. Это не всегда работает (Плисецкий вспоминает о сексе как средстве отвлечения, и ему становится неловко), но чаще все-таки помогает. То, что с ним происходит сейчас, объяснению не поддается. По всем канонам, он должен быть счастлив. Они с Отабеком - это влюбленные, которые воссоединились даже несмотря на трудности и всякие там недоразумения. В фильмах если такие герои счастливы, они счастливы. Не бывает такого, чтобы после свадьбы по любви герой или героиня начинали необъяснимо расстраиваться только потому, что рядом с ними их любимый человек, а не... придурок, который отрывает ручки от кресел и абсолютно не умеет шутить. Когда Юра проговаривает это про себя, он что-то понимает, но легче от этого не становится. Ему никогда еще не приходилось принимать таких сложных решений в своей жизни. Юра зажмуривается и сжигает мосты: - Прости, Отабек, но нет. Я не солдат, а... принцесса. И потом еще раз, неуверенно: - Прости? Отабек сжимает руки в кулаки, но его лицо не меняет выражения: - Это... из-за Милы, да? - Да нет. Просто так получилось. Прости. - Это ты меня прости, Юра. Ты ни в чем не виноват, это все я. Отабек коротко сжимает его локоть и уходит куда-то в конец автобуса. Юра тяжело дышит. Во второй раз Отабека терять гораздо сложнее. Через пару минут Лилия объявляет, что ему все-таки нужно причесаться, и на негнущихся ногах он подходит к ней. Барановская проворно встает со своего места, отдавив Джей-Джею все ноги (а еще балерина!) и становится в проходе. Яков, сидящий спереди, берет Лилию за локоть, чтобы она не упала. Она скептически смотрит, но ничего не говорит. Леруа подвигается на ее место ближе к окну. Он сильно волнуется и сейчас на короля нисколько не похож. Юра присаживается рядом с ним. Оба смотрят в разные стороны, а друг на друга смотреть не хотят. Лилия спасает положение: - Сейчас найду свою расческу, и Джей-Джей тебя заплетет. Мне понравилось, как он сделал это в прошлый раз. Джей-Джей несмело улыбается. Лилия шарит в объемистой лиловой сумке. Достает оттуда... доску (?), удивленно смотрит на неё и возвращает назад. - Это не из Ноевого ковчега ли? - интересуется Юра, но Лилия мгновенно парирует: - Поосторожнее с языком, молодой человек! Я еще не настолько стара. Еще одна попытка - и на свет появляется пузатая бутыль с чем-то зеленым на дне. На третий раз она наконец находит расческу. При виде ее Юра стонет. - Господи, только не это! Ей же пытать можно. - Не говори глупостей. Прекрасная расческа, которую я, кстати говоря, купила специально для тебя. Она протягивает расческу Джей-Джею, но тот машет своей ручкой. - А ее куда девать? Юра улыбается, кажется, первый раз за день. Лилия закатывает глаза и отнимает у него эту ручку. После некоторых раздумий она запихивает ее в свою сумку, а Леруа берет наконец расческу и проводит ею по Юриным волосам. - Ай! Больно же. - Врёшь. И ничего не больно. Он продолжает распутывать Юрины волосы, и Плисецкий больше не жалуется. - Так вот в чем был секрет, - светским тоном замечает Лилия. - Надо было всего-то сказать, что тебе не больно, чтобы ты замолчал. - Нет! - протестует Юра. - Ты и правда больно дерешь, а посмотри, как это делает Джей-Джей. С нежностью. Делай выводы. Лилия если и делает выводы, то какие именно, не говорит. Закончив плести Юрины волосы, Леруа треплет его по голове. - Вот и все. - А поцеловать? - голос Плисецкого почти обиженный, и Джей-Джей, спохватившись, целует его подрагивающий затылок. - Хм. Значит, секрет был в другом. Поцеловать, говорите. Юра шумно протестует: - Ты все не так поняла, Лилия. У него просто сестра. - Сестра? Как же я сразу не догадалась. Ну, теперь все понятно. - Что именно ей понятно, Лилия снова-таки не говорит. Они наконец приезжают. Юра утаскивает Джей-Джея в уединенную комнату, чтобы поговорить наедине. Он припирает дверь стулом и долго не знает, с чего начать. Потом вдруг выпаливает, обиженно и с вызовом: - А я вчера в первый раз поцеловался. И мне понравилось. Джей-Джей, кажется, даже становится меньше ростом. - Поцеловался? Это хорошо. А раз еще и понравилось... Ну, я пойду? - его голос звучит тихо и жалко. Плисецкий продолжает: - Мне понравилось, но было не то, понимаешь? Его голос звенит, отдаваясь эхом в пустой раздевалке. - Слушай, Леруа. Я же теперь принцесса. Что они делают? Сидят в башнях запертые и ждут, пока их спасут, да? - Господи, нет, конечно, нет. Про что вам только рассказывают в этой вашей России? Принцессы вовсе не такие. Это я тебе как король говорю. Они... очень классные и храбрые. Могут сбежать из дома и стать охотницами на драконов. Или подружиться с драконом и жарить яичницу на его огне. Они путешествуют по миру и совершают подвиги. Они в какой-то степени как солдаты, только круче. Им необязательно брить голову, потому что у них есть эти охрененные светлые волосы. Но если они захотят побрить голову, то это тоже нормально! Принцессам не писаны законы, они сами пишут их для себя. Леруа никогда не старался сильнее, даже когда сочинял сказки для Анны. Леруа очень многословен. Он как бы пытается доказать, что Юра сделал правильный выбор и что принцессой быть стоит. Он долго думает над последней фразой и наконец неловко заканчивает: - А если только принцессе нужна помощь, то ей нужно только свистнуть, и я тут же... и король сразу примчится на ее спасение. Плисецкий встряхивает своими волосами и чуть слышно спрашивает: - А... королям, им бывает нужно спасение? Леруа думает о себе, думает о пустоте, которую Плисецкий за эти жалкие несколько дней смог полностью заполнить, и, не задумываясь, кивает. - Да, конечно. Господи, конечно. Он все еще кивает, когда его щеки касается неуверенная Юрина рука. Джей-Джей зажмуривается, и Юра медленно гладит его по щеке, треплет волосы, разглаживает брови. Леруа порывисто прижимает его к себе. Юра шумно дышит куда-то в его шею, пока Джей-Джей думает, какими именно аргументами убедить родителей, что им непременно нужно переехать жить в Россию - и чем скорее, тем лучше. Джей-Джей отстраняет от себя Юру и говорит: - Когда будет твое выступление, ничего не бойся. Все будет хорошо. А если на тебя полезут эти змеи, то король Джей-Джей поотрубает голову каждой из них. - У тебя нет меча, придурок, - Юра фыркает и возвращается в обьятия Джей-Джея. - Я буду запускать шляпу Якова, как бумеранг, и сносить им головы ее полями, - быстро находится Леруа. - О, или можно перерезать горло коньком. Любому, кто тебя обидит. - Какой же ты придурок. Невыносимый, сказочный придурок. Юра вжимается в Джей-Джея все сильнее, и они долго стоят обнявшись, а потом возвращаются ко всем. Первой подходит очередь Юриного выступления. Джей-Джей бешено улюлюкает и делает вид, что размахивает чем-то, судя по всему, мечом. Заметив, что Юра на него смотрит, Леруа притворяется, что перелазит через бортик. Плисецкий честно хочет рассердиться на этого олуха, но почему-то не получается. Начинается музыка, и он понимает, что что-то изменилось. Впервые за долгое время он не боится. Не то чтобы до этого он буквально боялся змей, конечно, нет, но страх того, что у него что-то не получится, что кто-то будет в нем разочарован, был. Так вот теперь он бесследно исчез. Плисецкий вспоминает, каково это - просто кататься, не думая о результате, и вспоминает, насколько это здорово. Юра катается, как будто его не видит никто. Ну или как будто его видит один только Джей-Джей. Когда музыка заканчивается, его ошеломляет град аплодисментов - он уже успел забыть, что кроме них двоих там был кто-то еще. Юра находит глазами Джей-Джея. Тот делает вид, что снимает что-то с головы. Наверняка корону. Потом выступает Леруа. Темы их программ очень разные, но сегодняшние их выступления наполнены глубоким внутренним сходством. Зрителям вдруг кажется, что они здесь лишние. Им немножко обидно, но и почему-то радостно - непонятно почему кажется, что они стали свидетелями чего-то большего, чем просто выступления просто фигуристов на просто соревнованиях. Лишними