Ракурс, с которого ситуацию видит Амелл
С прямой спиной, будто её палками били, чтобы держала осанку, не так давно прошедшая Истязания магесса стояла в библиотеке второго этажа, медленно перебирая страницы книги. Со сосредоточенным лицом, не очень красивым, с острым длинным носом, что она совала не в своё дело, прикрываясь чтением. В башне слухи концентрировались в трёх местах: столовой зале и библиотеках. Разумеется, теперь, с доступом к материалам для магов, а не учеников, слухи выходили на другой уровень. Амелл не была сплетницей и не разносила, как сорока побрякушки, услышанное по башне. Но иных способов получить информацию о происходящем в мире у неё не было: даже не смотря на то, что их выпускали погулять во внутренний двор (даже смешно), этого определённо было мало, чтобы узнать хоть что-то о стране, в которой она живёт, и о людях в ней. Говорили о войне, шептались по углам, завидовали тем магам, которые ушли с королём, их будущему высокому положению. Амелл слушала другое: и разговоры об этом человеке её крайне настораживали. Она закрыла книгу и отошла со своего места в другой отдел: разговаривающие были скрыты от неё резной решёткой, но слышать хуже она от этого, конечно, не стала. Эльф бросил на неё взгляд. Он сидел за столом, сгорбившийся над книгой, совсем молоденький, хотя по эльфам не угадаешь, сколько им лет, так что ничего это не значит. Амелл защитила своё самолюбие: она не любила, когда кто-то в чём-то был лучше. Всё ещё слушая разговор магов, она прислонилась к книжному стеллажу и изучающе, с праздным любопытством посмотрела на эльфа. Он не выдержал первым: — Чего тебе? — недовольно буркнул маг, навострив иголки. — Тяжёлый фолиант, не убьёшься, пока назад нести будешь? — спросила она, чуть усмехнувшись. Глаза оставались холодными, блеклыми, как у дохлой рыбы. По большей части, за это её и не любили. Эльф поджал губы: — Не убьюсь, — и нахмурился: — Твоё какое дело? Я изучаю историю своих предков, не мешай мне. — Предков? — протянула она. — И как, успешно? Узнал, небось, много нового. О веках ущемления и рабства, служения людям и закономерного подчинения покорившим. Из поколения в поколение, рабские оковы кочуют с отца на сына, а вы и рады ныть и жаловаться о былом величии, и тешить себя днями минулой славы, — она фыркнула и отвернулась, пока покрасневший от возмущения эльф пыхтел, пытаясь собрать слова. Всё же молод. — Да ты!.. — выпалил он. Амелл снисходительно повернулась к эльфу и смотрела спокойно, как смотрела на всех, с кем вела разговоры. Охотников с ней болтать много не наскребалось. Маги за решёткой закончили свой разговор и разошлись в разные стороны. Один из них обернулся на неё у порога выхода из библиотеки. — Амелл, — поздоровался он. — Поздравляю с успешным прохождением Истязаний. Круг приобрёл талантливого мага. Она кивнула в ответ: — Благодарю, Ниалл. — Не успела отлежаться, как снова в библиотеке? — он не удержался и перестал удерживать маску формальности. На его лице расплылась улыбка: — Похвальное рвение. Что ж, не буду отвлекать. Дурак. Амелл улыбнулась ему и он ушёл, оставляя её с размышлениями. Бездействие тоже несёт последствия, и ей не хотелось оказаться вовлечённой в неприятности. В Круге было неспокойно, но мало кто чувствовал это, предпочитая закопаться в книгах, сплетнях и обучении. И, к несчастью, она всё равно слишком мала в иерархии, чтобы суметь на что-то повлиять. — Ну ты и подлая! Все про тебя говорили, что ты злая тварь, живущая унижением других, а я думал, что всё это — пустые разговоры, а ты ведь и правда такая! — Ах, это ты, — вспомнила она про эльфёныша. Он уже стоял, коротышка, и гордо смотрел на неё снизу-вверх с блеском в больших, ярких глазах, ожидая ответа и перепалки. Амелл поставила книгу на место и ушла из библиотеки. Если бы не осанка, можно было утешить себя мыслью, что та трусливо сбежала. Но Амелл не сбегала. Она шла размеренно, слегка