***
Санс разлепил глазницы. Как-то слишком темно и тесно, конечности затекли от странной позы. Сообразив, в чём дело, он стал выпутываться из кокона одеяла, в котором лежал прямо на полу возле матраца. Наконец выбравшись, он широко зевнул, почесав рёбра, и оглядел комнату в поисках своей толстовки. Однако, он не обнаружил ни её, ни носков, обычно валяющихся по всей комнате, ни даже торнадо в углу. Ах, ну да. Папайрус же устроил вчера стирку-убирку и собрал все грязные вещи, включая те, что были на самом Сансе, чуть ли не насильно его раздев. Скелет печально вздохнул, подумав, что вещи ещё, наверное, не высохли, взял первое, что попалось под руку, из комода и направился в ванную. После холодного душа Санс надел чистую одежду, бегло осмотрев себя в зеркале. Нда, ну и наряд получился. Скелет даже не мог вспомнить откуда в его гардеробе была эта одежда. Тёмные узкие бриджи на резинке и чёрная футболка с изображением галстука-бабочки под горловиной и воротника, как на пиджаке. И розовые тапочки. «Не хватает только цилиндра» — сам себе усмехнулся Санс и направился на кухню, откуда уже давно по всему дому разнеслись приятные запахи. Он уже традиционно открыл рот для утреннего каламбура, но тут же прикусил язык, во все глаза пялясь на брата. Он стоял лицом к нему, в своём привычном фартуке, но... на голые кости. — О, Санс, встал наконец, — звонко, в своей привычной манере проговорил Папайрус и вновь развернулся к плите. Санс рефлекторно выставил вперёд руку, прикрывая срамоту брата. Впрочем, взгляд он так и не отвёл и увидел сквозь костлявые пальцы вовсе не обнажённые косточки грудной клетки, позвоночника, таза, а вполне прикрытые одеждой, просто фартук длиннее шорт, а белая майка слилась с цветом костей. Эх, а так хотелось… Низкорослый помотал головой, потряс над ней рукой в воздухе, отгоняя все неправильные, дурацкие мысли, и вслушался в слова незамолкающего Папайруса, садясь за стол. — И как ты можешь столько спать? Я уже приготовил завтрак, а до этого успел сходить в магазин. Кстати! — высокий скелет поставил на стол блюдо с ароматными, золотистыми блинчиками и две пиалы: со сметаной и мёдом. — Посмотри, что я купил! — он достал прозрачную коробку из пакета и с абсолютно счастливой улыбкой протянул её брату. Санс взял коробку и с интересом осмотрел содержимое. Это были небольшие пеньковые свечи. Белые, с узором маленьких бело-жёлтых цветов по бокам. На этикетке практически нечитаемым курсивом было написано "жасмин". Санс видел этот цветок разве что в книгах и знал только то, что люди любят пихать его запах во всё подряд. — Хех, ну и зачем? — спросил он, возвращая коробочку, и потянулся к очень аппетитно выглядящим блинчикам. — Потому что они очень вкусно пахнут! — радостно пролепетал младший. — Ты понюхай, — он начал открывать упаковку. — Не, бро, у меня ведь даже носа нет. Папайрус страдальчески закатил глаза на очередную несмешную шутку Санса и отложил свечи в сторону. Он поставил на стол две кружки свежезаваренного чая, снял фартук и тоже сел завтракать. — Очень вкусно, бро! — говоря это сегодня, Санс нисколько не врал, блинчики действительно были вкусными. — Почему вдруг не спагетти? — Я нашёл в Андернете замечательный кулинарный сайт и решил попробовать несколько рецептов оттуда. Хотя спагетти они готовят абсолютно неправильно! Санс лишь усмехнулся, макая очередной блин в сметану. После завтрака он дошёл до дивана, привычно плюхнулся на любимое место с краю и щёлкнул кнопкой питания на пульте от телевизора. В тот же момент всё потемнело. В буквальном смысле. Свет куда-то пропал, причём не только в комнате, но во всём доме и, кажется, даже за его пределами. — Санс, — опасливо протянул Папайрус, который до этого преспокойно мыл посуду, и спросил, выделяя каждое слово: — Что ты сделал? — Бро, это