Жизнь может развернуться на пятачке. Иногда в нашу сторону, гораздо чаще — от нас, крутя задом и ухмыляясь: Пока-пока, милый, нам было хорошо вместе, правда?*
***
Бывают такие дни, которые начинаются с ясного солнца, чтобы под вечер разразиться страшной грозой. В эти дни как никогда задумываешься о том, что в этом мире все непостоянно, все безумно хрупко и недолговечно. А самая хрупкая вещь из всех — это счастье. Маленький Брюс и подумать не мог, что вечером чья-то безразличная рука в один миг сломает такой привычный для него мир. Его утро тоже было солнечным. Мальчик носился между комнат с моделью самолета, которую сам смастерил на прошлой неделе. Его чудесная машина успела залететь в отцовский кабинет, на пару мгновений приземлиться на кипе бумаг, пока юный пилот разворачивал обертку карамельки, которой его угостил пребывавший в добром расположении духа отец. Затем величественный самолет пролетел по коридору и нашел свое убежище в родительской спальне, где миссис Уэйн прихорашивалась перед вечерним походом в кино. Там мужественный пилот получил свою камуфляжную маскировку на щеках, носу и на лбу, нарисованную карандашом для глаз. Вылетев, наконец, из спальни, съехав вниз по перилам (пока никто не видит, грех было не воспользоваться таким шансом!), покружив по коридорам, маленький бумажный самолетик и его храбрый пилот направились на кухню. Альфред был занят приготовлением обеда, поэтому стоял спиной к входу, что позволяло бесстыжему маленькому летчику прокрасться к столу и слопать ложкой немного вишневой начинки для будущего шоколадного пирога. — Если вы думаете, что я не замечаю, то вы очень ошибаетесь, мастер Брюс, — Альфред медленно развернулся и посмотрел на мальчика, чуть нахмурившись. Заметив боевой раскрас мальчугана, он на мгновение усмехнулся, но потом снова собрался и нахмурился, — Обед через десять минут. Вы испортите себе аппетит. — Но эти вишенки в сиропе такие вкусные, — с виноватой улыбкой сказала вошедшая в кухню Марта Уэйн, которая тоже потянулась за ложкой. — Я рад, что они вам нравятся, мэм, — хмыкнул Альфред, и вернулся к готовке. Ему казалось, что иногда она слишком балует мальчика, но Марту было сложно винить, поскольку Брюс был её единственным сыном, ей было непросто заставить себя ругать его за шалости. — Иди, умойся перед обедом, мой летчик-сластена, — она чмокнула сына в макушку и отправила его умываться. До обеда день тянулся бесконечно долго, но дальше время будто ускорилось. Альфред оглянуться не успел, как прошел обед, и чета Уэйнов вместе с Брюсом спешно уехала на такси в кино. Миссис Уэйн выбирала фильм и очень радовалась предстоящей поездке. Брюс был настроен скептически в отношении кино, но отец пожурил его и сказал, что они должны сделать маме приятное и пойти на фильм, выбранный ей. Оставшись в одиночестве, мистер Пенниуорт убрал беспорядок, оставшийся после обеда, прошелся по жилым комнатам, убрал что-то там, что-то тут, собрал рассыпанные мастером Брюсом карандаши в гостиной. В лежавшем рядом альбоме красовался голубой самолет с пропеллером, летевший на фоне пёстрых квадратов, которые, очевидно, должны были изображать поля. Не смотря на обилие довольно достоверных деталей, рисунок все равно вышел трогательно-детским. Собрав, наконец, художества юного мастера, и отнеся их в его комнату, Альфред пошел на кухню, чтобы выпить чаю и почитать газету. От чтения интервью с мэром Джеймсом, его отвлек телефонный звонок. Услышанное на том конце трубки, заставило мужчину выронить чашку с чаем на пол. — Не может быть! — глухо выдавил он из себя, спустя пару мгновений молчания, — А мальчик? Он… жив? — Альфред чуть было не сказал «в порядке», но после такого нельзя было быть в порядке. В этом он убедился лично, примчавшись на место преступления так быстро, как только позволяла скорость машины. В горле образовался неприятный комок, когда он увидел желтую ленту и два тела, накрытых белыми простынями. Вдруг он заметил Брюса, мальчик сидел на пожарной лестнице, рядом с мужчиной, очевидно, детективом. Очевидно, детективом, который не понимает, что нельзя допрашивать ребенка, у которого только что на глазах убили родителей. Пенниуорт поймал подбежавшего к нему мальчика и обнял его, думая о том, что нужно поскорее отвезти