покачивая бёдрами, и он хотел бы её остановить, чтобы высказать всё, что на язык придёт, но не мог сдвинуться с места. И это неимоверно злило. Пришла, плюнула в душу и ушла. От невышедшей ярости эльф чувствовал себя ещё хуже. Пламя свечи опасно дёрнулось, но он вовремя заметил это и попытался успокоиться: не хватало устроить пожар, словно он совсем птенец неопытный. Задумчиво прогуливаясь по этажу, она наткнулась на молодого храмовника. Каллен, ох, она знала его имя. Он был хорош собой и неопытен, не такой, как другие храмовники, угнетающие одним присутствием. Его хотелось поддразнить, поддеть, но мягко, так, чтобы увидеть неловкую улыбку. Может, дело было в тёплых глазах. Амелл заинтересованно хмыкнула сама себе, очень тихо. Он обернулся на её шаги. Немного заикнулся: — Говорили, Ирвинг вас ждёт. Амелл чуть сдержала улыбку. Даже на вы, какой милый мальчик. Но не смогла удержаться: — Вас? — чуть склонила голову она. Храмовник растерянно избегал её взгляда, но его уши покраснели. Ладно, это было даже очаровательно. — Сурану также позвали, — сообщил он. Всё настроение вмиг исчезло. Её взгляд холодно скользнул по нему, и она молча удалилась, направляясь в кабинет Первого Чародея и оставляя молодого храмовника в недоумении, что же он сказал не так. Вряд ли до него когда-либо дойдёт, конечно. Он мало того, что мужчина, так ещё и храмовник. Амелл вздохнула и заправила волосы за уши. Не такие острые, как у надоедливой Сураны. Эта эльфийская выскочка была везде: тоненькая, маленькая, казалась хрупкой и нежной, особенно, на фоне Амелл, высокой и ширококостной. Их всегда ставили в один ряд, в пример, но Сурана получала больше симпатий и обожания, когда как Амелл оставалась тенью, в которой эльфийка сияла ярче. Раздражало ли это магессу? Больше, чем что-либо, существующее в Тедасе. До желания выколоть большие, жизнерадостные глаза эльфийки и сделать из них серьги. Однако сила мага была в сдержанности, и Амелл следовала правилам. Но иногда такие кровожадные и жестокие мысли успокаивали её больше, чем развлекательная литература или прогулки на свежем воздухе. Лишний раз видеть Сурану не хотелось.Ракурс, с которого ситуацию видит Йован
Для того, кто находился под подозрением, на грани между жизнью и безэмоциональным, пустым существованием, Йован был до безумия бесстрашен, одинокой фигурой застыв у стены коридора второго этажа. Он нервно оглядывался и теребил рукава мантии, каждая секунда казалась бесконечной, и тревога нарастала, стоило по коридору пройтись храмовнику. Не стоило забывать, что он стоял в робе ученика, отделанной скромно и просто, и этим выделялся, но храмовники словно не замечали его. Наконец, показалась Амелл, за ней семенила мелкая Сурана. Йован облегчённо выдохнул: — Ну наконец-то! Я думал, они прирежут меня прямо здесь. Амелл окатила его холодным взглядом, словно вылила холодной воды из ведра, но Йован давно её знал, ещё с детства, поэтому к холодности подруги привык. Сурана привязалась к ним в компанию не так давно, и слухи ходили, что из-за него. Возможно, он бы и обратил на неё внимание, но эльфийки не были в его вкусе. Если хочет — пусть таскается, тесно общаться с Амелл всё равно никто кроме него не рисковал из-за её характера. Откровенно говоря, он и сам её периодически не выносил: на это требовалась просто тонна усилий, чтобы пробивать её стены снова и снова, стучаться лбом, пытаться хоть что-то до неё донести. Наверное, он был единственным, кто смог смириться с её наплевательским отношением. Со стороны он выглядел прихлебалой и подлизой: Амелл всё-таки была одной из лучших, хотя, несмотря на талант Сураны, Йован всё равно считал подругу более способной, потому что та никогда не использовала магию в полной мере. Все её заклинания были похожи на сложную конструкцию из сосредоточения, тяжёлую паутину, которую она может сплести ещё крепче, если пожелает. И, конечно же, он ей