не я, честное скелетонское. Я подумал это только у меня глаза лопнули, — нервно хикикнул он. — Аргх, святая Гвардия, Санс! Хотя бы в такой ситуации можешь ты обойтись без своих дурацких шу… Уайх! — раздался глухой стук, болезненный стон и короткие ругательства. — Чёртова Надоедливая Псина! Санс, слепо шаря руками в пустоте, пробирался к кухне, ориентируясь на звук шипящего Папайруса. — Папс, ради того, чтобы я перестал каламбурить ты уже готов костьми лечь? — Перестань, Санс! — голос высокого скелета неожиданно раздался совсем рядом. Так неожиданно, что шутник не успел затормозить и врезался в брата, падая сам и заваливая его за собой. Снова грохот костей. Низкий скелет потёр зубы, которыми гулко ударился о какую-то из костей брата. Заинтересованный, он стал ощупывать её под ворчливую тираду Папайруса о том, какой брат неуклюжий, разносящуюся откуда-то из-за спины. Кость была довольно широкой, длинной и почти бархатистой на ощупь. Дальше, после сустава, кости было уже две, потоньше. О, это определённо нога. Санс усмехнулся от обширности собственных знаний анатомии скелетов. — Санс! — уже немного гневно воскликнул Папс. — Убери уже свою ногу из моей грудной клетки! Низкорослый удивлённо подавился собственным смешком. Она и в правду была там? Пошевелив конечностью, скелет понял, что да, правда. Санс опустился обратно на бедро брата, его короткие похихикивания переросли в смех несдерживаемый, истерический и очень заразный. Отсмеявшись, оба скелета, наконец, выбрались из этой дикой позы. Папайрус нащупал возле плиты спички и зажёг пару свеч, по кухне тут же разлетелся сладкий запах жасмина. Теперь стало возможно хотя бы силуэты видеть и не врезаться ни во что. — Итак, что произошло? — спросил он, поворачиваясь к брату и держа на каждой ладони по источнику света. — Без понятия, Папс. Раз электричества нет, полагаю, что-то с Ядром. Одолжишь телефон? Папайрус утвердительно кивнул, повернулся и оттопырил таз назад, к Сансу. О, боги, каким неоднозначным был этот жест! Старательно отгоняя наваждение, низкий скелет потянулся к так услужливо подставленной части тела и вытянул широкий, чуть потёртый телефон из заднего кармана шорт брата. «Чёрт, Папс, ни за что не поверю, что ты не мог достать его сам!» — подумал Санс, когда, словно ошпарившись, отдёрнул руку с зажатым в ней гаджетом. — Я позвоню Альфис, — коротко бросил он, прежде, чем ретироваться в гостиную. Папс пошёл за ним, чтобы осветить путь. Сотовая связь, к счастью, никуда не делась и уже через несколько секунд Санс услышал взволнованное «Алло» из динамика. — Хей, Альф, что слу… — Ох, С-санс! Я знала, что т-ты позвонишь. Конечно, ты не мог не п-позвонить, ты же в Сноудине. В Сноудине не могли не заметить. Сноудин сейчас, вероятно, в полной, пугающей, кромешной темноте! — на последней фразе ящерица почти взвизгнула в панике, не обращая внимания на пытающегося успокоить её скелета. — Королевская Учёная Альфис! — чуть прикрикнул тот, вырывая её из паники. — Успокойся, дыши ровно. И скажи мне уже, что случилось. И Альфис сумбурно начала рассказывать что-то про Ядро, про потрескавшуюся от времени изоляцию на проводах, про то, что нужно заменить предохранители, и с каждым новым предложением она всё меньше заикалась и паниковала. Санс слушал её внимательно, изредка поддакивая, но на самом деле его волновало только одно: — Это не опасно? — А? А, нет, н-не думаю. По крайней мере Ядро взорваться не должно, — нервно хихикнула она. — Я постараюсь починить всё к-как можно быстрее, н-но вам придётся какое-то время побыть без света. П-прости. — Ничего, переживём. Тебе помощь нужна? — Н-нет, спасибо, Санс, я справлюсь. Не оставляй Папайруса. Скелет хмыкнул. — Если что — звони. Покеда, — и сбросил вызов, не дожидаясь ответа учёной. Он осмотрел гостиную. Одна