***
У Тсуны в руках свежие купленные цветы (хотя он не уверен, что не сорвал их с близстоящей клумбы полусухих растений), а на голове привычное перекати-поле из детства. На безымянном пальце никаких пожизненных оков — всего лишь его любимое-спасибо-мафия. В кармане пиджака же теплые вязанные кровью варежки, потому что, ну — вдруг холодно, вдруг надо, вдруг здесь? Он поднимает глаза — или же опускает? — видит перед собой огромную, будто бездонную, яму, а также кучу рыхлой и мокрой от дождя земли. Призадумывается, хмурит брови, бросает равнодушный взгляд на множество людей в официальном костюме. Вновь думает, молчит, не спрашивает — а кто умер-то? Тсунаеши раздраженно кривит губы — пиджак отчего мокнет, особенно на уровне груди, хотя на небе ни одного облака — видимо, ушло, видимо, не надо. Савада видит много знакомых лиц, как и множество незнакомых и вновь смотрит. Хаято вон, например, упал на колени прямехонько возле пустого ящика и, похоже, надрывает горло, но Тсуна не уверен, потому что не слышит. Ямамото же стоит за спиной Урагана, сгорбившись, и почему-то без своей вечной биты-оружия, и Савада, как самый ответственный босс, хочет, вот прямо хочет (вообще-то просто обязан) спросить, типа, эй, какого черта, мы что, на курорте или в мафии? Вообще-то Тсуна даже удивлен видеть всех своих хранителей в сборе — а кто умер-то? Серьезно, сегодня что, такой важный день? Хотя нет, погодите. Кея. Где Кея? Тсунаеши осматривается по сторонам, сжимает полусухие цветы и замечает в тени дерева человека. Вновь кривит губы, вроде шепчет, а вроде и нет — зачем явился? за чью смерть будешь радоваться по-своему? кого забудешь и выкинешь из головы вот прямо сразу же после-всего-а-кто-умер-то? Не Савада Нана же, которая скончалась два года назад от пулевого ранения, и не отец, который ушел, не смерился, ударил в лицо и просто исчез из жизни сына? Ну, эй, Тсуна тогда вообще-то тоже не смог защитить, чего сразу бить-то? Лучше тогда насмерть и до конца, чего уж там. Серьезно, а кто умер-то? Савада подходит ближе к ящику и бросает мятые цветы, которые отчего-то тут же пропадают из виду. Люди рядом плачут, завывают в голос, а кто-то даже победно ухмыляется — хотя Савада не уверен, сегодня его что-то подводит слух. И, хэй, где же тогда его хваленная интуиция? Когда они заколачивают пустой ящик с цветами в нутре, Тсунаеши думает, что все окончательно сошли с ума. Когда ящик опускают глубоко-глубоко и засыпают рыхлой землей, он готов даже рассмеяться такой абсурдности, но что-то не хочет. Что-то как-то не сейчас. Эй, вы все, вы и вправду сошли с ума? По кому плачете, по кому скорбите, за что любите, а за что ненавидите? Или же и Савада сошел с ума, раз пустил пару дней назад себе пулю в лоб — ну устал, ну чуточку был не в себе, ну решил отдохнуть от всего да-идите-вы-к-черту-мафия. Ну пострадал, ну поубивал, ну разрушил черт знает сколько — это же не повод его… …А что его? Вы по кому все плачете, ребята? Что еще за кислые лица? Кея, а ты знаешь? Наверное, да, раз прилег под дерево и заснул. Наверное, да, раз последние пару лет целовал не того, убивал не тех, ну хоть избивал точно уж того. Чего же вы все молчите? Хибари, а ты тоже будешь молчать сегодня? Минута молчания для умершего, как никак. И Савада тоже, пожалуй, помолчит, постоит, да пойдет отдохнуть — сегодня что-то он слишком устал.***