***
В предрассветном Асгарде было непривычно тихо. Больше года прошло со славной победы асов над армией ледяных великанов из Йотунхейма. Затихли плач и скорбные речи в память о погибших героях, отгремел победный пир, чествующий живых. Постепенно и боль утраты в сердцах выживших асов, а осталось их меньше половины от предвоенного числа, притупилась, заменяясь надеждой на лучшее будущее. По-другому и быть не могло, ведь на трон взошел новый царь. Молодой, сильный и не уступающий мудростью своим предшественникам. Именно благодаря его уму и ранее не оцененной хитрости войско асов выстояло и смогло на голову разбить йотунов, а потом пойти дальше, в Йотунхейм, чтобы уничтожить злейшего врага раз и навсегда. Менестрели уже во всю слагали баллады о той великой битве, не скрывая ее кровавых подробностей, чтобы каждый потомок или житель другого мира мог по достоинству оценить силу асгардского войска и прочувствовать праведность его гнева. Эти хвалебные песни слышались в вечерний час из каждого дома Асгарда, вне зависимости от того к какому сословию принадлежал его хозяин. Будь ас благородным дворянином или же торговцем из бедного квартала он в равной степени славил своего молодого царя. Вот только сам царь уже не испытывал к этой похвале никаких теплых чувств. С каждым днем он становился все мрачнее и задумчивее, вызывая тем самым недоумение, а затем и восхищение придворных. «Царь размышляет о государственных делах», ― все как один думали они и старались не беспокоить повелителя своим присутствием: уходили, оставляя в золотых залах дворца зловеще-неестественную тишину. Правда, было из этого правила одно исключение. ― Локи, ― голос Одина заставил молодого царя вздрогнуть. Похоже, он слишком сильно погрузился в собственные мысли и в очередной раз не заметил появления отца. ― Локи, ― выходя из-за трона, повторил бывший правитель и улыбнулся преемнику так тепло и заботливо, как редко делал прежде. «Прежде? ― раздраженно переспросил себя Локи. ― Эта улыбка со мной всю жизнь. Отец слишком любит меня». Но скребущее чувство, что что-то идет не так, никуда не делось. Наоборот, червь сомнения, преследующий Локи уже год, как будто получил дополнительную порцию пищи и довольно завозился в подсознании. Локи даже показалось, что он ухватил какую-то мысль, способную дать ответ на любой его вопрос, но присутствие Одина отвлекло его. ― Мне сообщили, что царь намеренно лишает себя сна и пищи, ― в голосе Одина слышалось беспокойство. ― Что-то случилось? «Да!» ― хотел крикнуть Локи, но вместо этого изобразил пренебрежение. ― Ничего, что могло бы заинтересовать тебя, отец, ― кажется, он слишком хорошо скопировал тон, которым раньше часто пользовался сам Один, чтобы отпугнуть любопытного отпрыска. На лице старика появилась тень грусти, но, чувствуя настроение Локи, он промолчал. ― Где мать и Тор? ― Тор там, где ты приказал: ищет в Йотунхейме последние артефакты. Он вернется, как только пожелает царь, ― Локи усмехнулся, услышав сдерживаемое раздражение в голосе Одина. Слишком предсказуемо. Забавно, но стоило Локи только подумать о дальнейшем поведении кого-либо из ближнего окружения, и ас вел себя в точности с мысленным пожеланием. Вначале это льстило Локи, теперь же ― вызывало только злость. Он всегда мастерски читал эмоции окружающих, но невозможно же просчитать каждого до малейшей детали! Вывод напрашивался сам собой: ему подыгрывают. Это понимание не добавляло ни радости от собственного достижения, ни терпимости к подданным. ― Снова этот взгляд, ― желание обрадовать Одина решением отозвать Тора домой тут же пропало, смешавшись с новой порцией раздражения. Как он мог забыть, что отослал брата! Мимолетный каприз ― и громовержца и след простыл. Такое рвение Тора было неправильным. Неестественным. Где прошлое соперничество, где постоянное указывание ему, Локи, где его место? Конечно, после коронации их статусы изменились, но это же не повод разом позабыть обо всем! ― Ты скучаешь по прошлому. Не нужно, ― тихо произнес Один, но Локи заставил себя не придавать этой фразе значения. ― Не меняй тему, отец. Где Фригга? ― Каждый во дворце встречает ее по несколько раз за день. Она в добром здравии и расположении духа. Вот только почему не приходит на твой зов, для меня загадка. Локи благодарно кивнул и задумался. Фригга была единственным обитателем дворца, которому он не приказывал напрямую. Локи прекрасно осознавал, хоть никому в этом и не признавался, что