свеча, тонко очерчивая интерьер, стояла на столике рядом с камнем-питомцем. Папайруса не было ни здесь, ни в кухне, куда заглянул низкорослый. Он развернулся, чтобы пойти в спальню брата, но заметил приоткрытую входную дверь. Выйдя на улицу, он увидел брата, прикрывающего рукой свечу от несуществующего ветра и устремившего взгляд куда-то вверх. — Я думал если выключить весь свет в городке их будет лучше видно, — спокойно, с еле различимой толикой разочарования, проговорил Папайрус, когда Санс подошёл к нему и тоже поднял взгляд. — Так было бы с настоящими звёздами. Ещё несколько минут они стояли на морозе в тишине, пока Папс, взяв свободной рукой брата за плечо и смотря ему прямо в огоньки в глазницах, не сказал: — Санс, я знаю, что тебе нравятся звёзды и я тебе обещаю, когда мы выберемся на поверхность, я обязательно найду место, откуда их видно лучше всего, и отвезу тебя туда на своём прекрасном автомобиле! Нье-хе-хех! Первые секунды Санс удивлённо взирал на полного энтузиазма брата, затем тихо прыснул в кулак. — Конечно, бро, конечно… Только сомневаюсь, что тебе удастся найти звезду ярче той, что я постоянно вижу, — это прозвучало для Великого Папайруса почти как вызов. — И что же это за звезда такая? — сощурившись, спросил он, морально готовясь к очередной шутке Санса. — Ты, конечно, — бросил тот через плечо и ушёл обратно в дом. Папайрус смотрел на закрывшуюся за братом дверь, не до конца понимая, что только что произошло. Он перевёл взгляд на свечу на своей ладони. «Это что сейчас был флирт?!» Стоило Сансу закрыть дверь, как он залился краской и звонко стукнул себя ладонью по лбу. Это что сейчас за порыв, блин, был? Шумно выдохнув, скелет прошёл вглубь комнаты, от чего огонь свечи на столике слегка покачнулся, и вновь плюхнулся на диван. В дом вернулся Папайрус, разуваясь, он спросил: — Ты узнал в чём дело? — А, да, — Санс кинул рядом с собой телефон брата. — Что-то там с проводами или предохранителями, или типа того. Какое-то время придётся посидеть без света. — Отлично! — обрадовался высокий скелет. — Великий Папайрус знал, что свечи пригодятся, потому и купил их! — Но, бро, у нас уже были свечи. Папайрус на секунду застыл, будто опомнился, но быстро нашёлся что ответить: — Свечей много не бывает, ньех! Давай, ленивые кости, поднимайся, будем дом освещать, темнота такая, хоть глаз выколи, — он замолчал, вдруг осознав, что сморозил неплохую шутку, учитывая, что они оба скелеты и у них нет глаз. Санс начал смеяться, не то над самой шуткой, не то над тем, что она была от Папса. Тот страдальчески застонал, всё же улыбаясь, и добавил: — Найди свечи, Санс! Он ушёл на кухню, за оставшимися ароматическими свечами. Санс лениво сполз с дивана, взял со стола свечу и уже с ней заглянул в тумбочку, полную хлама, который им обязательно когда-нибудь понадобится. Отыскал там приличных размеров упаковку чайных свеч, вернулся к столу и разорвал плотный полиэтилен островатыми фалангами пальцев. Папайрус вернулся, зажёг друг о друга свечи и вместе они расставили их по всему дому. Впрочем, в комнатах они оставили всего по одной-две свечи, всё остальное расставили в гостиной по полочкам, тумбочкам и полу. Сладкий запах всё больше наполнял непроветриваемое помещение. Стало заметно светлее, чуть уютнее и капельку романтичнее. Не хватало только лепестков роз, вина, и музыки скрипки на фоне. Прямо как в сопливых Меттатоновских мелодрамах, что так нравятся Папайрусу. — Чем займёмся, бро? — развалившись на диване и закинув руки за голову, Санс рассматривал лицо брата, залитое мягким, тёплым светом, пока он сосредоточенно пытался разместить в строго симметричном порядке три свечи на сансовой книге с каламбурами. — Полагаю, вариант «ахриненно поспать» тебя не устроит? — Конечно не устроит, день только начался! Мы могли бы… поиграть во что-нибудь? — Ага, в жмурки, — хохотнул Санс. — Можно даже глазницы не завязывать. На самом деле первое, что пришло ему в пустую черепушку — карты. Не без интереса, разумеется. Но все знают, к чему приводят игры в карты со ставками, вдвоём, в полутёмной комнате, а Санс этого допустить не мог. Ну, разве что в какой шальной мыслишке. — В жмурки мы тут все свечи снесём, — явно не услышав сарказма в словах брата, проговорил Папайрус. — Но мы можем сыграть в прятки! «Серьёзно?» — только и успел подумать Санс.***
