Четыре поцелуя

Они с Тоддом разводятся в июле, в том месяце, когда даже Филадельфия плавится от душного летнего зноя, но Меган, так некстати в довесок ко всему еще и простывшую, бьет озноб. Женщина сидит - непривычно ссутулившись, опустив вниз глаза - в ужасно не идущей ей синей водолазке с высоким горлом, делающей ее, не восстановившуюся толком после аварии, еще бледней, навязчиво демонстрируя болезненно впавшие щеки и фиолетовые подковки под глазами. Тодд смотрит на нее так, будто ему ее жаль, да, пожалуй, ему именно жаль и никак иначе; Меган вздрагивает, осознав это, но радуется, что сидит слишком далеко от мужчины, чтобы попытаться ударить его, ведь у нее на это просто не хватило бы сил. Часа полтора спустя улица встречает ее немилосердно слепящим и жгущим радужку солнцем, до мерзости контрастным после приятного приглушенного света в помещении, гвалтом людских голосов и такой давящей духотой, что Меган даже на какие-то пару секунд допускает мысль о том, что может потерять сознание. Впрочем, за те считанные минуты, как бывший муж покидает здание суда и снова встречается с ней, она успевает немного придти в себя и выглядеть менее жалко. - Что ж, желаю найти человека, с которым тебе повезет больше, чем со мной, - говорит Тодд, как будто бы искренне улыбаясь, а потом зачем-то подносит к губам ее руку и целует внутреннюю сторону тонкого худого запястья – женщина дергается, словно ударенная током, и спешно натягивает на кисть рукав водолазки, как порой прячут некрасивые шрамы. Это и есть в какой-то степени шрам, думает она потом, но в тот момент не придумывает ничего лучше, чем вырваться из таких знакомых сильных рук и уйти, (почти сорваться на бег) не оборачиваясь. Пожалуй, это единственный раз в ее жизни, когда Меган даже не знает, что ей сказать – разве что жалеет, что руки не онемели именно сейчас, теряя чувствительность. Даже следующим утром, приняв душ уже дважды за сутки, Меган навязчиво кажется, что она все еще пахнет его одеколоном. ** Желтые ленты, оградившие место преступления от всего прочего мира, пестрят не бледнее сияющих мигалок патрульных машин, воспаляя уставшие глаза и воображение. - О, господь всемилостивый, неужели это опять вы! - детектив Бад Моррис так раздосадован и взвинчен, что хлопает дверью машины куда громче, чем обычно – Сэм, выходящая из автомобиля за ним следом, поджимает губы, заставляя предательскую ухмылку исчезнуть, но ничего не говорит, зная, что от этого станет только хуже. - Да что вы, не стоит, называйте меня просто «доктор Хант», - в глазах Меган, склонившейся над очередным покойником, столько ехидства и насмешки, которые она даже не считает нужным скрывать, что лицо мужчины начинает наливаться кровью, а весь вид так и говорит, до какой степени он «рад» из раза в раз видеть эту неугомонную криминалистку, ни во что не ставящую ни законы, ни руководство, ни его лично. - Какова причина смерти, док? – подает наконец голос Саманта, желая хоть немного смягчить извечные пикировки этих двоих, пока Бад сверлит невысокую хрупкую женщину напротив таким взглядом, словно желает провалиться ей в прямиком преисподнюю, не меньше. - По предварительным данным – удар тяжелым тупым предметом в височную область, вскрытие займет два часа, - женщина стягивает с рук голубые хирургические перчатки и собирается было вернуться к служебной машине, но потом, будто о чем-то вспомнив, стремительно разворачивается на каблуках и лукаво подмигивает мужчине.- Вы бы сходили к врачу, детектив, проверили сердце, а то у вас разве что пар из ушей не валит. Если вы окажетесь на моем столе, я ведь не обещаю, что не забуду в вас ватный тампон или что-нибудь еще, вы же меня знаете! Лицо Морриса уже не просто краснеет, а идет розовеющими пятнами, стремительно набирающими цвет, когда эта невозможная женщина подносит к губам пальцы, а потом дует на руку, известным всем жестом посылая детективу воздушный поцелуй. Сэм громко смеется, запрокинув назад голову, и говорит детективу, что они с Меган могли бы сойти за семейную парочку, состоящую в браке не меньше тридцати лет, оба члена которой ненавидят друг друга в той же степени, в которой и неразлучны. Бад отвечает, что у нее ужасное чувство юмора. ** Поздним вечером в четверг дождь хлещет и льет за воротник плаща с таким энтузиазмом, что от него даже спасает зонтик, который Питер по давно сложившейся у них традиции держит у нее над головой, оставляя себя мокнуть; Меган, разумеется, сообщает ему об этом в своей привычной издевательски-насмешливой манере – тот делает вид, что обиделся, но они оба прекрасно знают, что это совершенно не всерьез. Они в нерешительности останавливаются на крыльце у ее входной двери – он все никак не соберется пожать ей руку на прощанье и сказать такое привычное «до завтра», а она все не берется за ручку, тем самым определенно ставя завершающую точку в сегодняшнем дне. - Это мило, что вы решили подвезти и проводить меня в такой сильный