завидовал. Сурана отреагировала более эмоционально. Она вообще была яркой и светлой, словно отражение Амелл, кривое зеркало, одна её улыбка, искренняя и светлая, — и не любить её становилось невозможным. Она проводила время с детьми, читала им книги, помогала старшим магам, выступая всегда добровольцем, и успевала везде, всё и всегда. Он никогда не видел её в библиотеке: создавалось впечатление, что ей и теорию узнавать не нужно, словно магия сама тянулась к ней, впитывалась в неё, проникала и становилась частью. Сурана творила заклинания легко, словно демонстрировала фокусы, ловко и с мягкой загадочной полуулыбкой. Он пока не определился, как к ней относиться. Учитывая чувства эльфийки к нему, конечно же. — Мне нужна твоя помощь, — отчаянно взмолился он, глядя на Амелл. Сурана не отходила, и Йован подумал, что, несмотря на то, что его подруга умеет держать язык за зубами, эльфийка тоже прошла Истязания. Иронично, но даже время прохождения у этих двоих было одинаковым, и все ставки прогорели. Амелл продолжала молчать, ожидая продолжения. Сурана участливо спросила, что случилось, хотя он даже не обратился к ней. В какой-то степени его укололо, что девчонка, которая таскается за ними уже около трёх месяцев, была в большей степени внимательна к нему, чем та, с кем он, по сути, вырос. Впрочем, это Амелл. Это всё объясняло. Обижаться на неё было бессмысленно. Продолжать разговор в коридоре, где в любой момент из-за поворота мог выйти храмовник, звеня доспехами, было неосмотрительно, и Йован привёл девушек в молельню. Сурана недоумевающе оглядывалась, но по взгляду Амелл он понял, что та узнала в девушке рядом с ним предмет его непрекращающейся назойливой болтовни. Он даже как-то ей предложил обратить внимание на Ниалла, мага, очевидно осмелившегося влюбиться в его подругу, чтобы она поняла, о чём он говорит. Но Амелл вставала и в буквальном смысле уходила от разговора. — Это Лили, — представил он девушку в церковных одеяниях. И не сразу до него дошло, как недостойно он поступает, представляя её при Суране и зная о чувствах эльфийки. Но останавливаться было поздно: — Моя девушка. — Это всё? — прервала его Амелл, вперив рыбьи глаза на него. Йован выдохнул. Он и так последние дни был дёрганным, весь на нервах, и подруга совсем не помогала ему. Конечно, он догадывался, что дружба здесь односторонняя, но где-то в глубине души всё же надеялся хоть на какое-то подобие человечности и понимания. Амелл рушила его надежды с такой же лёгкостью, с каким трескалась тонкая плёнка льда на замерзших за ночь лужах, стоило по ним пройтись. — Нет. Меня хотят усмирить. Сурана прикрыла рот ладонью. Её брови выгнулись домиком, и взгляд переполнило сочувствие. Рядом с эльфийкой Амелл казалась статуей. Говорящей: — Что ж, поздравляю. Возможно, формари из тебя получится лучший, нежели маг. Йован нервно рассмеялся. Лили и Сурана замерли, поражённые. — Скажи мне, что ты шутишь, пожалуйста, — криво улыбнулся он, но выражение лица магессы не изменилось. — Если пожелаешь так думать. Я следую правилам круга, Йован, и это ты трубишь о том, что «льдистая сучка у тебя на привязи». Мужчина побледнел. Амелл развернулась, чтобы уйти, и у выхода из молельной его крик настиг её: — Не верь никому! Я твой друг, Солона! Она обернулась, хотя сколько он знал: никогда не оборачивалась, и в этом было что-то необычно-настораживающие. — Только ты так думал, — отрезала она и ушла. Йован сжал кулаки и прикусил губу, зажмурился. Ладонь Лили легла на его плечо, и он взял её руку в свою, сжав крепко. Он не знал, как теперь выкрутиться из ситуации. Помощь пришла откуда он не ждал. Возможно, чуть позже он бы понял, что можно воспользоваться Сураной: в конце концов, она никогда не отказывала нуждающимся. Но сейчас в голове туманом густела пустота и растерянность. И сильная обида. Он столько времени потратил, чтобы получить в ответ ничего. И это равнодушное ничего было даже хуже. Он не хотел становиться бесчувственным, как она или Усмирённые. — Я помогу тебе, — тихо, но решительно заявила Сурана. — Думаю, Со... Амелл хотела бы тебе помочь, Йован, я верю, но она привязана к Кругу и не может потерять доверие Первого Чародея. — А ты можешь? — Я сделаю за неё то, что она не позволяет себе. Йован безрадостно качнул головой, пока Лили схватила эльфийку за руки и со слезами на глазах благодарила. Ему стоило больших трудов сдержаться и не сказать, что Амелл всегда говорит именно то, что думает. Наивная Сурана.