Море

Анжольрас думал, что повстречал Антуана Грантера на первом курсе университета, и жил с этой уверенностью до тех пор, пока они не решили съехаться. Отбирая вещи, которые предстояло выбросить из новой жизни, он наткнулся на альбом со старыми фотографиями. — Какая прелесть, — прокомментировал тут же нарисовавшийся за спиной Грантер, — Ты с такой недовольной миной родился что ли? Левый уголок губ Анжольраса чуть дернулся, но он продолжил невозмутимо листать картонные страницы. — Это мы в первый раз отправились к морю. Грантер положил голову ему на плечо и указал пальцем на одну из фотографий: — Ты прямо светишься от счастья. — Я не особо люблю купаться, загорать и… Что там ещё делают. — А я обожал море: не вылезал из воды, у меня ещё был любимый надувной круг с головой лошади… Вот прямо такой! — он указал на ребёнка, бегущего по пляжу на заднем плане, — Погоди-ка… Да ведь это же я и есть. Он выудил фотографию из объятий картонных уголков и поднёс к глазам. — Ну точно я. Анжольрас повернулся, чтобы тоже посмотреть. Действительно, позади угрюмого него пробегал мальчуган постарше, придерживающий худыми руками на поясе круг для плавания. Смуглая кожа, торчащие во все стороны кудрявые волосы и восторженное выражение лица — в воображении Луи маленький Грантер выглядел именно так. — Подумать только… Студенческие годы промелькнули чередой причудливых разноцветных узоров в трубе калейдоскопа, который только начинал раскручиваться. Грантер забрал Анжольраса на машине, прокричав его теперь уже бывшим одногруппникам: «Прощайтесь, я увожу его навсегда!», и повёз к морю. Вместе они гуляли вдоль побережья. Анжольрас лишь на шаг заступал за кромку воды, позволяя ступням завязать в мокром песке, а Грантер с морем не церемонился — вокруг него всегда образовалось целое облако солёных брызг, он упивался тёплой водой, восходящим и заходящим солнцем, песком, липнущим к коже, водорослями, которые Анжольрасу подолгу приходилось выбирать из его волос, чтобы те не позеленели к отъезду. Луи никогда прежде не видел Антуана таким счастливым, таким воодушевлённым и таким влюблённым. Постепенно Анжольрас тоже полюбил соль на губах, ветер в волосах и солнечные полосы, стелившиеся по дощатому полу домика, в котором они остановились. Позволяя любить себя прежде, он наконец понял, что может дарить любовь в ответ. И в тот момент большего просто не могло быть. Посеребря волосы прожитыми годами, они снова оказались у моря. Анжольрас успел угодить в инвалидное кресло, а Грантер — побыть мужем и отцом. — Все дороги ведут к морю, — задумчиво произнёс Луи как-то утром, когда Грантер привычно выкатил его к завтраку на террасу их домика. — Похоже на то. Может быть, в этом и есть смысл. — Смысл чего? Вместо ответа Грантер поднял Анжольраса из кресла и понес к пирсу. До воды добраться не удалось. — Силы уже не те, — вздохнул Антуан, устраивая голову друга на своём плече. — Плевать. Я тебя понял, — в этот момент, как бывало раньше, Грантер всем своим существом чувствовал улыбку Анжольраса. Солёные волны постепенно сглаживались под тяжестью серебристо-серого штиля, пропадала видимая граница между морем и небом, а с ней и всё остальное — хрупкое, наносное, временное. — Все оси моей вселенной оказались иллюзией, на самом деле было только море.