дождь, но в следующий раз лучше возьмите такси, а то на мокрой дороге вы водите так, что у меня есть большая вероятность попасть в еще одну аварию, - вместо всего этого негромко замечает Меган, явно поддразнивая его своими едкими шутками, и добивается именно того эффекта, на который в очередной раз рассчитывала. - Ой, да будет вам, - также насмешливо отвечает ей он, пока его руки ненавязчиво поглаживают ее талию, и нежно касается ее губ своими, вовлекая в недолгий поцелуй, без лишних слов доказывающий, что действительно крепкая дружба – отнюдь не все, что их связывает. - Надо же, а я думала, что вы до этого никогда не додумаетесь, - усмехается Меган, даже в этой ситуации не изменяя своим привычкам и оставаясь собой. – Или вы все время нашего знакомства ждали второго пришествия? У них, честно говоря, ничего больше не выходит – и днями, и неделями позже, но оба впоследствии признают, что целоваться тогда под дождем на ее крыльце было приятно, ровно как и приятно было после сидеть в тепле ее квартиры, обсыхая, и пить крепкий черный чай, обжигающий руки, язык и гортань. От мужчины пахнет лосьоном для бритья и кофе - наверное, пролил, почему-то думает Меган; еще она думает, что Питер – один из немногих людей, о которых она может многое рассказать, несмотря на то, что он все еще жив, а не лежит на ее столе со швом аутопсии. Питер, кажется, тоже иногда об этом думает. ** Это первый раз, когда Тодд разрешает ей забрать дочь к себе на ночевку, и Меган немного боится, что что-то вдруг может пойти не так – Лейси, признаться, за вечер уже устала убеждать ее, что все в порядке. По дороге домой она просит женщину заехать в «Макдоналдс», потому что отец почти никогда не разрешает ей такой ужин, и искренне радуется разноцветному пластмассовому уродцу из какого-то современного мультика и пачке маленьких глянцевых наклеек, попавшихся в красной коробке «Хеппи Мила». Дома Лейси показывает матери свои наброски, пухлый блокнот с которыми специально захватила с собой, чтобы похвастаться, а Меган перелистывает тонкие страницы так бережно, словно это одна из самых дорогих и важных вещей в ее жизни. Они вместе сидят в коконе одеяла на большой кровати, пьют горячее молоко с медом, после которого всегда так тянет в сон, и смотрят несколько серий какого-то сериала про домохозяек, который так нравится девочке – та пытается убедить мать, что она похожа на одну из героинь, но Меган это всячески отрицает, потому что «ну, Лейс, ты сама знаешь, что так не бывает». - Можно я еще как-нибудь у тебя останусь? – спрашивает дочь, обнимая женщину и прижимаясь своей щекой к ее щеке; той хочется извиниться за все те дни, месяцы и годы, что она предпочитала девочке работу, но слова вязнут в горле, так и не срываясь с губ. - Конечно, милая, если твой папа разрешит, - только и может ответить она и нежно гладит ту по рукам, еще крепче обнимая. Волосы Лейси еще влажные после душа и липнут к лицу, а еще - пахнут шампунем Меган, и женщина не отказывает себе в удовольствии зарыться в них лицом и поцеловать девочку в макушку, когда та наконец засыпает у нее на плече под титры любимого сериала. Утром Меган снова протягивает дочери ключ от своей квартиры, но на этот раз та его не возвращает. ** В их офисе только Кейт умеет подкрадываться чертовски незаметно, вот и сейчас Меган, склонившаяся над только что упавшим скальпелем, чтобы поднять его, не сразу замечает вошедшую начальницу. - Опять? – понимающе спрашивает доктор Мерфи, сочувственно смотря на коллегу, а женщина напротив с удивлением для себя замечает, что ей хочется бессильно расплакаться у той на плече, обмякнув в ее руках. Даже Меган признает, что она – красавица; «даже» - потому что она, вообще-то, терпеть не может признаваться себе в том, что кто-то может быть лучше нее, а уж тем более - другим. У Кейт невероятные светлые волосы, - Меган всегда мечтала родиться блондинкой или на худой конец покраситься, да все как-то не – солнечные искорки-смешинки в глазах, когда она улыбается, заразительный смех и, разумеется, - у нее никогда не немеют руки. - Я правда хочу вам помочь, - говорит Кейт, осторожно и как будто бы даже трепетно массируя запястья, ладони и пальцы Меган, положив ее руки к себе на колени; сегодня та опять уронила скальпель, разбрызгав по полу морга чужую кровь, вчера это был дешевый пластиковый стаканчик из местной кофейни, вылившейся из которого кофе залил рабочий стол и несколько бумаг на нем, за день до этого – поднос с печеньем для Лейс и ее подружек, которое патологоанатом испекла, потому что обещала дочери. - Мне, честно говоря, очень неудобно, - бормочет Меган, с неудовольствием для себя отмечая, что во второй раз в жизни начинает путаться в словах и мямлить, как когда-то не знала, что сказать бывшему мужу, стоя с ним перед зданием суда, когда все закончилось. Отличие разве что в том, что Меган никогда не целовала доктора Мерфи, но, черт возьми, ей бы правда очень хотелось это сделать.