— Не могу поверить, Санс! — Папайрус, гневно размахивая руками и стараясь не вляпаться в расставленные повсюду свечи, шёл к дивану. Санс лениво спускался по лестнице. — Я думал ты меня ищешь, а ты просто взял и уснул! Я тут пытаюсь сделать хоть что-то, чтобы этот долбанный день не пошёл Тэмми под хвост из-за какого-то там электричества, а ты… А ты! — скелет с рыком запустил небольшую диванную подушку прямо в лицо брату. Тот пошатнулся от удара и не успел ничего сказать, потому что в него летело ещё две. Увернувшись, Санс перевёл удивлённо-заинтересованный взгляд с подушки в руках на брата. Тот сначала хмурился, но поняв, что у него закончились снаряды, опасливо смотрел на низкого скелета. Что ж, вызов принят. Санс, делая вид, что он крайне возмущён, отправляет думку обратно, разумеется, не в полную силу. Младший, взвизгнув, поспешил убраться с дивана, но на полпути к кухне его останавливает пролетевшая прямо перед глазницами подушка и эта секундная заминка стоила ему одного проигранного очка. Но Великий Папайрус не был бы таким великим, если бы сдался сейчас, поэтому он снова собирает снаряды и, уже смеясь, обкидывает брата. — Шестнадцать - пять в мою пользу, — отдышавшись, сказал высокий скелет распластавшемуся звёздочкой по полу Сансу. Затем он поднялся и, иногда переступая через него, зажёг свечи, потушенные в ходе перестрелки. — Так и будешь там лежать? — спросил он, закончив. — Да, бро. Я совершенно выбит из колеи, — дыхание Санса уже достаточно восстановилось, чтобы он смог произнести каламбур ровным голосом. Папайрус закатил глаза. — Этот был ещё хуже, чем про отсутствие носа, — как ни странно, спокойно произнёс он, поднимая брата и направляясь с ним к дивану. — Простудишься. Он усадил низкого к себе на колени, откинувшись на спинку дивана, и сцепил руки в замок там, где должен быть живот брата. Раньше они часто так сидели, смотря телевизор или лепя новогодние игрушки, ещё до Королевской Гвардии, когда было больше свободного времени. А ещё раньше, когда Папс ещё не перерос брата, он сидел так на коленях старшего и увлечённо рассматривал картинки в детской книжке, что Санс решил ему почитать. Да, тогда он был не таким ленивым… А сейчас вот развалился на Папайрусе, как в кресле, закинув голову на его плечо и безвольно свесив руки, и, кажется, собирался уснуть. Папайрус невольно предался воспоминаниям о прошедших днях, а тишина, полумрак комнаты, сладкий цветочный аромат и тепло родного тела рядом наполняли его лёгкой светлой грустью. Он сильно сжал брата в объятьях, склонив лицо к плечу. Санс резко и чуть шумно выдохнул — дышать со стиснутой грудной клеткой было сложно. — Папс, ты чего? — спросил Санс, разглядывая гладкий череп на своём плече. — Я не знаю. Просто мы так мало времени проводим вместе. Вот так просто, не за какими-то обязанностями, не за обедом или ужином… — Высокий скелет мягко, словно успокаивая самого себя, поглаживал брата по рёбрам через ткань футболки, тот даже не сразу заметил эти движения. Он извернулся в кольце рук и сел лицом к брату. — Хей, хей, и давно ты так меланхолишь? — Месяца два, наверное, — тихо ответил Папайрус, даже не задумываясь. Санс хлопнул глазницами. Он, конечно, спросил это, но такого точного ответа не ждал — вопрос был риторическим. Он