fire fire fire
Джейс врывается в жизнь Лайтвудов одним ненастным вечером. С утра Алек и Иззи чувствуют себя не в своей тарелке — их мать то и дело украдкой вытирает слезы, отец необычно хмур и немногословен, прислуга ходит на цыпочках, тенями шмыгая по коридорам. Иззи напугана, и Алек успокаивает ее как может: вытаскивает самые вкусные конфеты из вазы в гостиной, рассказывает самые причудливые истории и даже обнимает, разрешая прижаться к нему и выплакаться на его плече, что случается очень редко, потому что Алек практически не выносит чужих прикосновений. Во второй половине дня родители, спешно собравшись, куда-то уезжают. Мариза, мазнув губами около щеки Алека, велит ему быть послушным и присматривать за сестрой. Дом без них будто замирает, словно на пороге чего-то страшного — Алек ощущает это, прикасаясь теплым, шероховатым камням стен. А может, это ему только кажется, ведь он так любит читать сказки, где магия переплетается с вымыслом. (Его левое запястье зудит и чешется, но он еще слишком мал, чтобы понимать, что это значит). Вечером в их семье становится на одного мальчика больше. Джейс Вэйланд, сын близких друзей Лайтвудов, погибших в автокатастрофе, стоит на пороге их дома, глядя исподлобья. Его волосы слишком светлые, взгляд попеременно то злой, то испуганный, и во всей его позе — вызов вмиг осиротевшего мальчика. Но Алек протягивает ему руку, вкладывая в этот жест все самое искреннее, что может в себе найти, и Джейс, поколебавшись, отвечает на рукопожатие. (Когда их ладони соприкасаются, Алек чувствует, как внутри липовым медом разливается тепло).fire fire fire
Джейс живет с Лайтвудами уже пятый год. Он настоящий старший брат для Изабель, лучший друг для Алека, любимый сын и требовательной Маризе, и строгому Роберту. (Не будь Алек так ослеплен своей любовью к Джейсу, он мог бы возненавидеть его). Но каждую похвалу в сторону брата Алек встречает горячей поддержкой и одобрением, ведь в его глазах Джейс непогрешимый ангел, идеал, которого ему никогда не достичь. Алеку сложно понять, когда начинается его сумасшествие, когда образ брата возносится на такие вершины, когда он перестает видеть присущие Джейсу грубость и нахальство. Возможно, все дело в том, что своих близких Джейс старается оберегать от этой губительной части себя. И видит бог, Джейс не собирался заслонять Алека своей тенью, он делал все, чтобы не затмевать его в глазах его же родителей, но сначала Мариза и Роберт окружают Джейса любовью и заботой, словно пытаясь вытеснить воспоминания об утраченных родителях, и Джейс хочет отдать им долг, потому и расцветает, словно пышный дикий цветок, который забивает все остальные цветы в погоне за солнцем, а потом сам Алек буквально уступает ему место, опуская руки и отступая в тень, не собираясь бороться за место под родительским солнцем. Изабель то что, она этого почти и не замечает, даже не собираясь угождать каждому требованию матери — у нее есть свои друзья, от кличек которых Роберт хватается за сердце, и она не собирается быть любимицей учителей, хотя, в силу природного обаяния, у нее иной раз это получается само собой. Алек же… Поначалу, зачарованный Джейсом, он даже не замечает, как тот постепенно забирает его место, а затем, оглянувшись, он понимает, что уже ничего не исправить. Алек внезапно обнаруживает, что не умеет заводить друзей и общаться со сверстниками, и даже его ответы, пусть и вызубренные наизусть из учебника, не могут сравниться с ответами Джейса, который там, где не знает, включает свою харизму, под которую, как проклятые, попадают все вокруг. Но Алеку и не нужны друзья. Он рядом с Джейсом, он купается в его внимании, прикасается беззастенчиво то за завтраком, то по дороге в школу, то на тренировках — Алеку совсем не стыдно проигрывать Джейсу в вольной борьбе, потому что это значит, что брат почти что всем телом будет прижимать его к матам, Алек совсем не против молчать на уроке или гуляя с друзьями Джейса, потому что это значит, что он сможет беззастенчиво смотреть на Джейса, буквально впитывая взглядом его образ. Бедный Александр Лайтвуд и бедная его первая любовь.fire fire fire
Первые тревожные колокола бьют на вечеринке, где Джейс знакомится с Клэри. Рыжеволосая оторва в вечно заляпанных краской футболках и драных джинсах раздражает Алека и забавляет Джейса. Клэри отшивает прилипчивого блондина уже раз в пятый, втайне наслаждаясь его настойчивым вниманием, пока Алек раздирает ногтями кожу на внутренней стороне локтя. В толпе подвыпивших подростков Лайтвуд чувствует себя как минимум неуместно, но стоит ему развернуться, чтобы уйти, как Джейс окликает его, подзывает к себе, треплет аккуратно разделенные на пробор волосы, приговаривая что-то. Алек даже не вслушивается, просто бесстыдно наслаждается перепадающими ему крохами. А затем и вовсе остается, усаживаясь рядом с братом, засунув руки в карманы, и словно случайно прижавшись бедром к Джейсу, который, увлекшись составлением плана по завоеванию Клэри, не обращает на это внимания. И, возможно, это была бы лучшая вечеринка в жизни Алека, не то чтобы он их много повидал, но Изабель внезапно взбредает в голову поохотиться за лучшим другом Клэри — забитым Саймоном, что вечно шатается в очках и с охапкой комиксов под мышкой, чьи социальные навыки еще хуже, чем у Алека. — Зря стараешься, — улыбается рыжеволосая Фейрчайлд, заметив взгляды, что бросает Иззи в сторону Льюиса, — Саймон уже занят. — И кем же? — Иззи улыбается в предвкушении битвы (ей всего четырнадцать, но она уже знает, как побеждать). — Сомневаюсь, что он тебе по зубам, — Клэри, посмеиваясь, кивает в сторону стоящего неподалеку Саймона, к которому приближается Рафаэль с двумя бокалами слабоалкогольного пунша. Саймон, краснея и смущаясь, принимает стакан из чужих рук, алея, словно чертова роза, когда рука Сантьяго внезапно оказывается на его талии в совсем не дружеском жесте, от которого у Алека мурашки по коже и в горле пересыхает (он впервые вживую видит таких же, как и он). Клэри смеется вместе с Иззи, подшучивая над ее ошибочным вкусом в выборе парней, и вокруг царит вроде бы легкая и дружественная атмосфера — на Рафаэля и Саймона никто не кидается с крестом наперевес, выкрикивая проклятия. Но Алек смотрит на Джейса, пока тот смотрит на Саймона. В глазах Вэйланда — навсегда оставшееся там отвращение, в глазах Алека — навеки поселившаяся в них боль. (В тот вечер Лайтвуд впервые напивается, потому что левое запястье ноет и крутит, и Александр уже достаточно взрослый, чтобы догадаться, почему).fire fire fire
