Ноты

Когда Криденс услышал, как пел Ньют, варя какое-то снадобье для лечурок, он выронил склянки, которые нес Саламандеру, и замер, не в силах сделать и шагу. — Криденс? Криденс, что случилось? — Магозоолог почти тут же бросил свои дела, увел парня подальше от битого стекла, усадил перед собой. А Бэрбоун словно был не здесь. — Криденс, эй, посмотри на меня, посмотри, пожалуйста… Ньют встревожен. Ньют ждет появления задремавшего обскура. А у Криденса в голове все эта песенка звучала. Мотив он узнал сразу, хотя очень плохо помнил слова, но это было не главное. Намного важнее — голос. Его Криденс помнил так ясно, словно слышал его обладательницу буквально несколько часов назад. Обскур встревожен. Обскур готов появиться в любой момент. Обскур тоже ее помнит. — Ее звали Дарси, — прохрипел Криденс, совсем не узнавая собственный голос. — Дарси Кроуфорд. Криденс до сих пор не знал, являлась ли Дарси ведьмой, они никогда не говорили об этом. Но она была волшебной. Они познакомились зимой. Шел снег, и Криденс почти не чувствовал замерзших пальцев. Людей почти не было, но Бэрбоун не мог уйти. Не имел права. — Хочешь, я заберу все? Он вздрогнул от неожиданности и испуганно взглянул на незнакомку, но почти тут же опустил глаза. С ним заговорили. Не оскорбили, а заговорили, тепло улыбнувшись. Девушка терпеливо ждала ответа и, кажется, не испытывала к нему никакого отвращения. — Правда, давай помогу? Сейчас холодно, и ты сможешь пойти домой. Криденс тогда растерялся. Он не привык… к такому. К доброте. А девушка не уходила. И все еще улыбалась. Она правда забрала все листовки. Но Мэри Лу не поверила Криденсу, она считала, что парень их просто выбросил. Было больно. Очень. Он увидел ту девушку снова спустя два дня. Незнакомка еще издалека замахала ему, словно старому знакомому, и Криденсу было ужасно неловко. Это какая-то жестокая шутка? — Я Дарси Кроуфорд, — весело представилась она. — А ты Криденс, правильно? Он кивнул, до сих пор не поднимая глаз. Привычка. — Хочешь чего-нибудь? Мама работает тут неподалеку, и… Подожди, я сейчас! Дарси вернулась спустя пять минут из пекарни, находившейся неподалеку, и протянула Бэрбоуну булочку. Свежую, буквально только испеченную, так соблазнительно пахнущую… — Ты хороший, Криденс, — сказала ему Дарси. — Извини, я побегу, мы там торт делаем… Если хочешь, заходи, я буду рада! — Она меня пожалела, — прохрипел Криденс, даже не поднимая глаза на Ньюта. Страшно было. Почему-то. — А миссис Кроуфорд, она была такой доброй, как и Дарси, и… — Была? — тихо переспросил Ньют. — Была… — Вот, заходи, — не переставая улыбаться, произнесла Дарси. Криденс несмело зашел в дом, воровато оглядываясь по сторонам. Тут было так уютно, тепло и очень чувствовалась любовь… Девушка вела его по комнатам, рассказывая истории обо всех особо выделяющихся предметах. А потом они зашли в, по всей видимости, гостиную, и… Криденс увидел рояль, самый настоящий рояль из черного дерева. — Я играю, — рассказала ему Дарси. — А ты умеешь? — Нет, — осторожно откликнулся парень. — А ты… ты… — Давай сыграем вместе, — не дождавшись окончания фразы, предложила ему Кроуфорд. Девушка взяла парня за руку и усадила рядом с собой. Она была очень теплой. Дарси накрыла его ладонь своей, стараясь не касаться недавно подживших ссадин. Даже сейчас заботилась о Криденсе. — Нот вообще не так много. «До». — Кроуфорд управляла его руками, нажимая на нужные клавиши. — «Ре». — Криденс смотрел на нее и сам невольно улыбался. Счастье Дарси было заразительным. — «Ми». Потом «Фа» и «Соль», но не «фасоль»! — Девушка засмеялась. — «Ля» и «Си». — Они разные, — медленно пробормотал Криденс, чувствуя себя редким дураком. — Да, — подтвердила Дарси. Бэрбоун часто казался самому себе очень глупым, но она никогда не смеялась над ним. — А еще, смотри, если вместе нажать «Фа», «Ля» и «До», то получится «Фа мажор». Это аккорд такой. А потом Дарси играла. Играла только для Криденса. Бэрбоун смотрел, как порхали девичьи пальцы над черно-белыми клавишами и не мог перестать улыбаться. Это так странно. Он никогда не чувствовал себя таким… счастливым… В тот день Дарси нарисовала ему ноты на руке. На память. Заботливо закатала рукав рубашки, чтобы Мэри Лу не увидела, и начала сосредоточенно выводить свои значки. Криденс делал все, чтобы ноты на руке не стерлись как можно дольше. Это и правда была память. Память о том, что он кому-то нужен. А потом… — Я тогда стоял на улице. Люди проходили мимо и что-то оживленно обсуждали. Я сначала не вслушивался, а потом… Одна фраза. Всего одна фраза. «Зарезали бедных девочек из пекарни». — Ох, Криденс, — прошептал шокированный Ньют. Он обнял Криденса, притянул его к себе, и Бэрбоун почувствовал, как по щекам покатились злые слезы. — В тот день… когда… когда мы в последний раз виделись… Дарси спела мне песню… вот эту, твою… Потом она убежала к миссис Кроуфорд, пообещала, что придет завтра… и… и не пришла… Кто-то залез в их дом… за деньгами, кажется… и решил… избавиться и от миссис Кроуфорд… и от Дарси… После того дня Криденс перестал слышать музыку. Ноты вызывали в нем ужасную злость на того человека, который посмел забрать у Бэрбоуна его солнце. А Криденс ведь знал имя убийцы, услышал случайно на улице. Обскур любил музыку. Обскуру тоже нравилась Дарси. А это было первое убийство, за которое Криденса совсем не мучила совесть. Ноты теперь причиняли только моральную боль. Музыка умерла для Криденса вместе с Дарси.