Отданная морозу

В наших краях всегда боялись наступления зимы. Мертвящий холод приходил из-за гор внезапно, со снегопадом и сильным ветром. Метель бушевала неделю, укрывая плодородную землю белым саваном, а потом начинались долгие-долгие дни трескучих морозов. Трещала, лопаясь, кора деревьев, трещал огонь в очагах, пытаясь согреть жмущихся к нему людей… Суровой была зима, суровыми были и обряды. Мне минуло пять зим, когда выбор волхвов пал на старшую сестрицу, первую материну помощницу. Матушка враз постарела, когда пятеро старцев в длинных белых шубах невесту из нашего дома забирали. - Грен-даль, - произнес главный жрец, воздев над головой избранницы ладони. - Грен-даль, - эхом откликнулась толпа, стоящая у наших ворот. – Отданная морозу идет! Сердечко забилось быстро-быстро, предчувствуя беду. Бросилась я за сестрой, но мать не пустила, собой двери загородила, чтобы младшие не видали продолжения обряда. Так и заснули мы с сестренками на палатях той ночью, уже зная, что старшей нашей, раскрасавицы, никогда не увидим. Следующей зимой забрали невесту из соседней избы, потом другом селе выбирали, а мы с сестрами росли потихоньку, но про жертву старшей не забывали. Ослабить мороз, выторговать у холода лютого жизнь для людей могла только жертва. И каждую зиму мудрые старцы бросали жребий, решая, которой красавице невестой Хозяину Снегов быть. Так незаметно десять зим и минули… - Грен-даль, - зазвучал над головой звучный голос старца. – Тебе с нами к проруби идти, собирайся! Тяжелы украшения, которые на отданную морозу надевают! Самой красивой должна я стать, самой желанной. Голубой шелк платья так и льнет к телу, золотые обручья и гривна, как огонь горят, пояс узорчатый самоцветами сияет. Да только не для радости меня наряжают, а для смерти страшной. Девкам-невестам положено волосы под повойник прятать, а мне, невесте Хозяина Снегов, положено по плечам распустить, как покойнице. Да и не жива я уже для людей, хоть еще говорю и дышу. Расступилась толпа, когда я, наряженная, за порог ступила. Мать, слезы пряча, проводить вышла, да только не пустили ее старцы, двери перед нею затворили. Не будут больше из нашего дома невест брать, я – самая младшая оставалась, остальные уже давно замужние. Венец золотой на морозе скорехонько остыл, холодом головушку охватило. Сквозь тонкий голубой шелк ледяными пальцами касалась меня метель, словно к жениху подгоняя. Всем селом шли провожать Грен-даль, так теперь меня звать будут, пока не оставят одну у самой кромки леса. Пока я шла к назначенному месту, настигало понимание: не увижу я, как отступит стужа, растает снег и влажную землю проткнут зеленые иголочки травы. Не услышу пения возвратившихся птиц, не увижу, не почувствую запаха цветущей черемухи… Что же вы делаете, люди?! Куда Вы смотрите, Боги?! И закричать бы, да не могу: ритуальный напиток прочными узами связал мое тело, не позволяя противиться. Что будет дальше, я уже хорошо понимала. Привяжут у ритуального дерева, обольют водой из проруби, станут славить Хозяина Снегов, песни петь про то, как хороша невеста. А потом уйдут, оставив меня одну в подступающих сумерках… Ритуальный напиток помог: сознание поплыло, помутилось, будто я проваливалась в зыбкий сон без сновидений. И уже не так донимал холод, кора дерева не так царапала спину, а голоса людей, которые провожали Грен-даль песнями, едва долетали до моего слуха. А потом наступила тишина. Зимнее солнце быстро прячется за лесом, скорехонько наступают сумерки. Я уже не чувствовала ни рук, ни ног, не смогла бы разлепить заиндевешие губы. Не было вокруг людей, только лес и снег, мороз и верная погибель. Будьте вы прокляты! Те, кто сидят сейчас у теплых очагов, те, кто будет встречать весну и радоваться урожаю! Ненавижу вас, проклятые убийцы! Пусть и вас заберет холод, пусть вы узнаете, каково это – замерзать живьем в тонком платье… Не думала, что увижу рассвет. Приходя в себя, я понимала, что-то изменилось, что-то очень важное и вековечное. Сквозь лес шагал высокий господин, а в руках его был посох из искристого речного льда. Как не узнать Хозяина Снегов? Белы волосы его, на ресницах иней не тает, а глаза, словно жемчуг речной мерцают, светятся… Я все еще была привязана к дереву, но больше не чувствовала боли в онемевших пальцах. Приблизился Хозяин Снегов, посмотрел на меня, улыбнулся ласково. - Первая, кто дожил до утра. Сколько можно морозить их, чтобы поняли: не к чему мне девки ледяные?! Ох, люди глупые… Ну, живи уж, что с тобой сделаешь? И поцеловал Он меня легко, невесомо, едва губами губ коснувшись. Только перехватило горло от стужи лютой, понеслась по венам чужая великая сила. Кивнул мне Хозяин Снегов и дальше пошел дозором леса да луга обходить. А я поняла, что другою стала, что одарил меня жених несостоявшийся несметно. Стоило мне подумать о веревках, как путы сами спали, открыв путь к свободе. Как же хочется пить! Ладонью я без труда проломила лед, успевший за ночь стянуть прорубь. Вода была совсем не холодной, она смочила пересохшее горло и придала сил. А я, склонившись над темным провалом, смотрела на себя новую. Волосы побелели, как снег, а глаза стали похожи на бесцветные льдинки. Стало быть, и обликом поделился Хозяин с Грен-даль, обещанной морозу. Услышав голоса людей, я усмехнулась. Те, кто вчера с песнями и радостью провожал меня к проруби, шли забрать замерзшее за ночь тело. Что же, я доставлю им особую радость: они познакомятся с Грендаль поближе! Поднявшись на ноги, я оправила голубой шелк платья и приготовилась к встрече. В моих ладонях сгустился мертвящий холод, а у ног зазмеились послушные метели. Недаром Хозяин Снегов сокрушался, что глупы люди и напрасно души невинные губят. Теперь я, пожалуй, поучу их уму-разуму. В наших краях всегда боялись наступления зимы, теперь станут бояться еще больше. Я – Грен-даль, обещанная морозу. Настало мое время! Обручья - /устар./ украшения, которые носились на запястьях. Иначе «наручья», «запястье» или «обручье» (опоясывающее руку). Гривна - /устар./ серебряное или золотое украшение в виде обруча, носившееся на шее. Повойник - /устар./ платок, обвитый вокруг головы, головной убор у замужних женщин. /январь 2017/