Make my heart a better place

— Кошки гуляют там, где хотят, — говорит Селина, и задорные искорки играют у нее в глазах, когда она бросает взгляд на Джима. Она разваливается на старом диване, и вытягивает ноги вперед, словно чувствует себя как дома. Джиму это не особо нравится, но ему остается только глубоко вздохнуть. — Ты не ответила на мой вопрос. — А какой был вопрос? — Селина заметно наглеет, будто бы напрашивается на грубость в ответ. Но Джим слишком хорошо умеет держать себя в руках; даже когда имеет дело с назойливыми девочками, время от времени забредающими к нему домой. Особенно, когда имеет дело с ними. — Почему ты приходишь сюда? Я думал, ты живешь в поместье Уэйнов. С Брюсом. — Брюс… — тянет Селина, опуская взгляд на одну из своих перчаток и начиная суетливо теребить ее. Джим понятия не имеет, что значит это ее тоскливо-усталое «Брюс», впрочем, не спешит и понимать: его мало интересует подростковые проблемы, когда по городу бегают преступники разной степени сумасшествия. — Ладно, можешь остаться на диване. Я принесу тебе плед. Селина больше не смотрит ему в глаза. Когда Джим возвращается с пледом и подушкой, она уже спит. С утра — диван пуст, комната тоже; никаких следов Селины. Только одинокое «спасибо» на оставленной на столе салфетке. \\ Джим не считает, сколько раз Селина ночует у него в гостиной, но со временем начинает понимать, что чаще, чем следовало бы. Не то, чтобы он категорически против, просто ему неудобно, непонятно и просто странно. Чем Селине Кайл, девочке с улиц, так полюбилась его квартира? И чего такого не хватает в поместье Уэйнов. Отвечать на вопросы сама Селина, разумеется, не спешит. Ни в самый первый раз, когда пробирается посреди ночи, — Джим в то время уже спит и натыкается на нее, свернувшуюся калачиком на диванных подушках, только утром, — ни в последующие разы. Сначала Джим злится, хоть и не показывает виду, потом понимает, что, возможно, она и сама еще не нашла ответов. Так или иначе визиты Селины привносят свой дискомфорт в его жизнь. И нет, Селина не мешает, не трогает руками вещи в его квартире, даже не забрасывает его настырными вопросами. Наоборот: большую часть времени она вообще молчит, а еще нервно теребит перчатки или замок кожаной куртки и украдкой бросает странные взгляд, когда думает, что Джим не видит. Иногда она даже предлагает какую-нибудь помощь, например, приготовить завтрак, но мужчина только отмахивается. Селина едва обиженно пожимает плечами и сигает в окно. Но все равно неизменно приходит снова. Пару раз Брюс спрашивает Джима, не видел ли тот Селину, потому что она не появлялась в поместье уже около трех дней, и Джим почему-то отвечает отрицанием. Будто, если он расскажет кому-то о ночных визитах Селины, он нарушит какую-то сакральную тайну, принадлежащую лишь им двоим. Ему, на самом деле, даже немного жаль Брюса, потому что тот, очевидно, скучает по своей подруге, поэтому, когда Селина снова появляется, он начинает их разговор с короткого: — Брюс искал тебя. Селина морщится, потом усмехается и соскакивает с подоконника, приближаясь к заветному дивану, к которому уже так успела прикипеть. — Соскучился, — Джиму кажется, что он улавливает крохи тоски в ее голосе и глазах, но уже спустя мгновение от нее не остается и следа. — Молоко есть? \\ Селину тянет в квартиру Джима как магнитом. Сначала, в первые разы, она говорит себе, что каждый раз — последний, и она больше туда ни ногой. Но время проходит, и она продолжает заглядывать на огонек, и обманывать саму себя уже не удается. Она чувствует, что хочет находиться рядом с Джимом, все сильнее и сильнее с каждым визитом, и, несмотря на то, что ей очень хочется наступить своим желаниям на горло, она не может. В поместье Уэйнов ей наоборот совсем не комфортно. Несмотря на то, что Брюс всегда ведет себя с ней тепло и приветливо, спрашивает все ли у нее хорошо и смотрит ей вслед, когда она покидает дом. Селине почти стыдно вести себя с ним таким образом, но она не знает, что ей делать. И уж тем более, что говорить, учитывая, что она никогда не была хороша в разговорах. Из-за этого иногда она проводит свои ночи не под чьей-то крышей, но на улице, прогуливаясь по пустынным дворам, изучая и так уже давно изученные окрестности Готэм-сити. В такие ночи она много думает, а потом срывается с места и бежит куда глаза глядят. А затем останавливается около какой-нибудь пожарной лестницы, ведущей в поднебесье и карабкается вверх, надеясь потопить свое нещадно бьющееся сердце в адреналине. Однажды, в одну из ночей, Брюс следит за ней, и когда она забирается на одну из крыш, он оказывается там парой минут позже. Его автомобиль мигает фарами далеко внизу. — Селина. Селина оборачивается, на лице не гнев, но раздражение. Она дергает головой и, перед тем как, перепрыгнуть на