Ракурс, с которого ситуацию видит Каллен
Напряжение и подозрение висело в воздухе, застывало комком в глотке, преследовало. Каллен забыл о нормальном сне, и кусок ему в горло не лез, когда он думал о недавнем инциденте. Он злился и тосковал, наблюдая, как на место Сураны садился кто-то другой. Его взгляд перескакивал на Амелл, невозмутимо пережёвывающую постную пищу, встающую с неизменно идеальной осанкой и равнодушием на некрасивом, бледном лице, и откуда-то внутри выползала затаённая злость, грозящая перерасти в ненависть. Каллен не хотел испытывать подобные чувства в сторону кого-либо. Особенно женщины, которая была всецело верна Кругу. Но ничего не мог с собой поделать. По слухам, на месте Сураны могла быть она. Должна была быть. Но Амелл мирно жила в Кругу, начинала постигать азы преподавания и рассказывала детям о магии в качестве практики. Каллен стоял на посту и слушал её суховатые лекции. Он сравнивал Амелл с Сураной; дети не любили эту женщину: она была слишком к ним требовательна. — Считать, что магия — это эмоция, — не глупо, Мари, — отвечала она на вопрос девочки, осмелившейся поднять руку. Дети смотрели на свою подругу, как смотрят на идиота, решившего сразиться с высшей драконицей. — Но опасно. Эмоции нестабильны и непостоянны, яркие и притягательные для демонов, служат для них маяком, на который они слетаются. Любое чувство, даже самое светлое, может обратиться в искушение. Рациональный, безэмоциональный подход к сотворению заклинаний — то, к чему стоит стремиться. Сурана творила магию на эмоциях, светло, чисто и ярко. Каллен хмыкнул. В библиотеке можно было петь хором, учитывая акустику зала, и он пожалел о том, что позволил себе вольность на посту. Амелл тут же к нему обернулась, пронзив внимательным взглядом блеклых глаз: — Вы со мной не согласны, сэр храмовник? — Я… эм… — дети заинтересованно обернулись в его сторону. Мисс Амелл была пугающа, несомненно, но даже такие юные маги, только проходящие подготовку к обучению, знали, что на каждого есть управа. Даже на такого страшного мага, как их наставница. — Прошу прощения, что прервал вас. Продолжайте, пожалуйста. Пустая трата времени здесь была наказанием за реакцию на изгнание Сураны в Серые Стражи. Он бил в грудь перед рыцарем-командором, брызжал слюной, оправдывая её, но Грегор осадил его. Расследование шло полным ходом. Рыцарь-командор был в бешенстве, упустив двух магов, и его внимание пало на Амелл. Он приказал допросить её, и, когда за ней пришли храмовники, она с достоинством встала, властно сказала, что пойдёт сама, и что-то в ней было, что заставило опытных воинов проявить уважение к её желанию. Свою непричастность к магии крови она доказала легко: духовный целитель магом крови быть не может. Но Грегор подозрений не снял и приставил Каллена наблюдать за ней. Резерфорд думал, что ненавидеть кого-то невозможно, но теперь начинал сомневаться. — Нет, что вы. Это я вас прошу продолжить. Крайне интересно узнать мнение опытного храмовника, — уколола его она. Правду говорили, ох, правду. Он посмотрел на детей, чувствуя исходящую от Амелл угрозу потерять авторитет. Такого допустить было нельзя. Храмовников должны уважать. — Я не могу знать в магии больше вашего, мисс маг, но я видел, как колдуют с удовольствием, с любовью к самой магии и к себе. Сила, которую я чувствовал, была потрясающей. И при