Диффузия

— А теперь мы хотели бы предложить вам экскурсию по территории кампуса, которую проведут для вас наши студенты. Полагаю, для того, чтобы поближе познакомиться с выбранным факультетом, это будет полезно. Именно тогда Кей и увидел его. Узнал мгновенно, и на секунду все звуки в холле отдалились, слились в белый шум в голове, так что Кей не слышал, когда представляли других, и только на: — Куроо Тецуро, второй курс. Он будет вашим гидом в кампусе Хонгё, — понял, что вот уже не меньше минуты пялится на Куроо, не замечая больше ничего вокруг, и тот тоже его узнал, потому что улыбается в ответ. Кей первым отвел взгляд. Выбирая место для поступления, Кей долго колебался между Тохоку и Токийским университетом. Акитеру вовсю расхваливал университет Мияги, но невозможно было не заметить, как вспыхнули его глаза, когда Кей произнес “Тодай”. К счастью, обниматься он не бросился, и слез гордости — “Мой младший братишка стал совсем взрослым” — тоже не последовало. Ямагучи так вообще не удивился, словно ничего другого от него и не ждал. Мама шутила, что Кей даже нормальное бенто себе приготовить не может, куда ему в Тодай. Отец же сказал, что Кей — самый разумный в их семье, не считая его самого, так что он уверен в правильности его выбора, каким бы он ни был. Все было правильно, привычно и логично. Одни решения естественным образом влекли за собой другие. То, что он следом за Акитеру поступил в Карасуно — пусть и скорее по инерции, чем из упрямства, — в итоге обернулось удачей: слабость волейбольной команды позволила ему без проблем попасть в основной состав, и дальше уже его развитие и рост происходили вместе с остальными. Именно Карасуно дала ему возможность снова почувствовать азарт и вкус к игре, казалось бы, давно забытый. Именно Карасуно привела в Токио — сначала на товарищеские матчи, а потом и на Национальные. Именно Карасуно все время заставляла прыгать выше головы, не давала ни времени перевести дыхание и опомниться, ни пространства для отступления. И именно Карасуно когда-то свела с Некомой. Кею не было необходимости прислушиваться к тому, что Куроо рассказывал о кампусе и, в частности, о научном факультете, — он давно и досконально изучил сайт университета и карту. Да и лично здесь был уже не впервые. Но он все равно прислушивался и никак не мог понять: являлась ли эта встреча все тем же логичным продолжением цепочки решений и событий, из которых состояла его жизнь? И каким образом его поступление в Карасуно в итоге привело к тому, что они с Куроо Тецуро оказались не просто в одном городе, а на одном факультете — Куроо учился на отделении химии, Кей поступал на биоинформатику? В роли гида для абитуриентов Куроо явно чувствовал себя в своей тарелке — шутил, подкалывал, задавал вопросы, стараясь расшевелить малоактивных. Кей так хорошо помнил все его интонации, жесты, выражения лица, словно вместо виртуальной карты кампуса целый год изучал самого Куроо. В некотором смысле так оно и было — два года назад. Понять, в какой момент в любом месте — будь то спортзал, или кафетерий, или холм за спортзалами, где они иногда располагались на перекус, — взгляд Кея научился в первую очередь выхватывать фигуру Куроо, было невозможно. Это было как рефлекс — даже не привычка — нечто, происходившее независимо от его желания. Едва в поле зрения попадали яркие красно-черные цвета Некомы, Кей находил глазами вечно взъерошенные волосы и уверенно расправленные плечи, и далее взгляд то и дело возвращался к привычной картинке. Даже если он намеренно запрещал себе это, поворачивался спиной, так чтобы не было возможности даже случайно заметить знакомый силуэт, в многоголосом шуме ему то и дело слышался смех Куроо и его командирские нотки. Кей знал, почему так происходит: его мозг привык впитывать всю полезную информацию, а Куроо был бесценным источником такой информации в том, что касалось волейбола и действий блокирующего. Правда, как и при работе с любой информацией, с Куроо приходилось использовать фильтры. Кей быстро научился игнорировать их с Бокуто словесные перепалки и приступы странного юмора, резкие окрики в адрес Ямамото или первогодок Некомы, традиционные поддразнивания и подзадоривания, когда в кружок собирались капитаны. Чего он так и не научился не замечать — это самого присутствия Куроо; тот был как постоянный и неизменный источник теплового излучения — Кей, казалось, чувствовал его даже спиной. Не то чтобы он был против. — Цукки! Ну что? Добро пожаловать в Тодай, - улучив минутку, пока его подопечные пользуются возможностью сфотографироваться рядом со статуей профессора Уэно и Хатико, Куроо подошел к Кею. — Что выбрал? — Добрый день, Куроо-сан, — Кей поклонился. — Отделение биоинформатики. Куроо присвистнул. — Ничего себе. Впрочем, с твоим складом ума чего-то такого и следовало ожидать. Я рад, что ты решил перебраться в Токио, — и вдруг улыбнулся так искренне, что Кей замер с приоткрытым для ответа ртом. — Я… — пришлось откашляться, — я тоже. — Да не волнуйся так, — Куроо истолковал его заминку по-своему, — ты быстро освоишься. Уже решил, где будешь жить? И что с волейболом, идешь в команду? Какой у тебя сейчас рост - сто девяносто пять? Больше? Тогда, в своем первом спортивном лагере, Кею казалось, что не только он сам постоянно наблюдает за Куроо и прислушивается к его словам, но и тот чудесным образом оказывался поблизости всякий раз, как кто-то из других команд проявлял интерес к Кею, — например, когда на нем повисал Бокуто, или они отрабатывали съем с Акааши, или Хайба приставал с расспросами, — но не вмешивался. Кей пару раз даже замечал, что немного завидовал тому, как легко Хината и Хайба общались со всеми, задавали вопросы, открыто восхищались. Правда, Куроо это, казалось, больше доставало, чем вдохновляло, но на поверку с ними он общался больше, чем с Кеем. Или Кею так казалось. Находясь рядом, Куроо редко проявлял инициативу. Больше смотрел и наблюдал, чем действовал, и если заговаривал — то всегда по делу, если исправлял ошибки или давал советы. После того первого дня, когда они с Бокуто позвали Кея помочь с блоками, он словно сделал шаг назад. Не хотел давить? Или ему просто не было особого дела до очкарика, который непонятно чего хочет? Уже позже, во время других визитов Карасуно в Токио, когда постоянные встречи с Куроо и тренировки плечом к плечу стали привычны, Кей перестал задумываться об этом. В том, как Куроо объяснял тонкости игры, как мог резко окрикнуть, если Кей задумался и не торопился вернуться на площадку, как уверенно держал за руку, помогая тейпировать пальцы, как командовал растяжкой, было что-то собственническое, не допускавшее возражений. Будто Куроо имел на это право. Будто Кей был частью команды Куроо. И противиться этому не было желания. — Да, — сдержанно кивнул Кей, заметив, что экскурсанты снова собираются плотной группой вокруг Куроо. Совсем как Некома когда-то. — Я уже разговаривал с менеджером команды. — Отлично! — в многообещающей ухмылке Куроо было что-то такое знакомое, что у Кея тоже невольно дернулся уголок губ. — Значит, будем часто видеться. А теперь, — продолжил он, обращаясь уже к остальным, — я присвою себе честь первым показать вам дорогу, которую, начав здесь учиться, вы вскоре сможете пройти с закрытыми глазами — так часто вам