взял лицо брата в ладони, старательно игнорируя его пальцы, бегающие по нескольким позвонкам, и продолжил свою мысль: — Мог бы просто попросить. Ради тебя я всегда смогу найти свободное время, — сказал тот, кто обычно вообще ничего не делает. Тем не менее, сказал искренне, глядя прямо в яркие огоньки в глазницах. Лицо младшего было слишком близко к лицу Санса, хотя последнего это не напрягало, он лишь хотел, чтобы его любимый братишка, его Папайрус был счастлив и улыбка не меркла на его лице. Наверное, именно поэтому он не отстранился, когда кончик оранжевого языка осторожно коснулся его зубов, а лишь открыл рот и позволил этому произойти. Поцелуй был лёгким, робким, оба брата словно спрашивали друг у друга «можно ли продолжить?», а не получая в ответ ничего кроме очередного витка вокруг языка, воспринимали это как разрешение — поцелуй углубился. Ставший уже приторным запах свечей туманил разум. Теряясь в ощущениях Санс медленно и бездумно шарил руками по шейным позвонкам, плечам брата, касался крайними фалангами его лопаток так, будто искал на костях шероховатости и неровности. Елозя под футболкой вдоль позвоночника и по рёбрам, пальцы Папайруса всё сильнее прижимали тело брата, будто боясь, что Санс сейчас встанет, уйдёт и не позволит больше ощущать прекрасную гладкость его костей. Двухцветная слюна уже стекала по подбородку высокого скелета, когда он отобрал у брата свой язык и, глядя на него затуманенным взглядом, хрипловатым от долгого поцелуя шепотом спросил: — Санс, что мы делаем? — Хаа… Я не знаю? — не то ответил, не то спросил он таким же хриплым голосом. — Если тебе не нравится, мы можем… — Стал бы я тебя целовать, если бы мне не нравилось, — перебил его Папайрус, проводя носовой впадиной вдоль скулы. Санс подавил приятную дрожь. — Тогда давай спишем это на эти дурацкие свечи, — предложил он и, не ожидая более ни секунды, вновь втянул брата в поцелуй. Скелеты игрались, перехватывали друг у друга инициативу, иногда мягко покусывали чувствительную магию. В один момент Папайрус скользнул языком по челюсти Санса, весьма не многозначно притянул его за бедренные кости к себе ближе и вкрадчивым, обжигающим шёпотом произнёс в шейные позвонки: — Мне хочется больше. Сладкая дрожь пробежала по хребту Санса, заставив его мысленно страдальчески застонать, но вслух он лишь шумно выдохнул, утыкаясь лицом в ключицы. Он схватил руки высокого скелета, оторвал их от своего таза и пытался восстановить судорожное дыхание. — Папс, мы... мы не можем, — наконец проговорил он. — Ты не хочешь? — скрывая разочарование в голосе, спросил Папс. — Нет, я... Угх... Это неправильно! — почти взвыл низкорослый от переполняющих его противоречивых чувств. Он хотел, ещё как хотел. И уже очень давно, но чёрт возьми! — Мы братья, Папс, так нельзя, — выдаёт он самый сильный, если не сказать единственный, аргумент. — Мы никому не скажем, — шепчет прямо в душу Папайрус и об этот шёпот разбиваются все аргументы: высказанные и нет. — Как мне потом в глаза тебе смотреть? — спрашивает Санс скорее у самого себя. — Сможешь как-нибудь, куда ты денешься? — усмехается. — А пока... давай спишем всё на эти дурацкие свечи? — спрашивает, улыбаясь, Папайрус и бездействует, ждёт ответа. Руки, что уже давно не стискивают крепкие запястья, поползли вверх по бархатистым предплечьям, затем вниз по бугоркам рёбер, легко нашли пути под майку и к позвоночнику с внутренней стороны грудной клетки. Санс двигал ими медленно и едва касаясь брата, создавая тем самым приятное щекочущее чувство. Добравшись руками до узкого таза, он на пару секунд замер, будто ставил последнюю цифру в решении огромной, сложной своей простотой задачи. — Чёртов жасмин! — коротко рыкнув, выругался он и, путаясь в собственных пальцах, полез расстёгивать шорты Папайруса.