этом одержимым никто не стал. Она фыркнула. Фыркнула! Он чуть сдержал удивление. С момента ухода Сураны, Амелл словно в камень превратилась. Да и тот мимикой богаче. — Удовольствие и любовь — обратные стороны праздности и желания, любовь к себе — шаг к гордыне. Сила воли мага испытывается постоянно, сэр храмовник, и вам никогда не узнать, каково это: жить в искушении. Все ваши возможные нарушения и послабления ограничиваются наказаниями, телесными либо материальными, возможно, духовными страданиями, но к смерти не ведут. Малейшая же оплошность мага и дозволение лишнего — смерть. Это жестокая реальность, которую вам, — она обратилась к ученикам, — стоит понять в самом начале пути, иначе не пройти и половины. Ученики замолкли, переваривая мысль, но Каллен не смог сдержаться. Молодой, обиженный на неё, он решил продолжить спор, перейдя на личность самой Амелл: — Значит, страх — причина вашего хвалённого хладнокровия? Но разве не существует демона, питающегося страхом? Эмоциональности не подвержены только усмирённые, а вы приговорили себя к бесцветному существованию намеренно, потому что, на самом деле, вы боитесь поддаться искушению. Настолько, что не замечаете, как вокруг вас всё рушится и исчезает. Вы закрылись в ледяном замке, считая, что спрятались, но вы сами сказали: маги живут в искушении. И как вам? Жить в искушении дать себе маленькую поблажку и бояться хотя бы просто улыбнуться, чтобы воздвигнутые вами стены тотчас не треснули? Амелл замерла. Он подумал, что попал в цель, потому что взгляд её казался ещё более неживым, чем обычно, и уж было открыл рот, чтобы продолжить, как она улыбнулась. В улыбке на искренность и намёка не нашлось, но он не мог понять, что творилось у неё внутри и удалось ли ему пробить брешь в защите. — То, что мы с вами не являемся друзьями, как и предписывает устав, сэр храмовник, позволяет вам судить меня поверхностно и узко, но я не стану портить вам впечатление о себе, если видеть меня трусливой мышью вам спокойнее, чем признать, что во внутреннем спокойствии, равновесии есть сила. Переходя на ваш язык, скажу, что воин, хватающийся за меч в ярости, представляет большую угрозу, чем воин, осознающий, когда и где ему положено махать оружием. Каллен пропустил мимо ушей, зацепившись за то, что услышал. Вовремя вспомнились сплетни, от которых он отмахивался, уж слишком неправдоподобными они казались: — Друзья? Зная ваше прошлое, мисс маг, и ваше отношение к друзьям, я нахожу удачным стечение обстоятельств, благодаря которому нам никогда не стать ни друзьями, ни кем-либо ещё. Вероятно, сплетни правдой не были, потому что Амелл в лице даже не изменилась: — Подозреваю, сэр храмовник, вы имеете ко мне личную обиду, но я бы попросила вас вернуться на свой пост и, раз уж поддерживать дискуссию в рамках заданной темы выше ваших способностей, то, пожалуйста, не вмешивайтесь в ход урока, пытаясь рассказать магам как им быть магами. Свои претензии вы можете высказать после занятия, так и быть, я уделю вам время. Так смущён он ещё не был. Осознав свою неправоту, Каллен кивнул и вернулся на место, кто-то из детей хихикнул, но на него шикнули. Уважения к ней во взглядах прибавилось, и Каллену подумалось, что Амелл всё может обернуть в свою пользу. На следующих её уроках он помалкивал, и из стыда за своё некорректное поведение слушал внимательнее, мечтая взять реванш, не замечая, что ему становится интереснее. А потом пришла весть, что король погиб и армия под Остагаром пала. Вместе с вестью вернулись и старшие чародеи, среди которых был и Ульдред.Ракурс, с которого ситуацию видит Амелл
