Последствия болевого шока

- Я убью тебя, Сарутоби! Воскрешу и убью тебя, проклятый старик! О, ты умрёшь в мучениях!.. - исступлённые крики помогали отвлечься от жгучей боли в руках, выплёскивая её вместе с яростью и страхом. Кабуто, сумевший путём неимоверных усилий уложить своего учителя в постель, попытался укрыть его тонким тёплым одеялом, но оно было категорично сброшено на пол. Также были отвергнуты перевязка и укрепляющий отвар. С тяжёлым вздохом медик поднял укатившуюся в дальний угол фарфоровую кружку и мрачно уставился на Орочимару. Саннин сидел сидел, уткнувшись лбом в колени, руки безвольно валялись на сбившихся простынях, сжавшееся в тугой комок тело била лихорадочная дрожь, потревоженная кисть кровоточила. Кабуто со свойственным ему перфекционизмом протёр мягкой тканью кружку и не глядя поставил её на полку, тряпку, испачканную красным, оставил там же. Не в его привычках разбрасывать где попало вещи, но сейчас это было не важно — медик с беспокойством вслушивался в частое глубокое дыхание, прерываемое глухими, с трудом сдерживаемыми стонами. - Вам лучше лечь, Орочимару-сама, - юноша безуспешно пытался достучаться до затуманенного болью сознания. - Я помогу вам… - от лёгкого прикосновения Саннин отшатнулся, открывая завешенное спутанными волосами лицо. Опытный глаз медика сразу же отметил неестественно расширенные зрачки и мертвенную бледность покрытого испариной лица. Кабуто опустился на колени, в успокаивающем жесте протягивая руку Орочимару… Видимо что-то всё же отразилось на его лице, потому что Саннин внезапно застыл, отведя в сторону странно изменившийся взгляд. Собрав остатки стремительно уходящих сил, Орочимару разомкнул потрескавшиеся губы и выдавил из себя единственно правильное в данный момент слово - «Убирайся». Потолок медленно кружился то по часовой стрелке, то против, вызывая тошноту и неприятные воспоминания о единственном в жизни плаванье на корабле. Это было в стране Океана? Как давно… Он был тогда ещё так молод... Цепочки мыслей путались, обрывались, и уже невозможно понять, что было правдой, а что - болезненной фантазией. Разве шторм и унизительный приступ морской болезни случались с ним на самом деле?.. Сосредоточившись, Орочимару попытался вычислить зависимость скорости вращения потолка от частоты морганий, но сбился на десятом обороте и утомлённо закрыл глаза. В голове было пусто. Дыхания не хватало как тогда, в детстве, когда он сломал рёбра, и на грудь пришлось наложить тугую повязку. И даже с травмой он тренировался не хуже остальных… Такой же упрямый, как и сейчас. По подбородку медленно стекла струйка крови из прокушенной от едва выносимой боли губы. Проклятое тело, тяжёлое, неповоротливое. Таким слабым и жалким Орочимару чувствовал себя впервые. Неловкая попытка приподняться отозвалась в руках жгучей болью, и Саннин, не выдержав, протяжно застонал. Перед глазами проплыла вереница цветных пятен, в ушах монотонно зазвенела высокая, на границе с ультразвуком, нота. Звон перекрыл всё: звук торопливых шагов, звяканье склянок, взволнованное дыхание постороннего. Орочимару испуганно дёрнулся и застыл, ощутив холодное влажное прикосновение к шее; запах спирта был слишком резким для чувствительного носа. Сильные пальцы уверенно сжали подбородок и повернули голову в сторону, открывая лучший доступ к сосудам шеи. Острая точечная боль — это игла пронзила кожу, добралась до сонной артерии, и жгучая боль в руках стала чуть менее непереносимой, подчинившись лекарству. Снова влажное прикосновение к шее - и тёплые пальцы отпускают его, оставляя иррациональное чувство потери. Орочимару медленно повернул голову и открыл глаза, уже зная, кого увидит. Непривычно мягкая улыбка разгладила напряжённые черты лица Саннина. - Кабуто.