I hate you, but I love you

Вечер Тарьяй начинался очень даже весело: он сидел со своими друзьями, с которым редко виделся в последнее время, потому что был постоянно на съемках. Они веселились, обсуждали все, что можно, включая сериал. Друзья Сандвика были понимающими и не осуждали его. Часто они сами подшучивали над "химией, которая возникла между Сандвиком и Холмом". Только Давид знал, что чувствует Тарьяй по отношению к Хенрику. Вечер был в самом разгаре, когда Давид показал фотографии парню. И тут Тарьяй просто сорвало крышу. Он выпил все, что осталось, и потом Давид тащил эту тушку, которая еле держалась на ногах, домой. Он затащил его в квартиру, раздел и уложил спать. После того, как его друг заснул, вроде как, Давид ушёл, тихо закрыв дверь. Как только за Давидом захлопнулась дверь, парень позволил себе громко всхлипнуть. Почему ему никто не сказал, что любить так больно? Почему мама не предупредила, что любовь бывает невзаимной? Он сел в кровати, взял телефон и начал пересматривать все фотографии с Холмом. Слезы текли, но парень не обращал внимания. Сандвик загрузил себе Инстаграм и зарегестрировался там, указывая какой-то глупый ник. Нашёл страницу Хенрика и пересматривал эти три истории, пока они ему не надоели. Разозлившись, он кинул телефон на кровать, встал и хотел пойти на кухню, но осел возле ближайшей стенки и заревел. Глупый мальчишка, он думал, что может понравиться такому великолепному парню, как Хенрик Холм. Наивный. Тарьяй почти ползком добирается до кровати, находит телефон и набирает телефон, который выучил наизусть. И плевать, что сейчас 3:45 ночи, и, возможно, старший спит, а может даже и не один. От этой мысли становится ещё хуже, и Сандвик отгоняет её. В трубке раздаются гудки, но трубку не берут. Тогда он набирает второй раз, и после первого гудка трубку все же берут. - Да? - хриплым ото сна голосом, отвечает Хенке. - Узнал? - хмыкает пьяный парень. - Ти? Ты, что, совсем с ума сошёл? Почему ты не спишь в такое время? И ты, что, пьян? - в голосе слышится волнение, но Сандвику сейчас плевать. - Какая разница? Разве тебя волнует мое состояние? - Ти, что ты несёшь? Конечно, волнует. Что-то случилось? - Ты спал? - Да. - Один? - Что за вопросы? - Значит, не один, - грустно усмехается младший. - Черт, Тарьяй, я сплю один. Ты только ради этого звонишь? - Нет. Чем она лучше, чем я? - вот он, главный вопрос, ради которого Тарьяй все это затеял. Но Хенрик молчит. - Чем, блять? Чем? - Успокойся. Хочешь я приеду к тебе сейчас? - Нет, не хочу. Я тебя видеть не хочу. И знать тоже не хочу. Пошёл ты, Хенрик Холм, - Сандвик бросает трубку и снова позволяет себе расплакаться.

***

Утром Тарьяй еле открывает глаза: они опухли от слёз. Он встаёт и идёт в душ, чтобы хоть как-то привести себя в порядок. Сегодня он обещал встретиться с Давидом и ещё несколькими одноклассниками и не приходить он не собирается. Выйдя из душа, он слышит на кухне какое-то копошение, но не придаёт этому значения. Мама, наверное, вернулась. Тарьяй идёт в кухню, чтобы поздороваться с мамой, но замирает на пороге, потому что у плиты стоит не мама, а Хенрик Холм. - Что ты здесь делаешь? - Хенрик оборачивается и смотрит на младшего, улыбаясь. - Доброе утро, Ти. Я готовлю нам завтрак, - Сандвик непонимающе хлопает глазами. - Я спросил: что ты здесь делаешь? В моей квартире? - Я приехал, потому что волновался за своего друга, - после этих слов Тарьяй грустно усмехнулся. - Друга. Окей. Знаешь что? Вали из моей квартиры, из моей жизни навсегда. Я не хочу видеть тебя и твою девушку. Ты не понима- , Сандвика нагло прерывают, затыкая нежным поцелуем. - Глупый, глупый Тарьяй. Малыш, как ты мог подумать, что я могу променять тебя на какую-то девушку? - отстраняясь, шепчет старший. Сандвик стоит и не может сказать ни слова. - Ти, не молчи. Она моя подруга. Мне нравишься только ты. Ты ведь такой малыш, такой невинный, чистый, милый. Я хочу быть с тобой, но я боюсь. Боюсь причинить тебе боль; боюсь обидеть; боюсь, чтобы у тебя не было проблем. Но если ты хочешь, то я готов остаться тут с тобой навсегда. Тарьяй улыбнулся и шепотом ответил: - Я ненавижу тебя, Хенрик Холм. Но я согласен быть твоим.