В библиотеке первого этажа скрипели пером ученики, пытаясь вытянуть из головы хоть какие-то знания, кто-то искоса поглядывал на их молодую преподавательницу, сидящую за столом и читающую книгу. Амелл от скуки вчитывалась в напыщенный и пропитанный словесными изысками орлейский роман, когда почувствовала, как дёрнулась Завеса. Как духовный целитель, она была к этому более чувствительна, чем маги, предпочитающие другие школы. Нехорошее предчувствие скрутилось в животе, но магесса проигнорировала его, прислушиваясь к ощущениям. Ничего не менялось некоторое время, но потом Завеса дёрнулась ещё раз, истончаясь. Такое могло происходить при неудачных экспериментах и в дни Истязаний, но сейчас проходило совещание старших чародеев на верхнем этаже, а она буквально час назад столкнулась с Ульдредом, что направлялся туда. Она резко поднялась с места, решив, что лучше перестраховаться, чем заткнуть внутреннюю тревогу. — Немедленно отложите перья, оставьте вещи и без разговоров идите за мной, — в приказном тоне заявила она. Дети переглянулись, но не стали задавать вопросов и последовали за ней. Амелл вывела их в холл, храмовники вопрошающе уставились на неё, ожидая объяснений. К счастью, на посту стоял сэр Нолан, а он мог прислушаться. — Я прошу вас обеспечить безопасность этим детям. Я не уверена в своих подозрениях, но мне кажется, что в башне не всё в порядке. — Тогда оставайтесь здесь, — отказал напарник сэра Нолана. — Мы разберёмся. — Вы оставите мага у дверей? Нет, я справлюсь сама и сообщу тем, кого встречу по дороге. Пожалуйста, присмотрите за детьми. Сэр Нолан внимательно посмотрел на неё и сказал: — Вы правы, мисс Амелл. Мы проследим, чтобы всё было в порядке. Идите. Она благодарно кивнула, быстрым шагом отправилась по коридорам к лестнице, и, открыв дверь второго этажа, услышала крики, от которых внутри всё похолодело. Застыв на мгновение, Амелл дёрнулась и поспешила на звуки: от внезапной атаки демонов отбивались маги, среди них была её наставница Винн. Установив ловушкой ледяную руну, Амелл присоединилась к ним. — Что произошло? — спросила она, когда последний демон рассыпался ледяными осколками, угодив в её рунический круг. Винн тяжело вздохнула и нашла опору в посохе, подняв усталый взгляд на свою ученицу. — Ничего хорошего. Ульдред решил подчинить Круг себе. Амелл огляделась: в углу стояли дети, молодые маги тряслись, у некоторых лица были бледными, как полотна неначатых картин. — Винн, вам нужно спуститься на первый этаж и увести всех в более безопасное место, я… Чародейка фыркнула, перебивая: — Ты? Что ты сделаешь, девочка? Возомнила себя героиней? — Я… — магесса поджала губы и нахмурилась. А потом вздёрнула подбородок: — В любом случае, я способнее и сильнее, чем они. Даже если я не героиня, сложа руки сидеть не стану. — Но предлагаешь это мне? — приподняла бровь наставница. Амелл упрямо смотрела на неё, а потом с намёком перевела взгляд на посох, за который держалась старшая чародейка. Винн грустно усмехнулась: — Ладно, твоя взяла. — Спасибо вам, — склонила голову Амелл и направилась дальше, пытаясь успеть. К чему, она и сама не знала. Путь лежал через библиотеку магов, она спряталась за стеллажом и выглянула, но впереди было пусто, и магесса осторожно прошла в следующий отдел. Она поняла, кто перед ней, по одеждам. Одержимость обезобразила его лицо, и горделивого эльфа узнать было тяжело, однако возможно. Медленно он приближался к магессе. Ей казалось, что время остановилось, застыло, замерзло, будто она прочитала заклинание: но в голове воцарилась пустота, и Амелл испугалась своей беспомощности. — Нет, — сдавленно прошептала она, наблюдая, как неотвратимо к ней подходит смерть. Неуклюжая, уродливая, в облике твари, которой она могла и может стать сама. Амелл зажмурилась, от страха её руки дрожали, и умереть всё же лучше, чем стать такой же. Ничего не произошло. Она открыла глаза, и звуки словно вернулись, время снова пошло. Каллен стоял с тяжелым мечом в руках, забрызганный кровью, вспотевший. Амелл неуместно подумалось, что если бы могла позволить себе, то кинулась бы к нему на шею, как дама в том романе. Однако её хватило только на кривую неуверенную улыбку. Она была рада его видеть, но