Джейсу исполняется шестнадцать лет. У него на правом запястье метка, и он все утро не замолкает, фантазируя о том, как покажет ее Клэри, как они дождутся ее отметины, и как у них все будет хорошо. Иззи словно между прочим роняет, что у Саймона тоже недавно проступила метка — такая же, как у Рафаэля. Джейс морщится и просит не портить ему аппетит подробностями из жизни пидоров, до которых никому нет дела. Алек сжимает вилку до белых костяшек пальцев и дрожащим голосом предупреждает, что задержится на тренировке допоздна. Поначалу это просто домыслы. Смутные подозрения, которые закрадываются в голову Алека, когда он не занят учебой, тренировками или любованием Джейсом. Лайтвуд подмечает все. Как по телу разливается тепло, когда Джейсу хорошо и весело, и как запястье обжигает болью, когда Вейланд умудряется что-то ушибить или растянуть. Как буквально вся жизнь Алека сосредотачивается вокруг одного человека, который слишком слеп, чтобы увидеть — славачертвозьмибогу — и слишком глух, чтобы услышать, как воет сердце Лайтвуда. Иногда Алеку кажется, что это пройдет. Что он перерастет детскую/подростковую влюбленность, что однажды утром проснется и не обнаружит в своих мыслях светловолосого блондина, слишком громкого и нахального, чтобы попросту его не замечать. А иногда Алеку кажется, что это навсегда, и тогда он пропускает тренировки по стрельбе из лука (они с Джейсом уже давно забросили борьбу, потому что Вэйланд ее перерос, а Алек потерял к ней интерес без него), чтобы снова провести несколько часов в библиотеке, ныряя в омут обрывочных знаний о соулмейтах с головой. В сказках его детства, цветных и ярких, все очень просто. Метка соулмейта соединяет души судьбой предназначенных друг другу влюбленных, разрушает проклятия злых ведьм и колдунов, и даже если принц под действием заклятия женат на злой принцессе, метка все равно раскрывает ему глаза на его истинную любовь. В научных же статьях все обтекаемо и расплывчато, мол, метка это не приговор и не обязанность, это всего лишь символ, у которого может быть свой смысл, как иероглиф, внутри которого спрятано несколько значений. Но расшифровать язык меток еще не удалось, и когда это случится, никто не знает, и прямых ответов на вопросы никто не может дать. После таких походов в библиотеку Лайтвуд долго ходит задумчивым, пытаясь мыслить здраво, но, увы, пятнадцатилетний Алек склонен верить больше сказкам, чем науке, потому что он все еще наивен, он все еще думает, что все можно изменить. (Но при этом на свой шестнадцатый день рождения он просит Иззи подарить ему широкий браслет на левое запястье).fire fire fire
Алек просит не заходить к нему в комнату ночью, оправдываясь завтрашней контрольной по геометрии. Он терпеливо сносит мамино: «Надеюсь, ты проведешь эту ночь спокойно», и выдерживает «Главное, чтобы твоим соулмейтом не была Лидия» от Иззи, и даже не расклеивается, когда Джейс сгребает его в объятия, приговаривая: «Ну вот ты и вырастешь, маленький брат». (Алек даже не замечает, как его ладонь ложится на волосы Джейса, но воспоминание о том, какие они мягкие на ощупь, он пронесет с собой до конца жизни). Когда время приближается к полуночи, Алек нервно хватает тюбик тонального крема, тайком стянутый с туалетного столика Иззи, и закрывается в ванной. Кожа на левом запястье начинает зудеть и щипать, и Алек впервые в жизни молится, рассматривая немного размытое фото на телефоне, где Джейс бросает мяч в корзину, вытянув обе руки так, что можно различить метку на запястье. Минуты тянутся вечность, и Алек всерьез думает о том, чтобы выбраться из комнаты и пробраться в кабинет отца, чтобы стащить оттуда бутылку виски. Возможно, тогда будет не так больно, если не руке, то хотя бы душе, но его останавливает возможность поимки с поличным. Алек не хочет, чтобы вся семья узнала о том, насколько он испорчен. Метка проступает на четвертую минуту его шестнадцатилетия — и каждым изгибом, каждым хитросплетением нитей, каждой петлей она повторяет метку Джейса. Один, черт бы их всех побрал, в один. Алек смотрит на нее, роняя злые слезы на домашнюю футболку, и отчаянно сжимая тюбик с тональным средством в руках. А затем пытается спрятать, замазать, скрыть так, чтобы за завтраком наигранно-расстроено продемонстрировать семье чистое запястье. — Какая жалость, — скажет ему мама. — Зато у тебя есть выбор, — скажет ему отец. — Главное, что тебе не попался парень, — скажет ему Джейс. Алек будет принимать поздравления, не обращать внимания на ядовитые слова, иглами впивающиеся в сердце, и улыбаться, улыбаться, улыбаться, его щеки будут болеть от улыбки, а он все равно не позволит ей сойти с лица до самого вечера. Когда он возвращается домой после тренировки, на дне его рюкзака покоится маленькая бутылка дешевого коньяка из супермаркета. Кассирша пробивает ее без вопросов, едва взглянув в его покрасневшие, поддернутые мутной пленкой боли глаза. Браслет Иззи подходит идеально, плотно обхватывая запястье, скрывая метку целиком, как будто его сестра догадывалась, что именно он должен закрывать. (Алек никогда не снимает его).fire fire fire
Лайтвуд понимает, что для него нет никакой надежды, когда Джейс приходит домой поздно вечером с синяком под глазом и разбитой губой. Мариза хлопочет над ним, попеременно то охая, то отчитывая, Роберт стоит поодаль, хмуря лоб, Иззи нервно трепет в руках кончик толстой косы. — С кем ты подрался? — наконец-то раздается на кухне самый важный вопрос, и Алек почему-то весь сжимается внутри, чувствуя, как пульсирует под браслетом метка. — Какой-то пидор в баре пытался лезть к моему другу. Видите ли у них одинаковая метка! Ну мы и показали ему его место. — Джейс! Нельзя бить людей за то, что они не такие, как ты! Это слова не их матери или отца. Это слова Изабель. Но Джейс отмахивается от них. Мариза ничего не говорит, ни о бранных словах, которыми Джейс разбрасывается, ни о том, что тот парень не выбирал свою метку. Роберт еще больше хмурится, но только предупреждает Джейса, чтобы тот был аккуратнее в следующий раз. Они не произносят самого главного — их приемный сын не прав. Наверное, потому что они тоже так считают. Алек внезапно обнаруживает себя в одной комнате с будто чужими, незнакомыми ему людьми. Он понимает, что не дождется от них ни любви, ни поддержки. Что приди он к матери и расскажи ей обо всем, а у него мелькали такие мысли, она только отчитает его за несуществующие промахи, велит тщательнее скрывать метку и забудет об этом. Так же сделает отец. А Джейс еще и ударит напоследок, не за то, что не признался сразу, а за то, что посмел чувствовать. Из кухни Алек уходит на нетвердых ногах, покрываясь изнутри тонкой коркой грязноватого, мутного льда. Стены родного дома неожиданно сжимаются вокруг него, сковывая темницей, и становится трудно дышать. Хочется сбежать, куда угодно, но до окончания школы еще полтора года, а заявление в университет уже подано (в тот же, куда поступает Джейс, потому что Алек помыслить не может о нескольких годах разлуки). Алек в ловушке и не может найти вариант, при котором спасаясь бегством, он не потерял бы свое сердце и душу. (Рука Иззи на плече кажется спасительным глотком свежего воздуха и лучом солнца в кромешной тьме, и Алек в который раз думает, что она знает).fire fire fire
