Это не шутки

Первый раз они встретились весной. Виктор лениво сидел за рулем оранжевой махины, что немного хрипела под капотом. Мужчина оглядывался, посматривая на своих пассажиров — какая-то бабушка, с огромной сумкой советских временем, две девчонки-школьницы, которым он вновь дарит свою ослепительную улыбку, — бедные малышки, кажется, рыженькая и вовсе стала красной от макушки до пят! — и какой-то мужчина, залипающий в мобильный телефон. Он ездит уже, кажется, года четыре, но Виктору не удалось узнать его имя. Эта компания — его собеседники с четверга по субботу с семи утра до десяти двадцати. После они разбредаются, и Витя, как правило, вечером ездит по другому маршруту. Никифоров обладает очень хорошей памятью на лица, и запоминает почти что вот каждого, кто ездит с ним больше двух раз. Впрочем, в этой чудо-компании, где кажется, бабушка все же засопела, не выдержав утренней дремоты, находились и «посторонние», так сказать, разовые пассажиры, которых Виктор еще даже запомнить не успел, как те суют ему мелочь в ладошках, и мужчина — наученный годами! — ловко пересчитывает и дает сдачу, если нужно. Поправив забавную фуражку, что ему определенно шла, и притом Витя выглядел в ней недурно и неглупо, он уже поднял руку, привлекая внимание пассажиров. — Ну что, доброе утро, мои хорошие! Утреннее радио нам не помешает? — лучезарная улыбка блондина словно огромная лампочка освещала маршрутку. Никифоров выглядел столь мило и безобидно, что даже строгий дед, сидящий прямо напротив него, ухмыльнулся как-то по-доброму и закивал. — Отлично! Мужчина жмет на газ, и махина пыхтит, издав странный звук, а потом постепенно отъезжает от синей остановки, пока где-то в глубине компании не звучит девичий писк: «Стойте! Стойте!» Виктор сперва не понял, что обращаются к нему, но остановился, оглянувшись: нередко бывало, что в его маршрутке девушки по вечерам теряли сережки, колечки, что слетали с чересчур худых пальцев, а парни роняли мобильники, наушники, мелочь и так далее, и приходилось останавливаться, чтобы не мучить людей неудобными поисками под ногами. Никифоров удивленно уставился на рыженькую, как вздрогнул от резкого стука: вскоре рядом с водителем приземлился забавного вида парень, азиатской внешности и с невероятно растрепанным видом. — