Над пропастью

Бриз - теплый, а трава под вытянутыми ногами Джона - густая и сочная. "Снимешь ты, наконец, свое чертово пальто или нет?" Он интересуется, потому что температура на улице уже граничит с отметкой в двадцать пять градусов, и разве возможно, будучи в здравом уме, облачать себя в шерсть в такой замечательный день? Слегка приподнятая бровь Шерлока ярко свидетельствует о том, что это более, чем возможно. "И ты не плавишься в этом? Серьезно, Шерлок?" Былинки нескошенной травы щекочут джоновы икры, и доктор, довольный, вздыхает. Он может почувствовать Шерлока, неподвижно сидящего рядом с ним (бывшему военврачу потребовалось приложить немало усилий хотя бы для того, чтобы уговорить детектива просто сесть на траву.) Доктор вспоминает эффектное шерлоково "а как же покрывало, Джон?", и на его губах расцветает улыбка. Шерлок оставляет этот жест незамеченным и продолжает пилить взглядом окрестности риджентс-парка. Джон знает, что сейчас думы единственного в мире консультирующего детектива текут в каком-то неизвестном тому направлении, и очень надеется, что вскоре эти думы найдут свое пристанище. Он скрещивает руки за головой и падает на спину, уступая искушению поваляться на нагретой солнцем земле. Доктор ловит себя на мысли, что мог бы пробыть здесь целую вечность, и это абсолютное осознание чистого счастья буквально захлестывает его изнутри. Он вспоминает те немногие, похожие на этот моменты, когда Шерлок все еще глубоко погружен в свои размышления, но достаточно спокоен, так что Джон может позволить себе расслабиться и просто греться в его компании. Такие дни очень редки, а также - совершенно великолепны. Знакомый звон плывет по воздуху, и доктор навостряет уши. На какое-то мгновение он задается вопросом: " А стоит ли искушать судьбу?" Но в следующий же миг думает: "К черту!" - и прытко вскакивает на ноги. Когда спустя несколько минут Джон возвращается, сжимая в руках два рожка с уже успевшим немного подтаять мороженым, взгляд Шерлока все еще устремлен вперед, а на месте, где до этого сидел доктор, теперь покоится шарф детектива. Маленькая, но все же победа. Уотсон прочищает горло, дабы обнаружить свое присутствие, и демонстративно подталкивает рожок к самому носу гения. "Я не люблю мороженое", - заявляет Шерлок, а его нос морщится, словно бы говоря: я без лишних раздумий пристрелю тебя, если ты попытаешься заставить меня съесть это отвратительное нечто. Но Джон твердо настроен попытать удачу: он всучивает подтаявшее лакомство в уже слегка влажные от пота руки консультирующего детектива и ухмыляется. "Послушай, если не собираешься снимать пальто, тогда тебе нужно как-то охладить температуру своего организма, или ты просто-напросто сгоришь." Джон слизывает несколько капель мороженого языком и улыбается, в попытке доказать упрямому гению сыска, что рожок не кусается. "Приказ доктора, Шерлок". Наблюдать за внутренней борьбой в голове детектива очень захватывающе. Джон видит, как глаза Шерлока блуждают по мороженому, пытаясь отыскать достаточно вескую и какую-нибудь чрезмерно заумную причину, лишь бы только не быть втянутым в процесс его поедания. Доктор поджимает губы, стараясь сдержать смех, который уже начал зарождаться где-то глубоко внутри него; и снова концентрируется на своем рожке, кусает его пару раз и на несколько благословенных минут уносится в беспечное детство. Когда единственный в мире консультирующий детектив, наконец, сдается, становится совершенно очевидно: он никогда раньше не ел мороженое. Уотсон смутно ощущает, что ставшая жидкой сладость прокладывает себе дорогу вниз по его руке, в то время, как сам он внимательно наблюдает за другим человеком и его рот невольно приоткрывается в изумлении. Шерлок выглядит раздраженным и расстроенным, а еще так, словно жаждет убить всех в радиусе пяти миль. Мороженое отчаянно пытается ускользнуть от детектива под палящим солнцем, и Джон чувствует, что его внутренности сжимаются все яростнее и яростнее, по мере того, как язык Шерлока норовит поймать блестящую каплю, свисающую