С Магнусом Бейном Лайтвуд знакомится во время студенческой вечеринки. Для него она что-то вроде семейного ужина, потому что всех главных лиц он давно и хорошо уже знает, хотя и не понимает, как так получилось, что они все поступили в один университет. Просто первым выбор сделал Джейс (ориентируясь, чтобы Клэри потом было удобней), за ним слепо потянулся Алек, за братьями хвостиком увилась Изабель. За рыжей Фейрчайлд бросился Саймон, всем и каждому твердящий, что не собирается оставлять свою почти что сестру на растерзание Джейсу, а за своей парой неотрывно последовал и Рафаэль. Только в университете, неожиданно оказавшись без поддержки Джейса, шагнувшего далеко вперед, и Иззи, оставшейся позади, Алек учится дышать полной грудью и жить самостоятельно. Неловко и неумело он знакомится с окружающими людьми, заставляя пробудиться, казалось бы, давно атрофировавшиеся социальные навыки, и, возможно, пойди все немного по-другому, он смог бы вылечиться от своей любви к Джейсу. (Но, если взглянуть со стороны, Алек совсем не хочет избавляться от этой пагубной зависимости). Это очередная вечеринка братства Джейса, на которую их компания и еще пол-университета в придачу попадают почти что автоматически. И пока Вэйланд занят своей девушкой, Иззи — своим очередным парнем, а Рафаэль и Саймон ищут укромный уголок, Алек представлен сам себе. И в самый разгар вечеринки, в нее вступает он. Магнус Бейн оказывается воплощением всего того, что Джейс не выносит — уложенные лаком волосы, подведенные глаза, накрашенные ногти, несвойственная «настоящим» парням манерность. Старшекурсник Магнус смотрит на всех свысока, но он известен тем, что делает лучшие коктейли в штате, от которых буквально сносит крышу. Алек всем этим немного ослеплен и наверняка очарован. Он не то чтобы умеет подходить к таким людям первым, но вот прямо по курсу Магнус, вот стакан с алкогольным пуншем, вот Алек стоит, рассказывая что-то абсолютно безумное, вряд ли интересное такому парню, как Бейн, но тот все равно выслушивает его, глядя неотрывно своими слишком пронзительными глазами. Они расходятся далеко за полночь, обмениваясь номерами у двери в комнату Алека. Магнус прощается с ним так тепло, будто с любимым другом, улыбается, задерживает ладонь Лайтвуда в своей дольше всяких мыслимых приличий, как будто не хочет ее отпускать. И Алек впервые за несколько лет не думает о метке, что настойчиво выжигает болью кожу. Не думает, пока не заходит в комнату, где сразу же замечает Джейса. Тот сидит на аккуратно заправленной кровати, в полоске света от уличного фонаря, вертит в руках рамку с фотографией всей семьи Лайтвудов, и при звуке открывшейся двери прикладывается к бутылке с пивом, явно не первой за этой вечер. (Несколько секунд Лайтвуд позволяет себе верить в то, что Джейс пришел сюда, устав бороться со своими чувствами к Алеку). — Не общайся с Магнусом Бейном, — Вэйланд почти выплевывает это имя, но по прежнему не смотрит на брата. — Почему? — Алек весь замирает, что внутри, что снаружи, готовясь услышать то самое, единственно верное… — Потому что тогда по потоку пойдут слухи, что ты пи… гей, а я не хочу, чтобы моего брата подозревали в таком, — Джейс пьяно цедит слова, заплетаясь языком, и Алеку как никогда хочется зарядить ему по острой скуле, чтобы до крови, до хруста сломанных костей, потому что сколько еще он будет рушить его жизнь? Каждое слово Джейса будто брошенный в него камень, но Алек не защищается, не пытается увернуться или укрыться. Он смотрит на брата, нервно потирающего метку (у Клэри ее не оказалось, но они не говорят об этом, предпочитая не замечать), на фотографию их семьи, потом на свой браслет. — Хорошо, — говорит Алек. — Я не буду общаться с Магнусом Бейном. Произнесенные слова могильной плитой ложатся на все надежды Алека попробовать быть счастливым без Джейса. — Просто… Я волнуюсь за тебя. Не надо тебе… с таким быть, — бормочет Вейланд поднимаясь с кровати и, качнувшись, направляется к выходу из комнаты. Поравнявшись с Алеком, он кладет ему руку на плечо, и заглядывает через глаза прямо в душу, словно ища там что-то. То ли не найдя искомого, то ли удовлетворившись тем, что есть, Джейс выходит из комнаты даже не попрощавшись. Алек сползает по стенке вниз, чувствуя, как струятся по щекам тихие отчаянные слезы, и как сжимаются в бессильной ярости кулаки. Запястье жжет и пульсирует, и Лайтвуд почти что хочет отрезать себе руку прямо здесь и сейчас. Или разбить кулаки о стены, выкричаться в пустоту комнаты, собрать вещи и уехать на другой конец штатов, лишь бы только подальше, лишь бы только не так больно. Но метка на его запястье — вечный приговор. Но часы спустя он успокаивается. Поднимается с пола, разминает затекшие конечности, поправляет сдвинутую братом фотографию. Выбрасывает написанный летящим почерком номер телефона в мусорною корзину. (Алек пытается отделаться от ощущения, что сам затягивает себе на шее петлю, но ему действительно трудно дышать).fire fire fire
Они пересекаются с Бейном полтора месяца спустя. Лайтвуд сидит в дальнем углу библиотеки, корпит над очередным эссе. Магнус неожиданно появляется из-за угла, на этот раз на нем меньше косметики и ногти не выкрашены черным лаком, но он все равно умудряется очаровать Алека, стоит тому только оторвать взгляд от книги. — Я присяду, не возражаешь? — Бейн улыбается слишком дружелюбно для парня, которому не позвонили, так что Лайтвуд только кивает, безмолвно, не в силах оторвать взгляд от рубашки Магнуса, расстегнутой больше чем на три пуговицы. — Странно, что ты не позвонил, — Бейн начинает с места в карьер, и у Алека внутри все сжимается от неприятного предчувствия. — Я… потерял твой номер, — Лайтвуд пытается звучать как можно естественнее. — Конечно, — Магнус согласно улыбается, но по его глазам видно, что он ни на секунду не поверил ему, — знаешь, пока я ждал твоего звонка, а я редко кого жду, мне посчастливилось узнать кое-что о твоем брате. — О Джейсе? — глупо переспрашивает Алек, чем только вызывает очередную улыбку Бейна. — Именно. И о его отношении к таким как… мы с тобой, Александр, — Магнус смотрит прямо на него, и Лайтвуд чувствует, как страх подкрадывается сзади, и липкими ладонями сквозь лопатки обхватывает сердце. — Я не понимаю… — Наверное, это очень хороший браслет, раз ты постоянно носишь его, — внезапно произносит Магнус, и у Алека перехватывает дыхание от страха, что Бейн все знает. Непонятно как и откуда, но он знает и, наверное, Джейс тоже мог бы уже догадаться. — Я… ты не… Я не понимаю… — Тише, Александр, тише, — внезапно Магнус оказывается рядом с ним, стоит на коленях посреди библиотеки, поглаживая холодными ладонями пылающие щеки Алека. — Все в порядке. Никто ни о чем не знает. Успокойся. Никто не собирается наказывать тебя. Монотонный звук его голоса действует на Алека успокаивающе. Страх постепенно отступает, он свободно делает вдох за выдохом, но даже заметив это, Бейн не убирает рук от лица Лайтвуда и это… в какой-то степени приятно. (Алек не замечает того, как Магнус произносит «наказывать» с дрожью в голосе). — Прости, — внезапно охрипшим голосом извиняется Алек, и облизывает пересохшие губы, — я сам не знаю, что на меня нашло. — Тебе нечего бояться или стыдиться, Александр. Ни сегодня, ни вообще, — Магнус внимательно смотрит на него, словно пытаясь увидеть признаки