другую крышу, выдает колючее: — Отстань от меня, Брюс. Это ее «отстань», кажется, ставит окончательную точку в истории их отношений. \\ — Селина, отстань! Селина отстраняется: одновременно обиженная и пристыженная, а Джим смотрит на нее так, словно она только что отвесила ему звонкую пощечину, а не пыталась поцеловать. Хотя, может быть, стоило выбрать пощечину… Может быть, было бы не так больно. — Я в два раза тебя старше. Когда Джим произносит эту фразу, Селине становится больнее вдвойне. Словно бы ее ударили раз, а потом, для пущей убедительности, ударили второй, в то же место и куда сильнее. Словно бы раньше она не осознавала всего масштаба проблемы и только сейчас увидела ее полностью. Да, он действительно старше, и да, действительно намного. На что она вообще могла надеяться, когда ей нет и восемнадцати, а ему уже за тридцать? «Но возраст же не главное…» — тянет внутренний голосок очень вяло и тихо, будто боится самого себя, и Селина горько усмехается. Ну да, возраст не главное, но того, что гораздо важнее, у нее все равно нет. На ответные чувства от Джима не приходится даже надеяться. — Мне кажется, я влюблена в тебя, — говорит Селина негромко, сама удивляясь, как заставляет язык слушаться: еще никогда прежде они не говорила никому таких слов. Считала, что, возможно, никогда и не скажет. По крайней мере, не кому-то вроде Джима Гордона. — Я знаю, Селина, — Джим смотрит на девушку, пока та обхватывает руками согнутые ноги и кладет на колени подбородок. Она избегает его взгляда, слишком отчаянно, и мужчине даже кажется, что он видит на ее щеках румянец. Кто бы подумал, что девчонка вроде Селины Кайл может краснеть. Она слышит в голосе Джима все, что ей в общем-то нужно: растерянность и сочувствие, ничего кроме. И ей внезапно становится так противно и тошно от того, что Джиму ее жалко, что она подскакивает с дивана и выпрямляется в полный рост. Ей кажется, что ее сердце ухает куда-то вниз, а все внутренности скручиваются в единый узел, но она давит все эмоции к чертовой матери, и единственное, что ее действительно выдает — нервное сглатывание, когда она не позволяет себе разрыдаться прямо на месте. Она не говорит больше ни слова, хотя Джим участливо зовет ее по имени, будто что-то из сказанного способно все исправить. Она вообще только и делает, что хватает смятую на кресле куртку и отрывает захлопнутое окно. Напоследок она бросает на Джима долгий взгляд, он отвечает ей тем же, и даже позволяет себе улыбнуться. Но, несмотря на то, что ее сердце начинает трепыхаться, она только и может, что думать о том, как ей хочется сигануть из окна вниз. Разумеется, она этого не делает. \\ Незримой тенью Селина продолжает наблюдать за квартирой Джима, пускай больше и не позволяет себе подойти слишком близко (и уж тем более, снова заглянуть внутрь). Она старается делать все, чтобы живущий там мужчина не замечал ее, и ей даже кажется, что она с этим справляется. На самом деле, Джим видит ее, чувствует на своей коже ее взгляд, но не оборачивается. А потом он приводит к себе какую-то женщину, и Селина, тонущая в собственной ревности, едва ли не пожирает ее глазами. Она красива, пускай Селина не особо разбирается в красоте, и, пожалуй, смотрятся они вместе весьма неплохо. Если бы они были парой в каком-нибудь фильме, а не частью ее собственной жизни, Селина бы, может, даже порадовалась. Сейчас же взращивает в груди ненависть и до боли закусывает губу, не позволяя слезам проникнуть наружу. Не хватало еще плакать из-за какого-то мужика. Вместо этого она заставляет свои губы растянуться в ядовитой ухмылке отчаяния и отводит взгляд, когда Джим в квартире напротив подает своей даме бокал. Дама смеется, и Селина это видит, потому что не может не смотреть. Говорят, у каждого есть в жизни вещи, которые выше их сил; Селина Кайл никогда бы не поверила, что выше ее сил позволить себе отвернуться. Так она и сидит на крыше, не замечая ни внезапно усиливающегося ветра, ни капель дождя, стекающих ей за шиворот. Сидит и чувствует себя так, словно ее лишили дома. Дома, которого у нее никогда не было, но который она неожиданно для себя умудрилась найти. Джим говорит что-то даме в красном, и та улыбается, — странная улыбка, которую Селина не понимает, — а потом покидает зону видимости. Селина почти не обращает на это внимания, лишь, на мгновение отворачиваясь, меняет положение затекшей ноги, а потом вдруг ловит на себе чей-то взгляд. Ей это кажется, право слово. Или нет. Селина поднимает глаза. Джим смотрит на нее прямо, и девушке хочется послать все к чертям и прыгнуть с крыши вниз, и убежать куда-нибудь далеко-далеко. Она остается на месте. А вместе с ней почти останавливается и ее сердце, потому что в следующее мгновение Джим открывает ей окно. Селина уже знает, что не сможет в него не сигануть.