именно благодаря приемной матери он смог удержаться при дворе и вообще выжить, поэтому никогда не приказывал асинье. Но прежняя опека и поддержка исчезли, как только закончилась война с ледяными великанами. Фригга стала избегать Локи: постоянно ссылаясь то на плохое самочувствие, то на загадочные дела, она ни разу не заговорила с Локи после коронации. Встретить ее во дворце тоже не представлялось возможным: если было необходимо Фригга пряталась от окружающих искуснее Локи. Правда, однажды она все-таки передала сообщение, что хочет встретиться и поговорить наедине. Сразу после этого на страну обрушилось бедствие в виде неизвестной прежде болезни, и Локи пришлось отложить встречу. Больше подобных предложений не поступало. Отсутствие Фригги расстраивало Локи. Он грустил и часто размышлял, что же сделал не так, ведь прежде ― в далеком прошлом до коронации, которое почему-то медленно стиралось из памяти, ― любой его проступок быстро прощался. Иногда Локи даже думал совершить что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы привлечь внимание матери, но какая-то сила его как будто отговаривала. «Иногда так легко пустить все на самотек», ― думал Локи час спустя. Он все-таки решил оставить тронный зал и пройтись по дворцу, обернувшись стражником. Такие прогулки всегда поднимали ему настроение: можно было незаметно подслушать довольно любопытные вещи и потом использовать информацию в своих целях. Вот только сейчас, в ранний утренний час, вокруг никого не было. Локи не встретил даже смену стражи и откровенно скучал. Внутренняя слабость из-за по-детски глупого отказа от нормального сна ― разумеется, в пользу государственных дел ― давала о себе знать, но молодой царь сопротивлялся. Он же бог, в конце концов. Он способен месяцами жить только за счет своих внутренних резервов и не чувствовать признаков упадка сил! А тут ослаб из-за небольшого недосыпа. Непростительно. ― Но ты умрешь, если продолжишь сопротивляться, ― Локи вздрогнул от этого недовольного, но такого желанного голоса. Он медленно, как будто боясь спугнуться, поднял голову и посмотрел вверх. К счастью, это оказалась не слуховая галлюцинация: через лестницу от него стояла Фригга. Одного взгляда хватило, чтобы понять: царица-мать рассержена. Губы ее были сжаты и немного искривлены в недовольной усмешке, а в глазах смешались беспокойство, боль и ненависть. «Неужели она направлена на меня? Из-за Тора?» ― внутренний голос подсказал, что нет. В конце концов, Фригга начала избегать его задолго до отъезда бога грома. ― Рад видеть тебя в добром здравии, мама, ― Локи склонил голову в поклоне и улыбнулся. Он действительно был искренне рад встретить Фриггу. Вот только предчувствие чего-то плохого, не давало полностью насладиться долгожданной встречей. ― Хотела бы и я также радоваться тому, что вижу тебя. Вот только не могу, ― Фригга сократила расстояние, разделявшее их, и замерла около факела. Свет магического огня скользнул по ее щекам, освещая дорожки от слез, и задержался на маленьком кинжале, сжатом в решительной руке. ― Это подарок для меня? За что? Ответа не последовало. Фригга метнулась вперед, пробивая ответным заклятием наспех созданный магический щит Локи. Сам же царь действовал скорее инстинктивно: тело прекрасно помнило, как драться и уклоняться от ударов любого противника. Разум же паниковал. Почему? Почему мать, которая всегда желала ему добра и благополучия, теперь хочет его убить? Руки сами сложились в боевом жесте, и, прежде чем Локи успел осознать, что делает, огонь из ближайших факелов атаковал Фриггу. Он обвил ее по рукам и ногам, создал подобие болезненных цепей и клетки одновременно и заставил выронить кинжал. Звук от его падения эхом разнесся по пустым залам. ― Почему? ― Локи прошипел этот вопрос и не узнал собственного голоса. Не узнавал он теперь и Фриггу. Асинья постарела так быстро, что Локи испугался, что случайно вытянул из нее дар бессмертия. Кожа с ее лица начала облазить, вместо правого уха образовалась страшная кровоточащая рана, а на шее ― теперь-то Локи был точно уверен, что это дело не его магии, ― проступил отпечаток огромной руки, чем-то напоминающий захват ледяного великана. Только выражение глаз осталось прежним. Фригга плакала. ― Вернись в реальность, сын. Пожалуйста, ― услышал Локи за мгновение до того, как его разум по неизвестной причине погрузился во мрак. Прежде чем его тело коснулось пола, он успел увидеть, как образ Фригги растворился в воздухе подобно иллюзии.***