придется ей пользоваться. Кто знает, о чем я говорю? То, что Карасуно в последние три года становилась участником всех национальных чемпионатов, конечно, сыграло свою роль в том, что Кей в итоге выбрал Тодай. Так что сейчас уходить из волейбола ему не хотелось. И каким бы невероятно глупым это ни казалось, в этом, как и во всем, что происходило сейчас с Кеем, чувствовалось подспудное присутствие Куроо. Как в его мыслях — на каждом матче, который Карасуно отыграла по пути на Весенний турнир в тот, первый год Кея в команде, — всегда было стремление не только повторить, но и превзойти. Доказать, что равен. Достоин. Кей смотрел на дрожащего, как перетянутая струна, Хинату, на яростно оскалившегося Кагеяму, на застывших, будто в растерянности, Савамуру и Асахи, на вцепившегося в сетку и плачущего, не сдерживаясь, Танаку, на опущенную голову и вздернутые плечи Нишинои, и в глазах было горячо, а в носу колко. С другой стороны сетки неслись радостные крики и метались красные фигуры, а половина площадки Карасуно словно бы застыла на скриншоте; будто еще ничего не кончилось, просто кто-то неудачно нажал паузу во время просмотра. Нижнюю губу обожгло болью — Кей не заметил, как закусил ее до крови, — соленый привкус на языке отрезвил, звуки хлынули со всех сторон сразу, картинка пришла в движение. Кей повернулся и сделал шаг с площадки, направляясь к закрывшему лицо локтем Ямагучи. На Некому он не оглянулся, не попытался поймать взгляд Куроо. Все было кончено. Он проиграл. — Цукки! Кей замер, от знакомого низкого голоса по всему телу побежали мурашки. Оборачиваться не хотелось. Хотелось поскорее сесть в автобус, вернуться домой и там… Что он будет делать дома, Кей не знал. В голове все еще кипело какое-то варево, на поверхности то и дело вспухали пузырями воспоминания о собственных ошибках и просчетах. И надо было как-то отвлечься, но Кей пока не понимал, как: ощущение горечи и отчаяния было таким всеобъемлющим, что осознать его или хотя бы отодвинуть на задний план не получалось. — Цукки, — Куроо стоял уже прямо перед ним и, улыбаясь, протягивал руку. — Спасибо за игру! Кей смотрел на его крепкую ладонь и понимал, что надо протянуть в ответ свою, что он ведет себя невежливо, но мужества на этот простой и обыденный жест не было. Да что там, он и в глаза-то Куроо посмотреть не мог. Столько времени и сил потрачено впустую! Он не чувствовал себя достойным ни этих слов, ни этой руки. А еще он вдруг понял, что сделает, когда вернется в Сендай, — поедет к Акитеру. И извинится. Кей разжал губы и постарался улыбнуться. Руки он так и не принял, только поклонился в ответ. - Спасибо за все, Куроо-сан. Прокушенную губу снова обожгло, когда свежая корочка натянулась и лопнула. Кей с досадой нахмурился и мельком посмотрел Куроо в лицо — тот больше не улыбался, лишь растерянно смотрел на губы Кея. Потом, словно в забытьи, потянулся пальцами к его лицу. От мгновенного предчувствия прикосновения, от одной молниеносной мысли об этом Кея прошило дрожью, стало жарко и неловко. Он моргнул, снова закусил губу, и рот наполнился густым железистым привкусом. Куроо тоже моргнул, отдернул руку и полез в карман, Кей еще успел заметить прорезавшую его лоб морщинку. — Вот, держи. Бумажные платки? Да ладно. Кей оторопело взял пакетик и снова чуть не вздрогнул от мимолетного касания пальцев Куроо. — Спасибо. Тот сунул руки в карманы, вновь улыбнулся, и Кею почудилась в этой улыбке несвойственная Куроо неуверенность. Ему опять стало неловко, захотелось сбежать и не слышать того, что собирался сказать Куроо. — Вы отлично играли… вы все, — быстро произнёс он, перебивая возможные