You can't forget what you have to love

      На войне не до любви. Во время апокалипсиса тем более, и поэтому Аарон позволяет себе забыть, что у него есть Эрик и становится тем, кем должен — солдатом. Без чувств, без привязаностей. Особенно теперь, когда слишком много Рика и его проблем, слишком много Нигана и его проблем, слишком много проблем. Где здесь быть любви, когда ты не можешь никогда сказать точно, вернешься ли сегодня домой, ляжешь ли спать в своей кровати. Он хочет вернуться в Александрию. Но он забывает про Эрика.       Он не видит парня слишком долго, чтобы еще помнить, что он его парень. Если Аарон дома, то Эрик может и не появиться, оставшись в мед.пункте и что-то там делая. Если честно, Аарон никогда его не спрашивал. Он ставит себе четкое указание — сперва наладить жизнь! Как он может думать только об Эрике, когда Мэгги ищет своего мужа, когда Александрию атакуют ходячие или случается еще какая неведомая дрянь, что думать об Эрике кажется первостепенным эгоизмом. Но когда Аарон смотрит на Мэгги, он думает, что совершает ошибку. Но проблем все равно еще слишком много.

***

      Девятое февраля, девять часов вечера. Он вспоминает эту дату, когда бита Нигана проносится в сантиметре от его лица. Тогда он впервые встретил Эрика. Потерянного и испуганного, отчаявшегося, можно сказать. Он повредил ногу, еле плелся, а за ним, чуя запах, плелись ходячие. Аарон тогда возвращался в Александрию.       Двадцать четвертое марта. Полночь. Вот когда они поцеловались. Сейчас Аарон думает, что он сделал все правильно. Они так сблизились с Эриком, парень помогал ему с мелкими просьбами, а потом они сидели допоздна, пили или ели что-нибудь, вспоминали прошлую жизнь. В тот день Аарон вывихнул плечо, и Эрик помог его вправить, а потом еще долго сидел и рассказывал какие-то нелепые истории, чтобы просто поднять настроение. Аарон понимает, почему выбрал его. Вот теперь он понимает, что никого другого он бы не выбрал вместе. Ведь в Эрике было что-то особенное, что-то, что ему понравилось. Что-то, что он полюбил. И Эрик ему ответил.       Он смотрит на обмотанную проволокой биту и впервые за долгое время осознают, что хочет вернуться не в Александрию, а к Эрику. Это осознание прошибает его током, и он закрывает глаза, закусывая губу и думая о том, что не хочет оказаться под ударом. Так эгоистично хочет вернуться домой. Ведь если он сейчас умрет, Эрик так и не услышит повторенное миллион раз «я люблю тебя», а будет смотреть на могилу и вспоминать, что Аарон его разлюбил.       Аарон не разлюбил. Не разлюбит. Никогда.

***

      Он смотрит на Мэгги и так эгоистично радуется, что это был не он. И не Эрик. Что у них еще есть время быть вместе. Но у Мэгги его нет. И больше не будет.       Аарон вбегает в комнату, выхватывает Эрика из рутины работы и целует, жадно, страстно, словно в первый и последний раз.       — Вау, — выдыхает Эрик парню в губы, и улыбается. Боже, он мог бы лишиться этой улыбки. Он мог бы избавить Эрика от улыбки. — Что произошло?       — Я понял, что люблю тебя, — он притянул его к себе и уткнулся носом в шею. — И я больше не оставлю тебя, никогда, Эрик, клянусь. Я так люблю тебя, боже, я так хотел вернуться к тебе.       — Мне казалось, что это прошло, — Аарон уловил обиду и непонимание, отчаяние, которым жил Эрик последнее время и проклял себя за это.       — Не прошло. И не пройдет. Если я и буду сражаться за мир, то за мир, где есть место для нас с тобой, где есть мы, иначе, что это будет за мир?       Эрик улыбается. Аарон тоже.       В такие времена они так эгоистично счастливы.