***
Спустя двадцать минут зал покинул весьма пришибленный юноша — точнее, молодой мужчина — и обессиленно упал на ближайший подоконник, запутавшись пальцами в собственных волосах. И застыл так, будто дополняя своей позой картину пустого коридора оперного театра. Он весь в разноцветных бликах от слепящего через витражное окно солнца. Белая рубашка почти сияет от этих ярких цветов, контрастируя с приглушенными тонами на загорелой коже и темных волосах. Мужчина упирается лбом в стекло и открывает карие глаза, почти черные в тени его собственной челки. Волосы, ранее красиво укрывавшие плечи, теперь спутались из-за нервно потягивающих за вьющиеся пряди пальцев. Вздохнув, кареглазый откидывает их назад и собирает в хвост при помощи резинки на запястье. Затем выуживает из кармана брюк конфету, не глядя срывает с нее обертку и закидывает в рот. Адриан подрывается с подоконника, смакуя мятно-шоколадную конфету, и хмыкает иронии, настигнувшей его сегодня на пробах. Впрочем, это шанс всей его жизни, и от такого не отказываются. Так что парень немного ослабляет резинку на волосах, тряхнув головой и дав паре прядей покороче выпасть из него совсем, обрамляя лицо, после расстегивает рубашку, под которой находится черная майка. Хорошо хоть рубашка сама по себе плотная и под ней не видно нижней одежды. Но и жарче из-за этого. Проследовав к вешалке, забирает с нее свою пародию на пиджак — как и теперешний вид парня, канонам классического костюма не подчиняющуюся, со своим обще-потрепанным видом, и большим увитым терном нарисованным черепом на спине. Набросив его на плечи, поправил воротник, выдохнул и покинул здание театра, направляясь в кофейню дабы отойти от проб и переварить их результат. По дороге в кофейню его настроение существенно поднимается от созерцания родных улиц прекрасного осеннего города. Над мегаполисом стояло бабье лето, так красящее историческую часть города, в которой и располагался театр, о работе в котором парень грезил с малых лет. И он будет там петь! Просто не совсем так, как собирался изначально. Шатен чуть разгоняется и запрыгивает на бортик большого фонтана, наматывая по нему круг по детской, как должно бы быть, и вечной, как оказалось в итоге, привычке. Спрыгнув, продолжил свой путь, громко намурлыкивая себе под нос песню. Насмешливую, как сегодняшнее теплое сентябрьское утро. Себя избранным мнил — Повелитель судьбы! Но себя для победы потерял. Жертва без доброты, И без славы триумф, Но трофея дороже честь моя. Это смешно! Не мелочись Празднуй триумф свой! Раз победил — Не мелочись, Не беспокойся! Но зеркала Отводят взгляд Лишь бы не видеть, что я — Жертва всех побед своих Да, пристрастился я, К славы вкусу приник, Поднимаясь, куда нельзя уж мне. Принц нелепостей я, Без таланта нужней — В себя всех влюблять и не любить. Я — жертва всех побед своих.* Риан не понял, в какой момент начал напевать почти в полный голос, щурясь на солнце как довольный кот, пока не поймал парочку восхищенных и возмущенных взглядов, а поймав, прыснул со смеху. Черт. Второй раз за день несут ему что-то непонятное эти арии Сальери… Наконец он таки умостился за угловым столиком в кофейне, поближе к окну — дабы щуриться и дальше на солнце, подобно довольной ящерице летом — и заказал себе большую чашку кофе с молоком. После, когда практически кружку кофе перед ним поставили, он очаровательно улыбнулся официантке… И вломил туда целых пять ложек сахара, тщательно размешивая. А потом с тем же нагловато-обаятельным видом попросил дать ему во-о-он того печенья. И того. И вон то пирожное. И карамельки принесенные с собой у вас есть можно? А если осторожно? Ну тогда и зефирку ему. В честь траура по очень вкусным, между прочим, карамелькам. Половина чашки ужасно сладкого кофе была поглощена певцом за три глотка, и он наконец смог собрать мысли в более-менее структурированную кучку. Так что поспешил найти в пиджаке мобильник и набрать Апполли. В трубке почти сразу раздался мягкий и чуть смеющийся голос друга. — Ну как, можно закатывать вечеринку в клубе в честь новоиспеченного Леопольда Моцарта? — Нууу… Не совсем. — В смысле? Они тебя завалили? — голос все такой же жизнерадостный, даже более ехидный. Ну Полли как всегда зараза. — В коромыс…в смысле я не прошел на Леопольда. Но теперь у некоей рок-оперы новый Антонио Сальери… — Так это же прекрасно! Ну вот как раз с этим сам Риан был не сильно согласен. Шатен бредил этим коллективом уже много лет, и не было для него большей цели, чем петь там как отец Моцарта. Слишком