Локи очнулся на исходе этого же дня в собственной постели. Какое-то время он восстанавливал дыхание и пытался вспомнить, что же такое ему снилось. Отголоски страха и боевого азарта, всегда присутствующих во время долгого боя, до сих пор не исчезли. Локи казалось, что если бы сейчас прозвучал рог, зовущий в битву, он бы немедленно последовал его зову, чтобы проливать кровь и мстить за собственную боль. Кому бы эта кровь принадлежала, было бы совершенно не важно. ― Ледяные великаны сражались с асами, и асы пали. Но это только сон, ― уговаривал себя Локи, но с каждым словом становилось только хуже. Этот сон преследовал его уже не первый месяц. Выматывал, лишал покоя, а потом и желания ложиться спать. Уж слишком страшными и болезненными были эти картины. События сна всегда повторялись и подло противоречили той реальности, которую помнил молодой царь. Каждый раз Локи шел во главе огромного войска, чтобы уничтожить ненавистного врага, вот только его солдатами были ледяные великаны. Опасные и трудноуправляемые, они уничтожали все на своем пути и так обильно поливали землю кровью асов, что почва перестала ее впитывать. Воин, женщина, ребенок ― никто не знал пощады. Некоторые, заметив Локи, пытались молить о спасении и легкой смерти, но Локи как будто не слышал их. Его обуяло боевое безумие, которое только усиливалось после каждой увиденной смерти. Но все изменилось, когда они вошли в разрушенный Асгард. По недосмотру Локи войска вырвались вперед и вырезали практически все население города. Трупы и недобитых, но уже не способных сражаться асов выкидывали на улицы, прямо под ноги победителей. Через несколько минут тела превращались в месиво из костей, раздавленной плоти и крови. Город наполнился криками умирающих. Локи поморщился, вспоминая яркие картины из своего сна, и ели сдержал приступ тошноты. Во сне ему тоже было плохо от этой картины, но он ничего не мог сделать, ведь именно такое разрушение он пообещал своим союзникам в обмен на помощь. ― Опять кошмары, брат? ― тень, не сразу замеченная Локи, зашевелилась во мраке комнаты и приобрела очертания Тора. ― Это неспроста. ― Тор? Почему ты не в Йотунхейме? ― Локи хотел подняться, но новый приступ слабости заставил его упасть на постель. ― Мысленного желания царя достаточно, чтобы я вернулся. К тому же я волновался за своего брата. Говорят, он не здоров, ― Тор подошел к краю кровати, оставаясь при этом в тени, протянул Локи руку. Локи сразу же почувствовал запах палёной плоти, крови и земли. Брат явно пришел к нему при первой же возможности. Но заботливый жест, поначалу наполнивший сердце Локи теплом, не возымел долгого эффекта. Слишком свеж был образ из сна. На площади свалили трупы самых титулованных жителей Асгарда. Когда-то прекрасные асиньи, благородные асы ― Локи с трудом узнавал в изрубленных телах тех, кого встречал во дворце практически каждый день. Боевое безумие уже успело поутихнуть, сменившись внешней апатией. Переходя от одного тела к другому в поиске мелких магических артефактов, Локи изо всех сил старался следить за своим лицом. Если его слабость заметят йотуны, он может потерять не только их уважение, но и жизнь. Уже сейчас некоторые глупцы неумело обсуждали, нужен ли им такой хилый царь. Но все его старания пошли прахом, как только он увидел три тела. Они лежали чуть в стороне от остальных и, казалось, не нашлось ни одного ледяного великана, который не попытался надругаться над ними. Тор, Один и Фригга. Те, кого он так ненавидел в последние годы, и кого так сильно любил всю предыдущую жизнь, лежали у его ног. Изуродованные. Униженные. Мертвые. Локи не мог отвести от них взгляда, как бы сильно не хотел этого. Мать подверглась насилию перед смертью, а потом ей сломали шею, оставив огромный отпечаток ладони. Странно, но след был там же, где и у Фригги-иллюзии, атаковавшей Локи этим утром. Одина Локи запомнил плохо. Всеотцу выкололи второй глаз, а потом изрешетили его беспомощное тело стрелами с ядовитыми наконечниками. Только огромная доза смертоносного яда могла убить такого сильного воина. А Тор… Локи не узнал его лица, не узнал очертания тела. Только рука, до сих пор сжимавшая молот мертвой хваткой, выдавала своего владельца. Рассматривая все эти раны, Локи пришел в бешенство. Да, он иногда желал сводному брату смерти, но никогда не думал, что это произойдет так. Такой страшной смерти никто из его семьи не