подступающей истерики, как будто знает, что она может быть. — Почему ты зовешь меня полным именем? — Алек пытается отвлечься от ощущения чужих прикосновений (это слишком ново для него). — Потому что оно прекрасно, — Магнус пожимает плечами так, будто в его словах нет ничего необычного, — впрочем, как и ты. Алек краснеет, в который раз за несколько минут. Но ему тепло и спокойно. Слова Джейса словно стираются из памяти. Он позволяет Бейну увести себя из библиотеки, безропотно следует за ним в какое-то подвальное кафе, где окна нарисованы аэрозольной краской, музыка из хриплых динамиков доносится на всех языках мира, но только не на английском, и безмолвный официант приносит им лучшие такос во всем штате. Магнус проявляет чудеса выдержки и дипломатии, общаясь с Алеком. Он не говорит о его брате гомофобе, о том, что колено Лайтвуда подозрительно часто прижимается к его собственному колену, о том, что Алек облизывает свои губы слишком часто и сексуально, и о том, что Бейну не терпится его поцеловать. Они проводят в этом месте несколько часов, пока телефон Алека не начинает буквально плавиться в кармане джинсов от количества не принятых звонков. Он обещал подтянуть Иззи по высшей математике, должен был встретиться с Джейсом и пойти в какое-то очень крутое место, где соберутся все их (его) друзья. Но Алек, мельком просмотрев сообщения и список звонков, стирает их все, отправляя два коротких «Я занят». Магнус смотрит на него с любопытством и плохо скрытым нетерпением — у Алека от этого взгляда внутри просыпается маленький вулкан, разливая жар по телу. Бейн протягивает ему раскрытую ладонь, увитую тонкими цепочками, и Лайтвуд, словно зачарованный, протягивает в ответ свою руку, переплетая их пальцы. Они выходят из кафе и направляются на пирс, пугая по дороге прохожих своим смехом. Никто из них не говорит, что это свидание, но Алек отдает Магнусу свою куртку, когда с залива тянет холодным ветром, а Бейн греет в своих ладонях руки Лайтвуда после того, как тот пытался словить медузу. Никто из них не говорит, что это свидание, но Алек провожает Магнуса до самого порога здания, где расположен его лофт, и поцеловать Бейна на прощание кажется самым естественным поступком. (Губы Магнуса мягкие, с привкусом счастья).fire fire fire
Весть о том, что они встречаются, облетает весь университет в считанные дни. Об этом шепчутся перед лекциями и в курилке, девчонки передают эту весть словно быстрокрылые сороки и к концу недели в кампусе не остается ни одного человека, который не знал бы, с кем встречается тот самый Магнус Бейн. Алек не совсем понимает, отчего вокруг него столько шума, и единственное, что его беспокоит, это реакция Джейса и Иззи, но те либо обижены на него за то, что брат игнорировал их звонки, либо же слишком заняты своими делами, чтобы вслушиваться в сплетни. Пока что все живы. — А ты, кажется, популярный, — говорит Алек во время ланча, когда буквально каждый взгляд во всей огромной столовой прикован именно к ним. От этого у него пропадает аппетит и он ограничивается только парой яблок, да бутылкой минеральной воды, в то время как Бейн спокойно уплетает свою порцию за обе щеки, все равно умудряясь при этом выглядеть слишком божественно для этого мира. — Я? Возможно, — Магнус смотрит на Лайтвуда с такой теплотой в глазах, что тому становится неловко, — но это Джейс заработал себе славу рьяного поборника натурализма в университете. А теперь его собственный брат, пускай и сводный, встречается с воплощением всего гейского, что есть в этом мире. — На тебе нет радужного флага, — Алек улыбается краем рта, в очередной раз думая о том, знает ли уже обо всем Джейс и если да, то как скоро он придет убивать. (Часики тикают тик-так). — Сладкий, ты просто еще не видел мое нижнее белье, — Магнус улыбается, намереваясь продолжить смущать Лайтвуда, но тут его взгляд скользит к фигуре, объявившейся у входа в столовую, и Бейн неожиданно даже для себя бледнеет. На метку словно льют раскаленного железа, и Алек понимает, что его ждет. Он оборачивается медленно, нарочно задерживаясь взглядом на окружающих его вещах, которые все равно смазываются в одно светлое пятно. Когда их глаза с Джейсом наконец-то пересекаются, Алек буквально физически ощущает волны ярости, что расходятся от Вэйланда. Он зол. Это заметно, это, черт возьми, видно каждому из присутствующих в столовой, которые, кажется, замерли, боясь лишний раз вздохнуть. Джейс не несется штормом в их сторону, сметая все на своем пути. Он не начинает драку, не закатывает истерику. Он просто смотрит на Алека, неотрывно, будто они не разворачивают драму посреди университетской столовой. А потом все так же молча разворачивается и уходит. Лайтвуд почти порывается встать и убежать за ним вслед, схватить за руку и объяснить, что все не так, что это не то, чем кажется, что Алек совсем не… — Хочешь пойти за ним? — голос Магнуса доносится до него будто из параллельной вселенной. Лайтвуд медленно качает головой, чувствуя, как в горле все пересохло. Он бы побежал, да, черт возьми, он ринулся бы вслед за Джейсом пущенной стрелой. Но Магнус Бейн смотрит на него с такой горечью и грустью, что Алек не находит в себе сил подняться. (Благодарный взгляд Магнуса и его жаркий поцелуй у дверей комнаты в общежитии смазывают болезненные ожоги от взгляда Джейса, но не сводят боль на нет).fire fire fire
Алек не ожидает первого удара, потому что слишком поглощен повтором конспектов. Алек не ожидает второго удара, потому что он дезориентирован в пространстве, голова гудит колоколом, и левую руку отчего-то сводит болью. (Он должен был знать, что Джейс не будет просто так терпеть два месяца отношений своего брата с парнем). — Как ты мог! — кричит он, нанося третий удар, который Алек ожидает, но никак не останавливает. Джейс имеет каждое право злиться на своего соулмейта, который похерил все. — Ты сказал, что у тебя нет метки! Тогда какого хрена? — Джейс кричит так, что уши закладывает, а может быть это из-за ударов, что сыпятся на Алека. Его брат зол, очень зол, это ощущается по воющей боли, что простреливает от запястья и до самого плеча. Но сердцу все равно больнее. Один из ударов приходится на ребра, и Алек слышит противный хруст и тут же острую боль в легком. Еще один удар приходится по голове, и тогда Лайтвуду становится действительно страшно, но он уже не в силах ничего изменить. Он уже слаб и повержен, валяется на полу своей комнаты, заливая ковер кровью, пока Джейс вымещает на нем свою злость бог знает за что. (За годы лжи, за то, что его брат воплощение того, что Вэйланд ненавидит, за то, что видел, как Магнус Бейн целует его, прижимая к стене в коридоре). Алек не понимает, как это происходит, но неожиданно браслет слетает с его руки — когда Джейс тянет его за левое запястье на себя. Несколько секунд мертвой тишины перед наступлением шторма, несколько секунд, за которые Алек даже не успевает открыть глаза. — Какого черта у тебя такая же метка, как и у меня? — рев, оглушающий, сбивающий с ног рев. Руки, тянущие на себя, неожиданно отпускают, и Лайтвуд, потеряв равновесие, заваливается назад, неспособный даже сгруппироваться, и бьется о металлический столбик кровати, отчего из глаз сыпется сноп искр. Краем угасающего сознания Алек слышит чьи-то крики и шаги, чувствует, как кто-то надевает ему на руку браслет — зачем, какой смысл, пытается он сказать, но губы не слушаются, как и мысли. Перед глазами мелькают цветные пятна, сирена скорой помощи дрелью ввинчивается в измученное сознание, а затем Алека поглощает океан, отрезающий все звуки и образы, оставляя только тишину и покой.fire fire fire
