Ночной наблюдатель

       Наблюдение за спящим иркеном было слишком рисковым занятием и по опасности могло сравниться разве что с танцем в костюме бифштекса напротив голодного медведя. Но именно риск быть если не съеденным разъярённым инопланетянином, то изрядно покусанным и помятым двигал Дибом, и он снова и снова прокрадывался в эту новую комнату ночью и предельно тихо сидел напротив какого-то старого человеческого дивана с развалившемся на нём Зимом.        За последнее время Зим… Подрос. Даже не так – иркен в рекордное время вымахал почти в два раза в высоту, аномально быстро и много даже для неисправного организма. Вместе с ростом изменился и сам Зим – в его поведении пропала былая хаотичность, сменившись холодной расчётливостью и ненавистью к собственным бывшим предводителям. Зим Новый – пугающе тощий и высокий, смотрящий теперь на всех с порицанием и необоснованной ничем, кроме презрения, ненавистью инопланетянин больше не напоминал низкорослого харизматичного солдата Армады. Этот Зим был абсолютно сам по себе, независимый ни от кого. Но этот Зим платил за свои изменения непосильно дорогой для иркена ценой – потребностью в глупом человеческом сне.        И в этом было что-то невероятное – под покровом ночи пробираться так близко к развалившемуся инопланетянину и просто следить за тем, как тот с закрытыми глазами едва двигается во время сна, как едва дёргаются бессознательно его опущенные веки и антенны; Зим не дышал, не было потребности в этом, поэтому если бы не эти мельчайшие детали, можно было бы действительно решить, что иркен мёртв…        Словно завороженный Диб сидел напротив дивана, скрестив ноги, и глядел на почти бездвижное лицо, нисколько не похожее на человеческое своей идеальной гладкостью, – у инопланетянина не было проблем с прыщами, которые мучили достаточно многих людей, удивительно! – поднимался чуть выше взглядом и смотрел на сомкнутые глаза – и они были крупнее, чем у любого человека, это было видно даже когда они были закрыты, – расслабленный, лишенный морщинок лоб, каждую антенну по отдельности. Затем бегло осматривал стройное тело – оно могло вызвать зависть у любого худеющего своей тонкостью и подтянутостью, внешняя худоба сравнимая с дистрофией не выглядела ужасной ни разу, это удивительно грациозное тело, обтянутое чёрной обтягивающей формой явно более земного происхождения, чем его старая. Одеяло лежало рядом – видно, иркен всё таки двигался во время сна и поэтому стянул его.        Потом взгляд подростка полз обратно вверх – от голых двупалых ступней до бёдер, потом место, где у людей должен быть живот, грудь, плечи, от плеч – к правой свисающей с дивана руке и обратно, и вот уже видно шею – может быть, стой он поближе, увидел бы пульсирующие вены, – и он снова возвращается к изучению инопланетного лица.        Диб остановился на губах Зима. Что-то в голове щёлкнуло, а внутри неприятно скрутило. Ещё, наверное, полгода назад Зим мог кричать без остановки долгое время – не закрывал рта, скалился, просто долго и протяжно орал на всё и всех, и это было нормально, его таким знали все; сейчас он почти всё время молчал, даже не улыбался, не хмурился, словно в одночасье из него высосали все эмоции, заменив их на небывалый рост. И даже сейчас тончайшие губы были сжаты в тонкую линию; Диб как можно тише вздохнул. Он, похоже, даже как-то тосковал по прежнему Зиму.        Внезапно рот иркена дёрнулся; верхняя губа совершила едва заметное движение вверх-вниз, и затем нижняя сползла вниз, обнажая ряд заострённых зубов. Диб взглядом бросился выше и встретился с двумя пурпурными глазами. Иркен, всё ещё сохраняя прежнюю неподвижность, смотрел на подростка, и во всём его поведении можно было различить на миг удивление; затем гнев; гнев в свою очередь сменился на ставшее привычным безразличие, и инопланетянин моргнул – в темноте комнаты два пурпурных пятна погасли и зажглись вновь, словно специально прожигая саму душу Диба.        – Хм, Диб-вещь? – холодно раздалось в комнате, словно голос Зима исходил отовсюду, со всех сторон. От этого голоса подросток покрылся мурашками, лишившись последней возможности пошевелиться – словно маленький беззащитный зверь, попавший под гипнотическое влияние хищника; сейчас, ещё чуть-чуть; пара секунд – и он точно будет съеден…        Воротник грубо сжали и потянули резко вперёд, и Диб лишился последней возможности думать. Он бы проклял тот раз, когда впервые решил следить за спящим пришельцем, когда пробрался сюда в который раз, он бы проклял свою глупость, из-за которой он прямо сейчас может лишиться жизни, но нет.        Диб открыл глаза, моргнул, потом ещё раз. В ушах шумело от накатившего адреналина, а взгляд не мог уже ничего выхватить среди темноты, было жарко даже несмотря на его резко похолодевшие конечности. Диб судорожно вдохнул – воздух пах Зимом. Диб резко выдохнул – и это окончательно вернуло его в действительную реальность.        Зим не убил его, не оторвал ему руку и не вгрызся зубами в лицо, разрывая в ненависти на кусочки. Он прижимал к своей груди подростка, и когда Диб осторожно поднял взгляд вверх, тот уже закрыл глаза, вернув своему лицу спокойную нейтральность. Он прижимал к себе Диба, и этот факт лишил того всякой мысли о возможном побеге. Жар сменился теплом, а животный страх – спокойствием.        Диб ещё раз вдохнул. Ему стало приятно, так расслаблено и тепло. Ушли почти все мысли, почему так произошло и что двигало пришельцем, раз вот так просто он засыпает с собственным врагом в обнимку, зато появилась одна-единственная мысль – “Спать. Надо спать”. Уснуть в объятиях бывшего захватчика, который своими размерами теперь превышал его самого почти в два раза, и эта мысль не казалась безумной.        И подросток закрыл глаза, утыкаясь носом в грудь Зима, успокоился, пообещав серьёзно над этим подумать, но только не сейчас.