над пропастью рожка. "Ладно, ладно. Это была плохая идея", - признает доктор, а между тем губы детектива кривятся в отвращении, а сам он точным броском ловко закидывает причиняющее неудобства лакомство в мусорное ведро, покоящееся неподалеку. "Твои попытки втянуть меня в то, что имеет место быть в жизни заурядных людей, с каждым разом становятся все более тщетными." Тем не менее, на губах Шерлока, которые все еще хранят память о несъеденном мороженом, играет легкая, едва заметная улыбка. Джон чувствует себя немного не в свой тарелке и утирает рот тыльной стороной ладони, одновременно выбрасывая свой собственный рожок и зачарованно наблюдая за тем, как он присоединятся к шерлокову. Доктор честно пытается не смотреть на крем, который самым вызывающим образом размазан по нижней губе консультирующего детектива. Он прилагает все усилия для того, чтобы сосредоточить свой взгляд на чем-нибудь другом. Он правда старается изо всех сил, но все его попытки, естественно, терпят крах. "Господи, Шерлок ты не мог бы ... просто, м, просто утри, пожалуйста, свой рот." Джон чувствует заинтересованно приподнятые в его направлении брови Шерлока, но предпочитает оставить это без внимания, так же, как и громкий гул от гудящих в голове детектива шестеренок. Доктор хочет может фактически попробовать на вкус ухмылку Холмса. "Утри его сам." Это звучит как приглашение, насколько может судить Джон, и ему требуется вся его военная выдержка, чтобы не сорваться и не поддаться на провокацию. "Ребячество какое ", - отвечает Уотсон, но голос его дрожит, и доктор шумно сглатывает. Несмотря на отчаянный вопль протеста, он хватает все еще завернутую в пальто руку Шерлока и грубо подносит к смеющимся губам детектива. Наблюдая за тем, как негодование расплескивается в расширившихся глазах Холмса, который ожидал от друга совсем других действий; Джон убеждается в том, что путь, которого они придерживались вплоть до самой этой секунды, подошел к концу. Резко, в тот самый миг, как пальто детектива увенчала пара капель злосчастного мороженого. И доктор очень за это благодарен. Шерлок ничего не говорит, вместо этого он фыркает и обхватывает свои руки, затем - сужает глаза и снова фыркает, пока Джон смотрит на него. А доктор уже чувствует, что их шеи, вместо одной, неумолимо и бесславно опутывает уже другая удавка; и задумывается над тем, всегда ли Шерлок вел себя подобным образом, или делает это потому, что знает: Джон все ему позволяет. Уотсон изо всех сил старается игнорировать нарастающую в груди вспышку раздражения, он сжимает губы и вызывающе вздергивает подбородок. Тогда, одним мимолетным движением детектив сбрасывает с себя пальто и водружает его эффектной кучей между ними. Свистящий ветер, сопровождающий все это действо, колышет завитки волос на голове Шерлока, и Джон понимает, что проигрывает эту битву. Снова. Он сдается и позволяет себе вновь упасть на траву. Когда Холмс следует его примеру, доктор моргает и поворачивает голову в его сторону. Шерлок кажется каким-то неземным, почти воздушным на фоне травяного покрывала: ресницы детектива опущены, а на его бледной коже играют солнечные блики; и на одно мгновение Джону кажется , что перед ним сейчас вовсе не Шерлок Холмс, не Рейхенбахский Герой, а просто Шерлок. Его Шерлок. "Спасибо за мороженое, Джон", - низкий, загадочный голос детектива завораживает и доктор не может ответить ему. Лучи заходящего солнца отбрасывают тень на лицо отставного военврача, и Джон закрывает глаза и позволяет всему раствориться в дыхании сидящего рядом с ним человека. Он думает, что хотя бы один день они могут побыть собой, просто Джоном и Шерлоком. Это прочно обосновывается в его голове и на время подавляет дотоле всегда сопутствовавшие ему вопросы и сомнения, связанные, конечно, с Шерлоком Холмсом, самым удивительным человеком в мире. "В следующий раз, вместо того, чтобы заляпать себя в мороженом, попробуй его съесть." У обоих на губах расцветает улыбка, и они смеются до тех пор, пока солнце не скрывается за горизонтом.