Лайтвуд чувствует себя лодкой, которую вынесло в открытый океан и теперь шторм гоняет ее по гребням волн, то окуная с головой в мутную воду, то выбивая на поверхность во время короткого затишья. — Все будет хорошо, сладкий, — шепчет Магнус, склонившись над его постелью. В нос ударяет запах лекарств, бинты туго стягивают торс, отчего трудно сделать вдох. Лайтвуд пытается пошевелить хотя бы пальцем, но новая волна затягивает его за собой во тьму. — Алек, пожалуйста, вернись к нам, — плачет Иззи, размазывая потеки черной туши по щекам. Он хочет сказать, что слышит ее, потянуться к ней, уверить в том, что все хорошо, но ему мешает трубка в горле и закладывающий уши шторм. — Александр. Ну же. Просыпайся, — его мать старается держаться, но ее выдает дрожь в голосе. К этому моменту он уже устает бороться, в его лодке слишком много пробоин, она вот-вот пойдет ко дну, и даже слезы на глазах Маризы не могут заставить его собраться с силами. Какой смысл, если рядом нет его? — Алек, — наконец-то раздается голос Джейса, и пускай он слабее всех, но именно за него Лайтвуд цепляется изо всех сил. Он приходит в себя в больничной палате, окруженный подвявшими букетами цветов и открытками от друзей. На его отчасти недоуменный, отчасти испуганный окрик, в дверях тут же появляется медсестра. За ней его сразу же окружают врачи, светят ему фонариком в глаза, задают странные вопросы и выстреливают странными словами, значений которых Алек не в силах понять. На следующий день в палату вихрем врывается Магнус, за ним чинно следует Роберт, провожая Бейна нечитабельным взглядом. Алек очень хочет остановить парня, но тот не обращает на его слабые попытки возразить никакого внимания и, заключив лицо Лайтвуда в ладони, осыпает его короткими поцелуями. Затем зачем-то появляется полиция, которой, под осуждающим взглядом Магнуса, и под одобрительный кивок Роберта, Алек рассказывает, что его избил какой-то студент гомофоб. Он не помнит ни лица, ни примет, ни голоса, он прилежный студент, не трогайте его пожалуйста, он слишком от всего устал. Магнус ничего об этом не говорит, хоть и знает, кто с ним это сотворил — Изабель Лайтвуд кричала на брата так, что дрожала вся больница от фундамента до вертолетной площадки. Два дня спустя Алек просыпается рано утром, слыша, как открываются двери его палаты. Он помнит, что мама с отцом еще вчера уехали в очередную деловую поездку, а Магнус с Иззи обещали зайти после занятий, притащив за собой если не самих друзей, то как минимум подарки и гостинцы от них. Лайтвуду нужно несколько секунд, чтобы глаза привыкли к рассеянному, тусклому свету, и он мог различить примостившуюся в кресле фигуру. — Почему ты ничего не рассказал полиции? — Джейс смотрит на него из угла палаты. От звука его голоса Алек почти машинально вздрагивает, и тут же переводит взгляд на ничем не прикрытое запястье. Наверное, браслет сняли с него вместе с другими вещами. — Потому, что я тебя… — Алек осекается, пытаясь подобрать слово. — Нет, пожалуйста, — Джейс жестко обрывает все его попытки, зарываясь пальцами в растрепанные волосы, — не произноси этого вслух. Они проводят еще около часа в полной тишине. Алек, съежившись на кровати, и Джейс, замерев в кресле. В комнате раздается только еле слышный шелест их смешанного дыхания. Под него, отчего-то умиротворенный Алек, снова засыпает, чтобы, очнувшись днем, обнаружить кресло пустым. Когда Алек выходит из больницы, у входа его встречают с цветами и объятиями Магнус, Иззи и Клэри. Джейса среди них нет. На невысказанный вопрос Изабель только пожимает плечами и заявляет, что не разговаривает с ним с момента случившегося, и где он шляется не ее дело. Клэри грустно улыбается, но тоже не отвечает. (Алек поправляет браслет, внезапно кажущийся чужим на руке, и берет Магнуса за руку, пытаясь убедить себя, что все хорошо).fire fire fire
Вибрация от нового входящего сообщения застает Алека врасплох. Он как раз готовится к одному из самых серьезных разговоров в своей жизни — сегодня у Магнуса день рождения, и Алек наконец-то решается завести их отношения дальше поцелуев, взаимных ласк и молящих глаз Бейна. Не то чтобы Алек буквально «дарит» себя Магнусу, нет, он преподнес ему прекрасные наручные часы, простые и элегантные, которые умудрялись подходить почти под любой наряд, по крайней мере его в этом заверила Иззи. Попытка перевести отношения на уровень выше является лишь логическимfire fire fire
Алек просыпается от острой боли, пронизывающей его череп раскаленными иглами. У него уходит несколько минут на то, чтобы собрать по кусочками хотя бы малую часть сознания. Метка соулмейта дергает выворачивающей суставы наружу болью, от которой Лайтвуду хочется выть. Пытаясь отвлечься от нее, он медленно, боясь очередного приступа, приоткрывает глаза. И сразу отмечает незнакомую, не свою обстановку комнаты. И не обстановку лофта Магнуса. Чужая рука на бедре Алека неожиданно шевелится, и Лайтвуд едва успевает сдержать крик. Сзади, уткнувшись лбом в загривок, и щекоча дыханием позвонки, все еще спит Джейс. Алек чувствует, как колотится в груди сердце, почти что выламывая ребра изнутри, потому что смерть от разрыва сердца ему сейчас явно предпочтительнее смерти от рук своего соулмейта. Лайтвуд обводит комнату прояснившимся от страха взглядом, отмечая и разбросанные по полу пустые бутылки, и переполненную пепельницу, и одежду, сваленную на стуле. Сердце замирает вместе со взглядом, прикованным к рубашке, в которой Алек вчера был на дне рождения Магнуса. Рубашке, которая кинута сверху футболки Джейса. Смесь стыда, горечи, злости, и отчего-то обиды, подступает комком к горлу. Алек чуть ли не выпрыгивает из кровати, но вовремя останавливается, боясь разбудить Джейса. Страх буквально сковывает его, заставляя замереть, дыша через раз. Если он быстро выскочит и сбежит, у него, возможно, будет шанс спрятаться хотя бы в комнате Рафаэля, что вниз по коридору. Если он притворится спящим, когда Джейс очнется, Вэйланд может решить притвориться, что ничего не было и все останется как есть (отвратительно), а может, именно после этой ночи он осознает, что они, черт возьми, соулмейты и им предназначено быть вместе и они будут, и… (Алеку двадцать два года, а он все еще верит в сказки). Но Джейс не дает ему выбрать. Джейс просыпается рывком, не долго и болезненно, как Алек, а практически мгновенно, охватывая взглядом и пустые бутылки, и одежду и то, что он лежит настолько близко к Алеку, что их тела почти полностью