ему полюбилась эта роль. Но сегодня, когда он исполнил программу (одну свободную песню и по арии от Лео и Антонио), его моментально пригласили исполнять роль итальянца. На вопрос, почему не старший Моцарт, жюри сначала замялись, пытаясь что-то выдвинуть в плане голоса, но в итоге одна из девушек хмыкнула и заявила, что они не желают отказываться от артиста схожего с настоящим Сальери и переделанным на новый, современный лад. И в выборе «Антонио или ничего», выбор был понятен. Неразгаданным оставалось, зачем им вообще певец с соответствующей внешностью. Столько лет обходились без этого, а теперь — бац, и позарез прям? Впрочем, он ничего не узнает до первого рабочего дня. Который, кстати, завтра… «Но до завтра у нас еще есть время!» — заявляет Аполлион Шеол и тащит друга праздновать роль в бар. Первый. А потом еще один. Ну и еще один — там же та-а-акие огоньки горят! И вот тот парень был ничего так… А та девушка ваще-е-е… Мда, нашелся ценитель городских гуляк. Впрочем, Полли в своем репертуаре, ничего с годами не меняется. Жгучий брюнет с черными глазами и хищно-красивыми чертами лица был падок на симпатичных представителей обоих полов и ничуть этого не стеснялся. А Риан еще со студенческих годов был его вечным компаньоном в подобных гулянках в любое свободное от отношений время — при том, что влип он в отношения лишь однажды и окончательно разочаровался в своей способности в них пребывать, так что теперь в ярко сверкающих в ночи заведениях города ориентируется ничуть не хуже друга. Утро оказалось…тяжеловатым. Не смотря на довольно устойчивый к алкоголю организм, Адриан таки сумел качественно опьянеть. А как побочный эффект своей крепости — выпил для этого ну совсем уж непомерное количество спиртного. Причем, совершенно не понимал, как смог выпить столько, чтобы сейчас ему — впервые после первой студенческой пьянки — было так плохо. Он же совсем немного пил. Совсем чуть-чуть. Но в каждом посещенном заведении… Мнда. Кроме всего, саднило горло. Он что, еще и пел? Просто прекрасно. Петь. Петь… Работа! А который час сейчас вообще? Часы на столе бодро светились фиолетовым цветом и убеждали пошатывающегося шатена, что сейчас ровно 6.40 утра. Но вместо блаженного досыпания и отдыха, как он бы поступил в любое другое время, мужчина с тихим стоном размял шею и проследовал в ванную — приводить себя в порядок перед работой. В зеркале над умывальником он видит нечто не то чтобы сильно ужасное, но явно потрепанное. Впрочем, элементарная утренняя рутина типа «душ, почистить зубы, расчесаться и не облысеть при этом» на удивление хорошо помогла. Каким-то чудом теплая вода помогла обмануть организм и заставить его почувствовать себя отдохнувшим и расслабленным. Чего быть не могло по определению, потому что в начале пятого они все еще гуляли, это Риан помнил. А вот все остальное как-то урывками — впрочем, неудивительно. В процессе мытья шею начало пощипывать, и пальцами певец озадаченно нащупал несколько полос, будто бы от ногтей, спускающиеся от затылка к ключице. Позже он оглядел шею в зеркале, задумчиво закусив губу. На лице не было следов от потасовки, на длинноватом носу не прибавилась вторая горбинка — предположения о бурном вечере в чьей-то компании он тоже отмел, так как губы тоже были целы, чего он бы явно не допустил. Ну, значит дернул кто-то. Так-то ничего больше нет. А после работы он спросит Апполли, который сейчас бессовестно и блаженно дрых, развалившись в кресле и закинув ноги на подлокотник. Риан укрыл его тонким пледом, дополняя композицию «Ночевка двух холостяков», развернувшуюся в гостиной его квартиры. Соизволив наконец посетить свою спальню (проснулся он на диване напротив кресла Полли), и перерыв шкаф, решил оставить себе на сегодняшний первый рабочий день свой любимый полу-официозный стиль. И не придерется никто, и занудой и не будет казаться. Еще и постарается вникнуть попутно в образ Антонио, довольно-таки далекий ему. Так что поверх свежей черной майки была наброшена винно-красная рубашка, темно-синие брюки были торопливо выглажены и надеты под аккомпанемент тихого мелодичного намурлыкивания. Ближе к восьми Адриан неторопливо покинул квартиру, успев еще и позавтракать. Полли все еще дрых, так что квартиру шатен не закрывал, оставив ключи на условленном месте вместе с запиской, с просьбой принести ключи на работу, если Шеол соизволит проснуться раньше, чем Риан вернется. В чем певец сильно сомневался. И вот, Адриан наконец-то входит в здание театра как его артист, тихо