слова. — Поздравляю с победой. Куроо поджал губы. У него всегда было развито чувство момента, а сейчас точно время было не для утешений. — Славная вышла битва, — просто согласился он. — Буду ждать вас в Токио весной. — Вы же не… — Кей машинально достал салфетку и прижал ко рту, снова притягивая этим жестом взгляд Куроо. — Я — нет, но мне любопытно посмотреть, что за команда получится у Кенмы, — Куроо наконец ухмыльнулся — так знакомо и многообещающе, что у Кея сердце забилось невпопад. — Не подведи меня! — Куроо подмигнул и, развернувшись, побежал обратно. Кей еще несколько секунд смотрел ему вслед, пока не подошел Ямагучи. — Пойдем, Цукки, все ждут. И он вдруг понял, что на эти несколько секунд смог забыть обо всем — о поражении, о горечи, о том, что будет и чего не будет никогда. Он сел в автобус, надел наушники и закрыл глаза: под веками все еще двигалась, удаляясь, но никуда не исчезая, высокая тонкая фигура в красном спортивном костюме. — Так… вы не ушли из волейбола? В том, что Кей за все это время, копая информацию для поступления, ни разу не удосужился найти списки волейбольного клуба университета, явно был какой-то глобальный просчет. Или наоборот? Просто его гораздо больше заботило то, насколько сам он подходит команде, чем состав игроков. — Неа, — Куроо обмакнул кусочек картофеля фри в соус и отправил в рот. Кей безвольно проследил взглядом за его рукой и снова вернулся к лицу. После того, как он два часа как привязанный таскался за Куроо по кампусу, который и так знал довольно хорошо, и отводил взгляд только когда тот говорил что-то вроде “Посмотрите сюда”, бороться с собой было уже бессмысленно. Прошло два года, а Кей был все так же безнадежен. — Хотя времени, конечно, учитывая подработку, ни на что не остается. Хочу на третьем курсе все же перебраться в общежитие, а то никакой личной жизни. У Кея похолодели кончики пальцев. — Это лишняя информация, Куроо-сан. — А у тебя уже кто-то есть? Трудно было уезжать? Потрясающая бестактность. По чему Кей точно не скучал, так это вот по таким задушевным разговорам. После экскурсии Куроо предложил отметить встречу и “зарыть топор войны”, раз уж теперь им предстоит играть за один клуб. И вот теперь они сидели друг напротив друга в одном из кафетериев в кампусе и “восполняли пробелы”. Очень быстро выяснилось, что у Кея этих пробелов куда больше, чем у Куроо, который имел возможность узнавать обо всем, что творилось в Карасуно, можно сказать, из первых рук, благодаря активному общению Хинаты и Козуме. Когда Кей был вице-капитаном на втором году обучения, Куроо даже разок приезжал навестить Некому в тренировочном лагере. Но за последние полтора года они ни разу не виделись. Виной тому мог быть все тот же недостаток времени, о котором говорил Куроо. А могло и банальное отсутствие интереса к команде бывших соперников, с которой после выпуска Козуме его уже ничто не связывало. — Меня больше волновали экзамены и подготовка к Национальным, Куроо-сан. Спасибо, что интересуетесь, — неожиданно сам для себя фыркнул Кей. Да, между ними по-прежнему было два года разницы, да, Куроо все еще мог считать себя его наставником и семпаем, но теперь Кей уже не был школьником. То есть формально, конечно, был, но до выпуска оставались считанные недели. Куроо достал из кармана телефон и быстро набрал какое-то сообщение. — Нет никакой необходимости нянчиться со мной, Куроо-сан. Тем более, раз вы сами говорите, что времени ни на что не хватает. Я вполне способен сам о себе позаботиться. — А? — Куроо вскинул на Кея взгляд, словно не слушал, и теперь смысл слов доходил до него постепенно. Глаза его, темно-карие, с золотистыми