соприкасаются. — Какого черта? — хриплым ото сна голосом спрашивает он, отпихивая от себя Алека. Вариантов у того остается мучительно мало. — Что? — Лайтвуд, почти что скатившись с кровати, оказывается на полу — даже мысленно подготовившись, он все равно теряется, только взглянув на лицо брата. Сведенные к переносице брови, сверкающие глаза, растрепанные волосы, упрямо поджатые губы и отчетливо проступившие скулы. Джейс прекрасен даже в гневе, но у Алека не так много времени на любование, потому что Вэйланд выглядит так, будто вот-вот убьет его. — Что ты делал в моей кровати? Что за хрень произошла ночью? Мы что, спали вместе? — с каждым вопросом Джейс становится все злее и злее, сжимая кулаки до побелевших костяшек. — Я… — Алек заикается, не зная, что ответить, — я не помню… я выпил и таблетки. Мне нельзя было. Но ты, кажется, настаивал и я… — Настаивал? — Джейс практически кричит, угрожающе наклонившись в сторону Алека, и наставив на того палец. — Я настаивал на том, чтобы мы… ты… Эти все твои пидорские штучки! Ты что, решил, что переспав со мной по пьяни, заставишь стать таким, как ты? Пидором?! Это больнее, чем Алек ожидал. Это больнее, чем когда Джейс бил его кулаками. Это больнее чем все, что довелось испытать Алеку за всю его жизнь. Потому что Джейс не применял это слово к своему брату даже когда узнал, что он встречается с Магнусом. — Это не я. Ты, ты сам меня позвал. Сам заставил выпить с тобой, чтобы не напиваться в одиночестве. А потом просто… — А потом просто решил трахнуть меня под шумок, так что ли? Молодец, у тебя получилось. Вот только знаешь что? Пидором, как ты, я от этого не стал. Лизаться с тобой меня не тянет. Меня тянет начистить тебе рожу. — Джейс, пожалуйста, — Алек чувствует, как по щекам начинают катиться слезы. — Ты мой брат, черт возьми. Я верил тебе. Доверял! Даже когда ты оказался одним из них, я смирился, но тебя это не остановило. Эта метка отравила тебя. Не меня, а именно тебя. — Что за бред? — Алек, пытаясь собраться с силами, встает на ноги, чувствуя, как все внутри дрожит и стягивается в узел в груди. — Метка — это знак принадлежности друг другу, это благословение, это… — Да хватит твоих сказок, Алек! — кричит Джейс, буквально слетая с кровати и, схватив Алека за плечи, рывком поднимает его вверх. От его хватки явно останутся синяки. — Хватит этих долго и счастливо, хватит этих предназначенных друг другу судьбой. Я не люблю тебя! Меня не тянет к тебе! Я твой брат, пусть и не по крови, и то, что ты чувствуешь — омерзительно. Ты отвратителен мне! Ты и твои извращенные желания! Катись к своему парню, устраивайте свою пидорскую вакханалию, но не смей втягивать меня во все это! Убирайся и отсюда и из моей жизни! — Джейс. Нет. Пожалуйста, — Алек почти что вскрикивает, когда отмеченное запястье прошивает болью, и замечает, что Вэйланд тоже морщится, ослабив хватку на его плечах. — Видишь. Это метка реагирует на нашу ссору, мы не должны… Джейс бьет неожиданно. Больно. Обидно. Не сильно, не до разбитых костей, но синяк точно останется. Алек, схватившись за щеку, пораженно смотрит на брата, будто пытаясь осмыслить, поверить, что это действительно конец. — Пошел вон, — цедит Джейс, отвернувшись, даже не собираясь удостоить брата взглядом. — Я не хочу тебя видеть. Алек хочет схватить его за руку, остановить, переубедить, сказать, что он будет тише воды, ниже травы, что он больше никогда не посмотрит, не скажет, не заикнется, даже мысленно. Но Лайтвуд прожил с Джейсом бок о бок достаточно времени чтобы понять, что это бесполезно. Бессмысленно. Он не станет слушать. И никогда не простит. Двери за Алеком закрываются с тихим щелчком, словно отрезав что-то важное в его душе. Запястье немеет и противно ноет, но Лайтвуд упрямо идет в свою комнату. Десяток сообщений от Магнуса он удаляет даже не прочитав.fire fire fire
Двери Магнуса распахиваются настолько стремительно, будто Бейн только его и ждал. — Господи, Алек, что случилось? — его руки буквально порхают вокруг Лайтвуда, словно пытаются найти, где болит. Но до метки и сердца они не добираются. — Я… — он пытается. Честно. Он хочет произнести эти слова, последние несколько дней они раскаленным клеймом дымятся на языке, и от них в глотке першит и дерет. Но сейчас, глядя в глаза Магнуса, полные беспокойства, нежности и любви… Несколько дней назад Алек хотел сделать Бейна самым счастливым человеком в мире, но затем случился его соулмейт, и мир немного перестал существовать. — Что? Почему ты стоишь на пороге, проходи, ну же, — Магнус буквально затаскивает Алека в свой лофт, усаживает на диван, гремит чашками на кухне, спешно готовя чай и болтая, болтая, болтая, не умолкая ни на секунду, как будто стоит ему замолчать, и Лайтвуд исчезнет. Хотя Алек был бы не против. Это избавило бы его от неудобных вопросов. — Что-то случилось? — например этого. — Ты поссорился с Джейсом? — или вот этого. — Вы… это как-то связано с… меткой? — и особенно от этого. Алек готов упасть перед Магнусом на колени. И раньше был готов, потому что где еще найдешь человека, который будет относиться к тому, что его парень навеки связан с кем-то другим, так легко? У Бейна всегда было к этому свое, очень легкое отношение — он просто искал любви и у того, кто мог ее ему предложить, и отдавал ее тому, кто в ней нуждался. Они были так хороши вместе. — Я изменил тебе, — три слова произнесены, осталось еще три, — со своим соулмейтом. Лайтвуд думает, что это объясняет все и сразу. Не с Джейсом, потому что Джейс — это просто парень, которого Алек любит слишком долго и слишком безответно, и это чувство вросло в него настолько глубоко, что не вырвешь с корнями, так сильно они переплелись с его душой. С соулмейтом, с душой, которая была предназначена Алеку свыше, их связывает метка, ну же, Магнус, ты же можешь понять… — Вот как, — Бейн часто моргает, сглатывая и опуская взгляд, словно пытается проглотить услышанные слова, но те становятся поперек горла. — Это… я бы не сказал, что неожиданно, но… И Алеку снова, в который раз больно, потому что одна мысль о том, что Магнус знал, Магнус ждал, что Лайтвуд вытрет о него ноги, заставляет его возненавидеть себя. — Прости, пожалуйста, прости меня, — частит Лайтвуд, судорожно хватая ладони Бейна, и прижимая их к сердцу, как будто это сможет что-то исправить. — Я не мог скрывать это, не мог жить во лжи, я не хотел причинять тебе боль. — Ну что ты, — Магнус прикладывает видимые усилия, чтобы взять себя в руки, — это ведь, в конце концов, соулмейт. Связь. Соединенные нитью души. Прекрасный опыт. Не то чтобы я знал. У Алека внутри бушует геена огненная, и его душа уже варится в адском котле. — Я знаю, мне нет оправдания… — Я могу вас поздравить? — неожиданно резко прерывает его Магнус, рывком поднимаясь на ноги и отходя к окну. Лайтвуду мучительно думать о том, что Бейн отошел для того, чтобы скрыть слезы. — У вас мир, любовь, гармония? Проклятие снято, принцесса полюбила принца? — Нет, — Алек прячет лицо в ладонях, внезапно чувствуя, как сильно он устал. — Нет? — удивленно