В конце пути

— Может, сходим куда-нибудь? — он предлагает с несвойственной ему робостью и смущением, и в то же время не отрываясь смотрит прямо в глаза. Инахо внезапно «просыпается» и забывает обо всём, о чем думал минуту назад, полностью концентрируясь на чужих ярко-бирюзовых глазах и слегка изогнутых в улыбке бледных губах. С каждым днем ему всё труднее соображать, он всё сильнее чувствует себя уставшим, раздавленным и равнодушным, не справляясь с нагрузками на работе. Слэйн терпеливо ждет ответа и переводит взгляд на единственное маленькое окошко в камере, видя лишь отблески ярко-красного заката над морским горизонтом. Он смотрит на него пять лет подряд. Каждый день. Каждый вечер. Смотрит на море, на высокие деревья с ярко-зеленой листвой, прислушивается к тихому пению птиц и стрекоту цикад, понемногу начиная забывать обо всех других звуках, которые когда-то слышал. Он знает голос Кайзуки. Он узнает его из тысячи, ибо не знает других, и уже почти не помнит голос Ассейлум, который когда-то был лучшей музыкой для его ушей. Слэйн уже почти ничего не чувствует, раз за разом осознавая, что голос принцессы больше никогда не услышит, и перестает получать от своих мыслей былой дискомфорт. Общение с самим собой — что ещё у него есть? — Ну, — Инахо поправляет съехавшую на бок повязку и кидает мимолетный задумчивый взгляд на улицу. — Уже темнеет. В следующий раз. — Ты каждый день приходишь в одно и то же время, — Слэйн отвечает, не задумываясь, слабо сжимая руками колени. — Я не могу приходить раньше. У меня много работы. — Тогда зачем ты вообще приходишь? Ты всё время молчишь. Ты спрашиваешь у меня одни и те же вопросы о моем самочувствии. Что ты хочешь от меня услышать? Инахо не чувствует себя счастливым. Он больше не живет с сестрой и не знает, зачем вообще живет. Он долго сражался за свободу своей родной планеты, не задумываясь отдавая войне всего себя, пытаясь сразить человека — такого же, как он сам, похожего на него, и ещё более одинокого, чем он сам. — Я могу больше не приходить, если ты хочешь. Слэйн, не задумываясь, хватает первое, что попадается под руку. Он бы не промахнулся с такого маленького расстояния, но оставшаяся ещё с войны моментальная реакция помогает Инахо увернуться от летящего в него стакана, который уже через секунду вдребезги разбивается о стену. Слэйн даже не меняется в лице, хоть и понимает, что новый стакан в этой тюрьме ему никто не даст. — Почему ты не можешь меня убить? — Я пообещал Ассейлам. — Не убивать меня? Инахо молчит. Он вспоминает о данном им обещании почти каждый день и из раза в раз пытается понять, что он делает не так. Каждый день он встает в шесть утра и собирается на работу, проводит в своем тесном кабинете чуть меньше двенадцати часов и едет к Слэйну, чтобы просидеть с ним не более получаса оставшегося у него времени до следующего рабочего дня. Инахо ездит к нему, как на работу, как в магазин, как в такое место, в которое ходит уже по привычке. Куда угодно, лишь бы не в пустую квартиру, где его уже никто не ждет. — Почему ты забираешь всё, что у меня есть? Почему ты не можешь оставить меня в покое? — Слэйн отворачивается и прячет глаза за длинной челкой. Инахо всё ещё молчит.