не знала, как это показать. — Каллен, — произнесла она чуть дрожащим голосом, он сделал шаг вперёд, внимательно осмотрев её с ног до головы. Утолить своё желание хотя бы прикоснуться, чтобы убедиться в реальности, она просто была обязана, но не осмелилась. — Создатель, спасибо. Он скромно кивнул, прикрыв глаза, а она не могла отвести от него взгляд: её сердце билось громче обычного, почти оглушительно. От потрясений или от его присутствия. Несмотря на её внешнюю безэмоциональность, все знали, что ей нравится Каллен. Может, кто-то подшутил, тыкнув пальцем в небо, и пустил этот слух. Но она бы не была собой, если бы не проанализировала ситуацию. Что-то было не так. Но магесса не понимала. — Нужно идти наверх, в зал Истязаний, — произнесла она. — Маг раздаёт храмовнику указания? — ответил Каллен, нахмурившись. И тут она поняла. Храмовник, который питал к ней очевидную неприязнь. И магесса, одна, беспомощная против его способностей. Истерика подкатила смехом к горлу, но она сдержала порыв. Не хватало добавлять красок к общему безумию. Труп одержимого перед ней наглядно демонстрировал, как важно сейчас сохранить душевное равновесие. Покорность и подчинение, то, что храмовники любят. Но Амелл не могла пойти против себя: — Не указания, а рекомендации. Я направляюсь наверх, потому что кто-то должен с этим справиться, а вы, сэр храмовник, можете как составить мне компанию, так и продолжить свой локальный священный поход. Желаю удачи. — Не так быстро, — схватил он её за руку и тут же отдёрнул, будто она была прокажённой. Амелл не показала, как её это оскорбило. — Я иду с тобой. Магесса недовольно нахмурилась и скривила губы: — Сомневаюсь, что мы сработаемся. — Альтернативы у нас нет. Придётся. Она изогнула бровь и позволила себе усмешку: — А вы немного повзрослели, сэр храмовник.Ракурс, с которого ситуацию видит Каллен
Они остановились возле ещё одной лестницы, чтобы немного отдохнуть и восстановиться. Храмовнику пришла мысль: за то время, что он провёл на её уроках в качестве наблюдателя (надзирателя, если быть честным), Каллен научился немного понимать эту магессу. Бледность её не красила, но теперь она не казалось такой уж холодной ледышкой. Она почувствовала его взгляд и посмотрела в ответ, отвлекаясь от своих скляночек. В одной из них синел разбавленный лириум, и Каллену стоило больших усилий смотреть на магессу, а не на зелье. — Как ты? — спросил он, пытаясь отвлечься разговором. Амелл хмыкнула, и он отметил, что теперь, рядом с ним, она проявляет куда больше эмоций. — В порядке, — выдохнула она и недовольно поджала губы, отцепив от пояса малую склянку с лириумом. Каллен отвернулся, делая вид, что осматривает этаж. — Ладно, ни черта не в порядке. Кто вообще будет в порядке, встретившись с таким дерьмом? Не ожидавший таких слов от неё, он обернулся, удивлённый. — Что? — буркнула она и подцепила ногтями пробку, откупоривая склянку и вливая в себя зелье. — Капля в море, — посетовала магесса и встретилась взглядом с Калленом. Храмовник смотрел жадно, не отводя светлых глаз, потемневших из-за расширившихся зрачков в сумрачном помещении. Амелл стало не по себе, когда он сделал шаг вперёд. — Каллен? — насторожилась она. — Это я, всё нормально, — прикрыл он глаза и потёр переносицу: — Мы ведь тоже принимаем лириум, и… Сейчас довольно легко с этим справиться, просто вытряхнуть из головы, но я немного устал. Амелл сочувствующе посмотрела на него. Он был готов поклясться, что это сочувствие в её глазах. Она поднялась со ступенек и приблизилась к нему, отвела взгляд, а потом вновь посмотрела. — Каллен, — нежно произнесла Амелл. Её глаза казались невозможно красивыми, чистыми, словно озеро Каленхад после рассвета, возможно, из-за освещения. Все её маски слетели, и она казалась живой, настоящей, а не оболочкой изо льда. Он положил руку ей на лицо, и нежно коснулся большим пальцем нижнего века. Её щека была тёплой, а