переспрашивает Бейн. — Он… мы… напились, и я, честно, ничего с той ночи не помню, но Джейс, он выгнал меня, сказал, чтобы я убирался из его жизни, и что я извращенный, испорченный, и что метка на самом деле ничего не значит. Магнус хочется сказать. Ох, как много он хочет сказать. И про то, что метка действительно ничего не значит, что ниспосланный неведомой силой с небес рисунок еще не означает приговор, но люди почему-то склонны верить в сказки, а не науку, в то, что кто-то сверху заботится о том, чтобы они были любимы. Вечная, неуемная жажда людей ни в коем случае не оставаться одинокими приводит к тому, что значение связи сильно искажается. Бейн хочет сказать об этом Алеку, рассказать о новейших исследованиях, до которых Лайтвуд еще не добрался, о статистике, о таких же случаях, как и у него. Но Магнус молчит. Потому что Алек сделал свой выбор давно-давно, самостоятельно привязав себя к Джейсу и убедив себя в том, что в этом виновато что-то свыше. И Бейн ничего не может с этим поделать. — Измена, после которой ты ничего не помнишь, и за измену-то не считается, — Магнус пытается. Но Лайтвуд упорно не ищет легких путей. — Нам нужно. Стоит. В смысле мы должны… — выдохнув, Алек поднимает на Бейна насквозь больные глаза и тихо, твердо произносит: — Мы расстаемся. Его решение окончательное, и Магнусу остается только смириться с ним. Поднять чашку с почти остывшим чаем на прощание. Вздрогнуть, когда дверь за Лайтвудом закрывается. Допить-таки свой соленый чай. А затем позорно разрыдаться, сжавшись в углу просторного, но пустого лофта.fire fire fire
Алек не появляется в университете уже вторую неделю. Он знает, что можно избегать и Джейса, и Магнуса, они ведь старшекурсники. Но почему-то одна мысль о том, чтобы ступить в аудиторию, где за две пары до него сидел Джейс, или же зайти в столовую, где наверняка с утра Магнус встречался со своими одногруппниками… Это больно. В последнее время все в жизни Лайтвуда больно, и он не знает, какие еще таблетки ему принять, чтобы отпустило хоть чуть-чуть, хоть на какое-то время. Короткая передышка. Все, о чем он просит. Хотя бы несколько минут, чтобы глотнуть свежего воздуха. Он привык к ноющей боли в запястье, будто кто-то старательно, ежесекундно пилит ему кость изнутри, но боль в сердце, острая, колющая, это что-то новое для него. Он бы так и продолжал свое амебное существование, полное тоски, боли и жалости к себе, но в его жизнь врывается Иззи. За окном сгущаются сумерки, Лайтвуд не включает свет, предпочитая тонуть в темноте — иногда ему кажется, что темнота ограждает его от всего, прячет в своей глубине, защищает от солнечного света, который каждое утро безжалостно падает на фото, где Джейс обнимает Алека и улыбается. Иззи распахивает дверь и влетает в комнату словно фурия. — Где твой телефон, черт тебя подери?! — кричит она с порога. — Не знаю, — Алек пытается пожать плечами, но лежа делать это не совсем удобно, — кажется, он разряжен. — Кажется, он разряжен, — передразнивает она его, и, словно коршун, налетает, молотя руками по опешившему от такого брату, — ты! Чертов придурок! Это все ты виноват! У тебя все было прекрасно! Ты, ты все разрушил! Зачем ты рассказал ему, зачем бросил?! Как ты будешь теперь с этим жить? — Эй, эй, эй! — Лайтвуду надоедает получать незаслуженные затрещины, так что он почти грубо хватает сестру за запястья, вынуждая замереть. — Я не понимаю о чем ты. Что случилось? — Что случилось? Что случилось? — в ее голосе явно слышатся слезы напополам с подступающей истерикой. — Джейс пьет беспробудно уже которую неделю. Но тебе все равно. Магнус ходил сам не свой, серый, безжизненный, словно умерший изнутри. Но тебе все равно. Наш брат почти что убил человека, но тебе все равно. Магнус в больнице, но тебе все равно! — Погоди, что? — Алек пытается связать слова сестры воедино, но шокированное сознание отказывается. — Магнус… — Иззи внезапно оседает на кровать, будто из нее выкачали весь воздух, и всхлипывает, — он так любит тебя, Алек. Он готов был тебе простить все, что угодно. Он ждал тебя, так ждал. Но ты не появлялся в университете, и он спросил, не знаю ли я что с тобой, а я была так занята, что ответила, что во всем виноват Джейс, и он… Я не знаю какой черт его дернул, но он поехал в бар, где выпивал Джейс, а тот был пьян, сильно, хотя я не знаю, когда он в последний раз был полупьян, и они… Они поссорились, Алек, и Джейс, ты же его знаешь, напившись, он не контролирует себя совершенно, и он… избил Магнуса, и тот в коме, но его повреждения, они сильнее, чем у тебя, обширнее. Когда я приехала в больницу, мне рассказали, но я все забыла. Никто не знает, что это сделал Джейс, они подрались в переулке, скорую вызвал кто-то другой, когда Магнус уже лежал без сознания, а Джейс… я звонила ему, он сказал, что он дома уже несколько дней, но знаю, знаю, что это он… Под конец Изабель практически рыдает, а Алек сидит, словно оглушенный, не понимая, не понимая, как все это могло случиться. Как он мог провести две недели почти что безвылазно в комнате, пока за ее пределами Джейс… Магнус… кома. — Он… ведь поправится, да? — дрожащим голосом спрашивает Лайтвуд. — Они не знают. Говорят, кровоизлияние в мозг, говорят, шансы есть. Это произошло вчера, и я думала, что ты придешь, но тебя все не было, никто не мог к тебе дозвониться… — Иззи неожиданно поднимает на него глаза и твердо, без тени сомнений произносит: — Это ты виноват. — Что? — Ты. Ты и твоя чертова метка. Увивался всю жизнь за Джейсом, словно рядом не было никого лучше. Крутил Магнусом, как хотел, обнадежил, влюбил в себя. А потом бросил ради пустой сказочки о счастливых принцах и принцессах, влюбленных по самое королевство. — Иззи, успокойся. — Я не успокоюсь. Я не успокоюсь, пока один мой брат не вытащит голову из жопы, второй не перестанет сходить с ума, а близкий друг не очнется от комы, в которую он попал, пытаясь уговорить одного придурка помириться с другим! — Я… мне нужно… Я должен идти, — Алек с трудом встает с кровати и, схватив со столика бумажник и ключи, направляется к двери. — Куда ты? К Магнусу? — с надеждой спрашивает Иззи, вытирая разводы туши на щеках. — Нет. К Джейсу. (Где-то в нескольких кварталах от общежития, в больничной палате сердце Магнуса Бейна останавливается в первый раз).fire fire fire