заслуживал. Кажется, во сне к Локи подошел йотун-солдат и попытался пошутить над сомнительной красотой царицы. Что было дальше, Локи помнил плохо. ― Ты убил их всех. ― Что ты сказал? ― Локи непонимающе посмотрел на брата. Он был уверен, что не произнес вслух ни слова. ― Ты убил их всех, ― Тор сказал это совершенно повседневно, как будто здесь обсуждался не магический сон, а какая-то ерунда. ― Убил всех своей магией, а потом занял свое место на троне. Один. В мертвом мире. ― Этого не может быть! ― Локи рванулся прочь от того, кто казался ему Тором. В руке сам собой загорелся магический огонек. ― Ты не можешь проникать в мои сны. Кто ты? Покажи свое лицо. Тор подчинился. Он медленно, как и желал того Локи, приблизился и позволил огню осветить свое лицо. Локи с трудом подавил одновременное желание напасть и отстраниться. Перед ним стоял Тор из его кошмара. Ободранная кожа свисала с изуродованного тела. Кое-где плоть порвали сломанные кости, и теперь они, подобно шипам, выступали по всему мертвому телу. Локи уже не верил, что увиденное во сне не происходило на самом деле. «Иллюзия, ― мелькнуло в голове. Как бы подтверждая эту теорию, облик Тора изменился. Бог грома замер, ожидая нового приказа от своего создателя. В пустых глазницах застыло обожание. ― Как же я не замечал этого прежде? Я обманул сам себя». Отчаяние охватило Локи. Все, что его окружало, оказалось ложью, причем выдуманной им самим. Счастливое, приторно сладкое и такое неестественное. Вспомнилось и странное поведение отца, и слепое обожание Тора, и необыкновенно легкие переговоры с главами соседних миров. Даже страшному мору, обрушившемуся на страну, в дату встречи с Фриггой нашлось объяснение: неосознанно он знал, что эта встреча разрушит все, посеет сомнения в его душу и сам предотвратил все это. ― Как я мог… Столько смертей, ― водоворот событий ― реальных и вымышленных ― сводил с ума. Локи казалось, что он слышит сотни голосов, умоляющих о помощи, зовущих, угрожающих. И среди всего этого безумия слышался тихий голос Фригги. «Вернись в реальность, сын. Пожалуйста». И Локи подчинился. С неким равнодушием он наблюдал, как стирается иллюзия с обстановки его комнаты, но когда его собственное тело и очертания Тора, решившего разделить с братом последние минуты, стали стираться, Локи стало действительно страшно. Боль утраты вырвалась наружу, стирая все, что когда-то было дорого создателю этого мертвого мира.***
Локи с трудом открыл глаза и замер, осознав, где находится. Крик рванулся из его груди, но губы, остававшиеся неподвижными целый год, не смогли разжаться. Из-за этого крик превратился в жалкий скулеж существа, оставшегося совершенно без сил. Тело не пошевелилось даже когда холодный ветер, прежде совершенно не свойственный для Асгарда, влетел через дальнее окно и стал жалить последнего обитателя мира ледяными снежинками-стрелами. Они больно царапали щеки Локи, а потом улетали танцевать среди трупов поверженных воинов, которых некому было проводить в последний путь. Этот танец снега и завывание ветра стали единственными развлечениями Локи. Магия, создававшая такую желанную, но саморазрушительную иллюзию в течение целого года, развеялась как приятное сновидение. Даже намека на привычную магическую мощь не осталось: вся она ушла на поддержание жизни в теле. И вот теперь все кончено. Ему не выбраться из этого мертвого мира. Зеркало, находящееся на одной из ближайших колон, отражало дряхлое тело старика, в котором Локи с трудом узнавал собственные черты. Его кожа покрылась глубокими морщинами и кое-где посинела ― сказывалось наследие йотуновской крови ― но даже этой природной защиты не хватало, чтобы защитить истощенное тело от холода. Локи знал, что это конец. В первые секунды осознания слезы сами хлынули из глаз, но потом захотелось ударить себя, избить так, как не бил никто за всю эту долгую бессмысленную жизнь. Но даже этой малости он сделать не мог. Оставалось только неподвижно сидеть и размышлять над странной иллюзией, ставшей последней ворожбой. Один, Тор, Фригга ― как же глуп он был, стараясь причинить им страдания. Их боль всегда немилосердно отпечатывалась на нем самом, но Локи не желал осознавать этого до самого конца. Даже размышлять о давней смерти троих асов, было невыносимо, и Локи предпочел вслушиваться в завывание ветра. Так было легче. Так было правильнее. Съедаемый болью во всем теле, Локи Лафейсон умер на шестой день после пробуждения.