кожа мягкой, и теперь он понимал, какой она может быть, жаль, что осознание пришло так запоздало: столько времени упущено. На периферии сознания скользнула мысль о Суране, но он отмахнул её. Сурана далеко, а Амелл здесь, рядом с ним, тёплая и настоящая, жмущаяся к нему так трепетно, как нельзя было от неё ожидать. В голове вместе с пульсом билась мысль, что губы её сохранили вкус лириума и быть может… Он наклонился, чтобы поцеловать её, и она сама потянулась к нему. Его рука крепко прижала её к себе: и откуда столько наглости. Амелл усмехнулась ему в губы: и Каллен понял, что может позволить себе быть немного нахальным. Теперь он понимал разговоры других храмовников о необходимости близости. Это было чудесно. Амелл уже занесла руку, чтобы ударить его по щеке, но что-то её остановило. Ужас, который она испытала, накатил с новой волной. Она застыла, опустила руку и дрожащим голосом произнесла: — Каллен, я... Я пойду дальше. Там Первый Чародей, я должна помочь. Каллен, прости, но… Создатель, он же одержим. Или скоро станет. Она прикусила губы, до крови, и боль отрезвила её, дала силу сдвинуться с места и рвануть по лестнице вверх, в зал Истязаний. Кажется, она должна была пройти их вновь, и в этот раз это было куда сложнее. Он понял, что это обман, когда захотел отстраниться, вдохнуть поглубже, опьянённый лириумом и теплом. У Амелл была слишком крепкая хватка, а он начал задыхаться. Слишком многих усилий ему стоило оттолкнуть её, она отлетела к стене и лежала недвижимая. Каллен испугался. Он подошёл к ней, неуклюже присел в тяжёлом доспехе и осторожно коснулся плеча: — Амелл? Она не откликнулась. Он перевернул её на спину, но лица у неё не было. Женский хохот разнёсся вокруг, и он осознал, что угодил в ловушку. — Каллен-Каллен, — посетовал голос за спиной, — разве тебе не понравилось, мой милый храмовник? Разве ты не желал её? Он знал, что нельзя поворачиваться, и не стал. Он закрыл глаза и начал молиться. Молитва не заглушала голоса демона. — Или, не её? — задумчиво протянул демон. — Значит меня? Каллен вздрогнул. Он узнал. И начал читать молитву ещё неистовее. Руки скользнули по его лицу. Тёплые, мягкие ладони, губы коснулись лба: — Каллен, ты слышишь меня? Это я, Нерия. Помнишь меня? Это не она. Это не она. Она далеко, за тысячу лиг, может, мертва и завалена под камнями в Остагаре, это не она. Но так хотелось обмануться. — Уходи! — кричал он. — Прочь! Оставь меня в покое! Но Сурана не уходила, она смотрела на него с жалостью и качала головой. — Каллен, я пришла спасти тебя. И весь Круг. Пожалуйста, поверь мне. Он поверил, взял её за руки и облегчённо выдохнул. А потом она рассмеялась ему в лицо и исчезла. Ошарашенный, он застыл на месте. «Вам никогда не узнать, каково это: жить в искушении», — как-то сказала ему Амелл, и он подумал, неужели это то, с чем она сталкивалась каждый день? Закрывала глаза и проваливалась в Тень, слушала шёпот и не поддавалась ему? Он снова читал молитвы, ещё отчаяннее, настойчивее, пытаясь перекричать хохот, заглушить, но смех словно был внутри, в его голове, и не исчезал, сводя с ума. Гномка неотрывно смотрела на него с лёгким любопытством, и он отмахнулся и от этого видения, ожидая вновь услышать холодный смех. Она не исчезла, только хмыкнула и обернулась на своих спутников. Среди них он узнал Винн, старшую чародейку Круга, и выглядела она так, будто вот-вот упадёт в обморок. — Где Амелл? — спросила она севшим голосом, и Каллен насторожился. Он не попадётся вновь, он справится. — Я ничего не скажу тебе, демон. Уходи! — Нам нужно поспешить, — обратилась чародейка к гномке, которая не сводила взгляд с храмовника. Внезапно Каллену подумалось, что, быть может, это не ловушка. — Стойте, — рискнул он. — Маги… они... их всех нужно уничтожить! Это милосердие, подумалось ему. Отмщение и милосердие одновременно. Гномка смерила его презрительным взглядом: — А это уже мне решать.