— Джейс! — кричит Алек, врываясь в их дом. Он знает, что ни его родителей, ни прислуги в поместье нет. Только брат, испортивший ему всю жизнь. Откуда-то из гостиной доносится звон опрокинутых бутылок, и Алек несется туда, распахивая двери одну за другой. Джейс действительно сидит в большом зале, привалившись спиной к дивану. В камине пляшет огонь, пол усеян пустыми бутылками, и одна, недопитая, стоит на кофейном столике. — Что ты наделал? — Алек бросается к нему, расшвыривая по дороге пустую тару. Его брат, кажется, даже не замечает того, что кто-то пришел. Сидит, уставившись в огонь, и почти не моргая. — Что ты наделал?! — кричит Лайтвуд, хватая Джейса за воротник футболки и рывком поднимая на ноги, отступая назад под весом тяжелого тела. — Что? — Джейс, кажется, только замечает своего брата, пытаясь сфокусировать на нем свой взгляд. — Что ты сотворил? С Магнусом! Со мной! — Алек чувствует, как вверх по горлу поднимается волна злости. — Ты практически убил его! Как ты, черт возьми, мог?! — Уйди, — Джейс отмахивается от него, как от назойливой мухи, что и вовсе выводит Алека из себя. И, размахнувшись, даже не до конца осознавая, Лайтвуд бьет брата прямо в челюсть. Его голова откидывается назад, на секунду он теряет равновесие, но Алек удерживает его. — И за что же мне это, братец? — Ты разрушил мою жизнь, — слова горечью выплескиваются из Лайтвуда, будто плотину, что сдерживала их все эти годы, наконец-то прорвало, и он начал говорить: — Это ты всегда и во всем виноват. Из-за тебя я чувствовал себя всю жизнь не полноценным. Из-за тебя страдал из года в год, надеялся, ждал, ненавидел себя и упрекал. Из-за тебя я лишился всего. И теперь ты отобрал у меня Магнуса, последнее, за что я мог ухватиться! — Что ты несешь? — Джейс, усмехнувшись, смотрит прямо на своего глупого, наивного братца. — Я все отобрал? Я все разрушил? А ты так уверен? Ты сам все поломал, и не надо обманываться. — Я не выбирал метку! Я не выбирал такую судьбу! — Алек чувствует, как его начинает колотить, но Джейс только смеется хрипло и прокурено. — Я тоже не выбирал. Но и в тебя-то не влюбился. Странно, да? — Вейланд даже не пытается освободиться от хватки брата, так и стоит, чуть пошатываясь, улыбаясь пьяно и дерзко. И Алеку хочется блевать от того, как ему мерзко за себя — ведь даже таким Джейс ему нравится. — Тебе настолько плевать на меня? — Лайтвуд не успевает задержать вопрос на кончике языка. — Ты так ничего и не понял, да? Не нужно было в детстве рассказывать тебе сказки. Глядишь не вырос бы такой размазней, — брат смотрит на него неожиданно устало, будто вся эта история надоела ему и единственное, чего он хочет, это усесться обратно на пол, подтянув к себе недопитую бутылку. — Черт возьми, Алек, я видеть тебя уже не могу. Я не знаю как и почему, ты заставил меня переспать с тобой. Но будь добр, катись. Просто катись отсюда. К своему пидору. Если он выживет. — Это ты сделал с Магнусом? — ответ на вопрос настолько очевиден, но Лайтвуд должен услышать его, потому что ему как никогда нужны причины, чтобы ненавидеть Джейса. — А нечего ему было лезть ко мне со своими просьбами помириться с тобой ради вечной любви. Я же не могу позволить всем узнать, что я перепихнулся со своим братом. — Сводным, — почти машинально шепчет Алек. Новость о том, что Магнус пошел к Джейсу только ради того, чтобы помирить его с Алеком, выбивает всякую почву из-под ног. Бейн ведь не верит в соулмейтов и метки… тогда почему? — Братом! — рычит Джейс и Лайтвуд не выдерживает. Злость, горечь, боль, все плавится внутри него, и огонь вины сплавляет эмоции, а затем овладевает Алеком и бросает его на Джейса. Первые несколько ударов получаются смазанными, слабыми, нанесенными будто вскользь. Но затем Лайтвуд приноравливается, бьет четче, откидывая всякие сомнения и оставляя боль и горечь в душе за главных. Джейс сначала терпеливо сносит побои, даже не пытаясь защититься, но затем, возможно, осознав, насколько разъярен его брат, пытается вырваться. Они катятся по полу, давя бутылки и оставляя друг на друге царапины от осколков. Постепенно сами собой вспоминаются навыки и уроки из ранних лет, когда они оба ходили на вольную борьбу. Хотя тогда это казалось лишь способом выместить злость от плохих оценок или выпустить пар. Они швыряются вещами, дерутся так, будто это бой не на жизнь, а на смерть. Алек не помнит, кто из них в порыве злости кинул ту самую, полупустую бутылку виски, что стояла на столике. Алек не помнит, как стеклянная бутыль полетела прямо в камин, как пламя из него, на мгновение ярко вспыхнув и разметавшись во все стороны, успело лизнуть край ковра, и как огонь медленно начал распространяться по комнате. Алек не слышит, как вверху над их головами трещит и хрустит огонь, пожирая дерево, только видит, как сбоку от них падает охваченная пламенем балка. И Лайтвуд и Джейс шарахаются от взвившегося снопа искр, и наконец-то замечают, что уже большая часть гостиной объята пламенем. Вэйланд, оглянувшись, тут же бросается к выходу, но Алек бросается ему наперерез, грубо хватает за плечи и откидывает к стене. Голова Джейса с неприятным хрустом встречается с холодным камнем и тело Вэйланда, обмякнув, оседает на пол. — Нет… — шепчет Алек разбитыми губами, на нетвердых ногах приближаясь к Джейсу, — нет, нет, нет, это не правда, нет, я не мог, это не я, нет… Но Джейс не шевелится, на стене позади него остается кровавое пятно на месте удара, и Алек, упав перед ним на колени, протягивает было руку, чтобы нащупать пульс, но тут его внезапно выгибает от нечеловеческого крика. Его запястье плавят, режут, колют, грызут острыми клыками и рвут на клочья. Это адская, невыносимая боль. Сморгнув выступившие на глазах слезы и придя в себя, Алек опускает взгляд на метку. И кричит. Потому что вместо привычной вязи там только шрамы, бугристые, сочащиеся кровью и сукровицей шрамы. — Нет греха большего, чем убийство единственного тебе дарованного, — неосознанно шепчет он, переводя взгляд со шрама на Джейса и обратно. А потом он понимает. И кричит. Кричит в пылающем насквозь доме. Кричит о себе, о Джейсе, о Магнусе. (Алек еще не знает, что в этот момент в паре часов езды отсюда, в больничной палате сердце пришедшего в себя Магнуса Бейна останавливается во второй и последний раз).fire fire fire
Поместье Лайтвудов выгорает дотла, когда Алеку приходит сообщение от Иззи. «Магнус умер. Перед смертью он звал тебя»fire fire fire
Несколько лет спустя в популярном научном журнале выходит статья. В ней блестящий специалист в нескольких научных областях, Катарина Лосс, говорит о том, что сумела расшифровать знаки соулмейтов, и что не всегда они означают любовь. Она приводит несколько типов связей, от любви до ненависти, от дружбы до отвращения. Она говорит о том, что каждая метка, это по сути своей и карта, и одновременно история взаимоотношений отмеченных людей, и что, разобрав ее, можно узнать предопределенное будущее, связывающее тебя с человеком. Иззи читает эту статью, сидя в лаборатории. Она внимательно вчитывается в каждую строчку, переворачивая страницы правой рукой, на которой красуется абсолютно неподходящий ей широкий кожаный браслет. Иззи смотрит на примеры меток, петли и рисунки, по котором они распределяются на типы, категории, виды и подвиды. Она совсем не хочет анализировать метку Алека, но сама не замечает, как начинает карандашом прослеживать метку на руке Джейса — этому снимку шесть лет и она все еще хранит его в ящике своего стола. Иззи не удивляется, когда обнаруживает, что метка Алека и Джейса относилась совсем не к любви, и даже не к дружбе и братству. Катарина Лосс, выделяя такую структуру меток, описывает их как парабатаи. Больше, чем братья, но меньше, чем любовники. (Изабель убирает журнал в ящик и никогда не говорит об этом с Алеком).