его домой. Выслушав совершенно пустое, по его мнению, обещание новичка-детектива, Альфред с Брюсом пошли к машине. — Выше голову. Не смотри. Не давай им увидеть, как ты плачешь, — должно быть, со стороны это звучало бесчеловечно, но Альфред просто пытался заставить Брюса смотреть вперед, а не на то место, где безобразной лужей растекалась кровь его родителей. В машине по дороге домой Брюс дрожал, будто ему было холодно, и плакал. Он плакал так, как не должен плакать ни один ребенок — тихо-тихо, почти бесшумно и очень горько. Когда они вернулись в поместье, оно будто изменилось, и выглядело совсем не так, каким оно было утром. Тем вечером дом казался пустым, тихим, холодным и угрюмым. Брюс держался рядом с Альфредом, точно боясь, что тот исчезнет и тогда он останется совсем один. Мужчина понимал, что это несчастное создание, которое ещё утром было озорным и любопытным мальчишкой, просто необходимо уложить отдохнуть и напоить чаем. Только мысль о том, что сначала нужно позаботиться о Брюсе, не давала ему расклеиться. Наконец снявшего пальто мальчика он усадил на диван в гостиной и укрыл пледом. — Я сделаю чай, хорошо? — спросил он, присев перед парнишкой. Тот лишь прикрыл глаза вместо ответа, потому что ему было тяжело говорить. Но стоило Альфреду пойти на кухню, как Брюс встал, все ещё завернутый в плед, и пошел за ним. — Мне страшно. Одному, — слова давались мальчику с трудом, потому что от обилия слез уже начинала болеть голова. — Я здесь. Я здесь. Я никуда не ухожу, я просто хотел налить чай, — Альфред снова обнял его. Сделав чай, и вернув Брюса на диван, Альфред сел рядом и сказал: — Вам нужно поспать, мастер Брюс. — Я боюсь, Альфред! — мальчик снова задрожал и всхлипнул, — Я закрываю глаза и вижу его! Мужчина сам едва держался, чтобы не заплакать, но понимал, что должен собрать волю в кулак и уговорить мальчика поспать. Для забавных историй совершенно не было настроения, но Альфред всегда первоклассно умел притворяться. — А я вам никогда не рассказывал о том, что со мной приключилось в Индии, мастер Брюс? Лицо мальчика удивленно вытянулось, но он быстро понял, что Альфред просто пытается его отвлечь от дурных мыслей. И он был совершенно не против, поэтому помотал головой, как бы призывая продолжить историю. — Нас пригласили погостить в Британском посольстве, — он не стал говорить ни кого «нас», ни где находилось это посольство, ни правдива ли эта история, но это было не важно. — И одним из жителей этого посольства оказался самый настоящий слон! Хитрый проказник по имени Джордж. Мы сначала немного не поладили, это невоспитанное животное кидалось в меня переспелыми персиками, но потом нашли общий язык. Стояла страшная жара, и, конечно, подружиться нам помогла вода. Джордж полюбил меня после того, как я окатил его из шланга в особенно жаркий день. И он в долгу не остался, в день приема, только я собирался пригласить одну совершенно очаровательную леди на танец, как мой товарищ пришел и окатил меня водой, которую набрал в хобот. Все так смеялись тогда! Я был на него совершенно не в обиде — он сделал это по доброте душевной, да и в тот день было невыносимо жарко. — А что это была за леди? — тихо спросил Брюс, отхлебнув чай с медом. — Местная принцесса. Она была чертовски красива, в расписном наряде, который называется сари. — Почему же ты не женился на ней? — Потому что простой смертный не может жениться на принцессе, мастер Брюс, — грустно улыбнулся мужчина, — Но если вы когда-нибудь поедете в Индию и встретите её, то передайте ей от меня привет. — Обязательно передам, — немного успокоившись, ответил Брюс и закрыл глаза. Он все ещё нервно вздыхал, но все тише и реже, пока совсем не уснул. Альфред тяжело вздохнул, чувствуя острую необходимость утопить все случившееся за день в чем-то очень крепком, а ещё он чувствовал, что спящий мастер Брюс уронил голову ему на плечо, поэтому стало ясно, что сегодня он никуда не сдвинется с этого дивана, если не хочет потревожить таким трудом усыпленного ребенка. За всеми этими мыслями Альфред и сам не заметил, как уснул. Как внезапно всегда кончается гроза, так и этот страшный день оборвался совершенно неожиданно, оставляя после себя кучу нерешенных вопросов и проблем, с которыми только предстояло разобраться.