протуберанцами, вырывающимися из-под зрачка, пару секунд скользили по лицу Кея, и от этого в груди было… странно. Не то тепло, не то, наоборот, холодно, и пугающе сладко. — Нет, — Куроо снова слегка опустил веки, словно бы гася взгляд. — Это по поводу завтрашней тренировки. Сегодня деканат меня полностью освободил, чтобы я провел экскурсию для новичков. Так что, если хочешь, можем еще погулять по территории или выбраться в город. Где ты остановился? — Нигде. У меня билет на девять вечера. На лице Куроо мелькнуло то ли задумчивое, то ли расстроенное выражение. — Тогда поехали. Следуя за Куроо, как он думал, к станции, Кей впервые за день вспомнил, что еще ничего не написал родителям. Он набрал на ходу маме “Все в порядке”, поставил в копию Акитеру и Ямагучи и отправил. — Куроо-сан, — окликнул он, оглянувшись и заметив, что они направляются вовсе не к метро, — куда мы идем? — Сейчас увидишь! — тот обернулся и по-дурацки подмигнул. Кей нахмурился. На парковке они подошли к крошечному белому ниссану. — Вы же не хотите сказать, что мы поедем на… этом? Вам и одному-то здесь должно быть тесно. Куроо, нисколько не смутившись, оперся локтем на крышу и достал ключи. — Если ты думаешь, что в метро тебе в это время будет намного комфортнее, то, подумай, зачем я тратился на, как ты выразился, “это”. Кей искривил брови. — Ради понтов? Куроо широко улыбнулся. — Лишь отчасти. На самом деле, мне просто нравится водить. Ну и метро в час пик — это пи… ужас, короче. Давай, залезай. И Кей со вздохом стал втискиваться на пассажирское место. Смотреть на Токио из окна автомобиля действительно было приятно, хотя пару раз на подъезде к центру они все же встряли в пробки. Музыка, выбранная Куроо, не раздражала, позволяя молчать, когда этого хотелось, или говорить, если возникало желание. Из вежливости Кей спросил Куроо об отделении химии, на котором тот учился, и разговор получился на удивление увлекательным, так что в какой-то момент Кей вообще перестал смотреть по сторонам, то погружаясь в собственные мысли, то фокусируясь на Куроо — как тот уверенно держал руки на руле, как слегка прищуривался, глядя на фары встречки, как нетерпеливо облизывал и прикусывал нижнюю губу, ожидая нужного сигнала светофора, как вспыхивало улыбкой его лицо, когда он, рассказывая об учебе или волейболе, на миг оборачивался к Кею. В конце концов, на то, чтобы побродить по городу, времени у них почти не осталось. Они заглянули в пару музыкальных магазинов, обсуждая, кому что нравится и посмеиваясь или, наоборот, с интересом прислушиваясь к новому. Потом Куроо заявил, что нужно купить Кею еды в дорогу, потому что на вокзале он может не успеть, а в поезде дорого. А когда Кей уже собирался поблагодарить за все и попрощаться, предложил подбросить до нужной ветки метро. И вот они снова ехали по переливающемуся ночными огнями Токио, и Кей отказывался признаваться себе, что уже с нетерпением ждет, когда пройдут те самые считанные недели до выпускного и начнется учебный год в университете. В воображении вдруг возникла невесть откуда взявшаяся картинка, как Куроо вытряхивает из своих растрепанных волос розовые лепестки сакуры, и Кей, приподняв очки, начал тереть глаза, пережидая, когда перестанет гореть лицо. А снова посмотрев на Куроо, наткнулся на его внимательный взгляд. — Не спал? — тихо спросил Куроо. Голос — низкий, звучный — дернул за что-то внутри, и в животе вмиг стало пусто и гулко. — Почти, — качнул головой Кей. — А почему стоим? — Пробка. Не волнуйся, время еще есть. Кей вдруг испытал что-то вроде надвигающегося приступа клаустрофобии — стало жарко, сердце забилось чаще, ладони