почему-то кажутся и аплодисменты, и пошлые выкрики поддержки, и плакаты, и - упаси Боже - плюшевые игрушки, брошенные к чьим-то ногам. Джей-Джей по-настоящему проживает свою программу, кажется, взлетает в своих прыжках до самого потолка, а когда его выступление заканчиваются, зрители восторженно выдыхают. Феноменально высокими баллами они оба сполна реабилитируются за провальные выступления предыдущего дня. Джей-Джей становится первым, Плисецкий, с совсем небольшим отрывом, вторым. Их уносит радостная круговерть - поздравления, интервью, объятия фанатов, и как-то так получается, что в следующий раз они видятся уже на пьедестале. Под вспышки камер они улыбаются друг другу, держа в руках свои медали, и Юра неожиданно шепчет: - Эй, Леруа! А слабо удивить всех сильнее, чем Свинка с Виктором на Кубке Китая? Джей-Джей сначала не понимает. Потом опять не понимает. Наконец до него доходит, и его губы сами собой расходятся в улыбке. - Осторожно, принцесса. Он приподнимает Юру к себе на пьедестал. Сынгыль, ставший третьим, давится своей бронзой, толпа изумленно ахает, но Юре с Джей-Джеем уже нет ни до кого дела. Они стоят и смущенно всматриваются в лица друг друга. Наконец Юра подается к Джей-Джею навстречу, встает на цыпочки и целует его в щеку, которая мгновенно багровеет. Этого ему хватает, и он неловко обнимает канадца. - Этого же, наверно, недостаточно, чтобы их удивить? - неуверенно говорит Юра, и Джей-Джей прижимает его к себе. - Этого более, чем достаточно, чтобы удивить меня. К тому же нужно же им что-то оставить на следующие соревнования. Юрино ухо, в которое Джей-Джей шепчет эти слова, моментально начинает гореть, и Джей-Джей целует это восхитительное ухо, и Юрин висок, и Юрины щеки, и снова и снова гладит его по голове, растрепывая то, что сам заплетал всего несколько часов назад. Наконец Плисецкий спрыгивает на свое место, и они вновь улыбаются фанатам, как будто ничего и не произошло. Все вроде бы идет хорошо, и тут Джей-Джею неожиданно не хватает дыхания. Он порывисто вдыхает, пытаясь все так же улыбаться. Перед глазами темнеет, его начинает подташнивать. Джей-Джей думает, что это нечестно, чтобы паническая атака пришла именно сейчас, когда его видят все. У ног Леруа уже разверзается пропасть, еще чуть-чуть - и он полетит туда, как на Гран-При, и пусть он знает, что это все не по-настоящему, и знает, что рано или поздно это пройдет, менее страшно ему от этого не становится. - Это еще что такое? Юра сердито смотрит на него и берет за руку, сжимая ее до хруста. Джей-Джей морщится от боли и с удивлением понимает, что ему стало легче. Не сразу, но проходит тошнота, звуки и свет мира вокруг становятся ярче и четче, пропасть отступает. Леруа хочется сказать Юре что-то в духе "Детка, когда ты со мной, мне не страшны никакие пропасти", но он не говорит этого, потому что услышит Сынгыль и потому что это правда. Потом ему приходит в голову еще кое-что. Он трижды сжимает руку Плисецкого в своей, как будто стучит. Он открывает рот, чтобы сказать: "Тук-тук-тук, Юра, открой", потому что это совсем не очевидно, но Плисецкий скашивает на него взгляд и быстро проговаривает: - Джей-Джей, черт побери, заходи. Джей-Джею становится очень радостно от того, что Юра догадался, и от того, что Юра его впустил. Его распирает эта радость, как будто он не Леруа вовсе, а какой-нибудь воздушный шарик, наполненный до отказа гелием. Он бы взлетел куда-то к потолку спорткомплекса, но Юра, крепкой хваткой вцепившийся в его руку, мешает это сделать. Им неудобно держаться за руки из-за разницы в росте и в высоте пьедестала, но Юра не только не отпускает его руку, а наоборот - с каждой секундой сжимает его ладонь все сильнее и сильнее. У Леруа от этого в груди разливается необъяснимая нежность, и еще ему хочется плакать, но короли не плачут, не когда на них устремлены взгляды всего мира, и потому он просто продолжает делать то, что делает. Стоять на пьедестале. Держать Юру за руку. И быть счастливым.