Осколок

Где-то в холодной и неприглядной тюрьме, в одной из одиночных и сырых камер, был заключён человек без лица. Вместо собственного лица у него был старый и местами потрескавшийся протез. Что было под ним никто не знал, но бурная фантазия заключённых сделала своё дело, и вскоре по всей тюрьме стали ходить слухи, что у человека из 423-ей камеры нет лица, только пустота и все. После такого, конечно, становилось жутко, и этого и без того одинокого человека стали как можно тщательнее сторониться и избегать малейшего контакта с ним. Странность этого юноши заключалась не только в протезе на лице, но в длинных и неестественного цвета волосах - они у него были голубыми. И когда на общем построении появлялась всем знакомая, чуть сутулая фигура, все шарахались в стороны, давая возможность пройти ему мимо; лишь бы никого не тронул. Салли уже было все равно на всех. Сейчас он сидит в тёмной камере, на холодной койке и тупо смотрит в потрескавшийся потолок. Где-то в соседней камере кто-то застонал, закашлял, а потом захрипел. Впрочем, ему на это все равно. Сейчас не время думать о каком-то умирающем от туберкулёза заключённом... Нет. Сейчас самое время как следует обдумать собственную жизнь. Жалкую, ничтожную и грузную судьбу. "За что?" - думает Салли. За что ему досталась такая жизнь. Чем он не угодил ему тогда? Все вроде сделал правильно... Но что-то терзало его изнутри. Носитель протеза встал с постели и, сев на неё обратно, положил себе руки на голову, сжав до боли несколько прядей волос. Плечи задрожали, а голубые глаза заволокла мутная пелена. Перед глазами стал вплывать знакомый силуэт, и хитрый взгляд как будто сверлил голубоволосого, проникая во все его тайные части души. Впрочем, это очередная галлюцинация. Но губы в хаотичном порядке зашептали имя этого человека. Раньше такого любимого, но оказавшимся предателем и лживой собакой. - Ларри... Как ему знакомо это имя. Как чётко и безукоризненно он знает это образ, изучив его во всех деталях. Салли резко вскакивает с кровати. Рука непроизвольно тянется к видению, сжавшись в кулак. Как хочется прямо сейчас схватить его и избить. Ноги подкашиваются, и, упав на колени, носитель протеза вновь смотрит на галлюцинацию. Ее уже нет. В истерике он начинает отчаянно колотить бетонный пол, из груди вырываются нечленораздельные звуки, что-то среднее между криком и хрипом. Наконец Салли останавливается, смотрит на запястья - по ним тонкой струйкой стекает алая жидкость - кровь. Он знает ее металлический вкус. Знал бы и Ларри... - Знал бы ты, - кричит Сал, - знал бы, какова на вкус смерть... Чтоб тебе горло она перерезала. Ненавижу! Из всех людей, которые существуют на Земле, я ненавижу тебя больше всех, Ларри Джонсон! Я... - голубоволосый встаёт, - Ты во мне ошибся, - думает Салли. Ты здорово во мне ошибся. Я уже не тот маленький и скромный мальчик с голубыми хвостиками, я - дьявол, в котором кипит ненависть. Вновь схватив окровавленными руками волосы (они окрасились в багровый цвет), Салли с истошным криком упал на кровать. Плечи дрожат, а пальцы нервно и лихорадочно перебирают пряди. - Ты... Засадил меня ни за что за решётку, - говорит сам себе носитель протеза. - Что же... Пускай мы не встретимся больше в этой жизни, но клянусь, что уже в другой я найду тебя... и завершу незаконченное. Минуту длится тишина, но потом камеру наполняет сумасшедший смех, постепенно переходящий на стон. Сейчас его поведут на построение, и дни потекут своим чередом, но в руках останется осколок полный боли, которому суждено воткнуться в его душу.