вспотели — от того, что Куроо сейчас смотрел на него не потому, что сидел напротив или что-то рассказывал, не потому что Кей что-то сделал. А потому что… хотел смотреть? И сбежать, спрятаться от этого взгляда из тесного автомобильчика, стоящего в многополосном потоке шоссе, было некуда. А потом паника отпустила, и осталось только тянущее за сердце желание протянуть руку, дотянуться, дотронуться, коснуться, потрогать. Не было в том, что они с Куроо сидели сейчас рядом и молча, пристально смотрели друг на друга, ничего невозможного, нелепого или абсурдного. Одно событие логично влекло за собой другое, и с тех пор, как Кей и Куроо впервые оказались на одной площадке, в каждом следующем событии чувствовалось его присутствие. Неуловимо, порой — незримо, незаметно для окружающих, но полностью осознаваемо самим Кеем. Невесомо — как перышко, всякий раз опускающееся на чашу застывших весов, чтобы неотвратимо нарушить их баланс. И если уж в каждом принятом Кеем решении изначально был заложен и учтен вес этого самого перышка, то сейчас ему оставалось лишь смириться и принять последствия. Кей поднял руку, обхватил Куроо за шею и потянул к себе. То есть он бы потянул, если бы тот сам не качнулся навстречу, врезаясь губами в подавшееся навстречу лицо Кея. Кей едва успел спихнуть с колен рюкзак, потому что руки и губы Куроо тут же оказались везде — тянули за волосы, гладили шею, жадно перебирали застежки на одежде. Кей же просто вцепился в куртку Куроо, будто это было все, на что он способен. В каком-то смысле так и было, потому что даже это казалось когда-то невозможным и недостижимым. — Цукки… Цукки… — шептал Куроо ему в шею, целуя, кусая, вылизывая. Кей чувствовал, как его дрожащие руки пробираются под одежду, касаются груди, живота, оглаживают ребра, и лишь сильнее стискивал пальцы на куртке. Потом Куроо провел ладонью по его соску, осторожно сжал, и Кей громко выдохнул, вплетая пальцы в жесткие, непослушные волосы Куроо. И вдруг мир лопнул под напором настойчивого, многоголосого звука автомобильных клаксонов. Куроо дернулся на место, одновременно хватаясь правой рукой за руль, а левой безуспешно пытаясь сунуть застежку ремня в карабин, — когда он успел отстегнуться, Кей даже не заметил. Мотор взревел, машина рванулась вперед, и Кей на секунду испугался, уверенный, что сейчас они с Куроо в кого-нибудь врежутся — вряд ли тот сейчас видел больше самого Кея, а у него перед глазами стоял туман. Но секунды тянулись, машина беспрепятственно двигалась вперед, Куроо наконец смог застегнуть ремень и нервно провел ладонью по стоящим торчком волосам, переводя дыхание. Кей хотел усмехнуться, но грудь обдало прохладой, и, опустив взгляд, он увидел, что не только пуховик, но и рубашка под ним расстегнуты до самого низа. Он начал торопливо приводить одежду в порядок, радуясь, что в темноте салона не видно, как пылают его щеки. Прошло не меньше двух минут, когда Куроо наконец рискнул отвернуться от дороги и посмотреть на него. — Пожалуйста… — голос звучал сипло, и Куроо откашлялся. — Пожалуйста, давай поменяем билет? Поедешь завтра. Утром, — поспешно добавил он. Кей разлепил пересохшие губы, чтобы ответить, но так и не сумел выдавить ни слова. Только покачал головой. Куроо разочарованно застонал и стал снова смотреть на дорогу. Заговорить Кей смог, только когда они уже почти доехали до нужной станции. — Не устраивайте пока свою личную жизнь, Куроо-сан. До моего возвращения. Куроо посмотрел на него с растерянной улыбкой, потом знакомо облизнул и прикусил нижнюю губу. — Хорошо. При условии, что привезешь мне свою вторую пуговицу, — и стал выруливать из потока на обочину.