дурея от своего счастья и удачливости. В зале, еще вчера пустующем, уже суетится с десяток людей, и кто-то даже разыгрывается или распевается. Залитое ласковым утренним солнцем помещение наполнено великолепной мелодичной какофонией, присущей каждому репетиционному залу, где абсолютно разные вещи играют или поют талантливые музыканты, сплетая в немного отдающее горькими тритонами и ехидными маленькими секундами нечто свои мелодии. Риан блаженно млел, прикрыв глаза и вслушиваясь в звуки пока что единственного голоса здесь. С неким усилием он распознал в напеве без слов одну из арий Моцарта. Голос был нежный, чуть хриплый и сладкий. Но за его кажущейся хрупкостью хрипота выдавала скрытую силу, и Сальери предвкушал, как услышит своего Моцарта поющим по-настоящему. Напев внезапно прекратился, а Риан лишь пожал плечами с легким сожалением и прошел к концу зала, где расположились члены группы, повинуясь приглашающему кивку пианиста, не отрывающего пальцев от клавиатуры. Играл он нечто бесформенное, но на удивление ритмичное, смутно артисту знакомое. После нескольких пассажей в голове сама собой заиграла скрипка, вступая в мелодию, и Риан вспомнил как разучивал эту скрипичную партию пару месяцев назад. Тепло улыбнувшись, оперся на фортепиано спиной и прикрыл глаза, ожидая вокальной партии. А дождавшись, начал мурлычаще выводить мелодию, позволяя голосу рокотать и перекатывая гласные в горле, добиваясь эффекта схожего с голосом оригинального исполнителя. A motorway wonʼt take a horse. The wanderer has found a course to follow, and The traveller unpacked his bags for the last time, and The troubadour cut off his hand, now he wants mine…** Пианист и не шелохнулся, лишь довольно кивнув, а Риан жадно рассматривал его руки из-под прикрытых век. Блондин не просто играл, он пел каждым жестом, так что от него было не оторвать взгляда. При этом на клавиатуру он не смотрел, прикрыв глаза и подняв подбородок, покачиваясь в такт мелодии. Светлые волосы лишь чудом не спадали ему на лицо, а он все равно время от времени мотал головой, разметав длинноватые пряди, что спутывались и снова скользили у шеи. Закончив, пианист резко развернулся к Риану и распахнул глаза, впиваясь теплым взглядом глаз цвета теплой карамели с золотистыми смешливыми искорками в довольное лицо певца. — Ну привет, чудо. — улыбнулся и протянул Ри руку для пожатия. Тот улыбнулся еще шире и пожал широкую ладонь, приметив яркую татуировку в золотистых тонах под широким рукавом кофты. Она что-то смутно ему напоминала. Пианист усмехнулся и поднял рукав, показывая на предплечье «Поцелуй» Климта. Ну точно же знакомое. -Ты новый Сальери? — теплая улыбка и чуть сощуренные глаза пианиста. — Адриан, да? Меня зовут Аррэн. Как ты понял, в группе. А это Леон. Наш барабанщик. — тонкие пальцы указали на сидящего справа от Аррэна темноволосого парня. Тот лишь скосил взгляд голубых глаз на Ри и отсалютовал. Тот на автомате шутливо поклонился, вызвав смешок Ара. — Знаете, мне уже у вас очень нравится. — мурлычет Ри как довольный кот. — Ооо, это ты еще ничего не видел. -смеется Аррэн, но его обрывает насмешливый голос Леона: — Нет, мы тут самые колоритные, Ар. Не обнадеживай его. Круче нас просто не бывает. Между музыкантами завязывается шутливый спор, и Риан взъерошивает волосы у себя на затылке, наблюдая за ними. Вспоминает, что надо бы их и собрать, когда пальцы на мгновение прочно застряют в прядях, и тут его настойчиво тянут за прядь. Он бы даже сказал, с силой дергают. Обернувшись, он увидел ехидно ухмыляющегося Полли, покачивающего на пальце ключи от квартиры. — Ты решил меня оставить лысым? — возмущенно наморщил нос и взял ключи. — И да, оставил бы ключи… Под ковриком. — А сходить к тебе на работу и подцепить себе красивого музыканта уже нельзя? — беззастенчиво-ехидно улыбаются черные глаза. — Не бойтесь, тут музыканты сами готовы вас цеплять. — смешок Аррэна из-за спины заставляется и Риана глупо улыбнуться. Пианист и Полли обмениваются колкостями и шуточками в преувеличенно-вежливом тоне, Леон наблюдает за ними с той же улыбкой и Риан чувствует, что сегодня будет действительно хороший день, один из многих, проведенных тут.***
Из угла зала за компанией наблюдает девушка в темном платье в пол, скрестив руки на груди и чуть щурясь. Чуть кусает губу и все же улыбается, хмыкнув: — Посмотрим, как они сойдутся… Этот солнечный Антонио и громовой Моцарт. *авторский перевод песни из Рок-оперы Моцарт «Victime de ma victoire» **Patrick Wolf — the Libertine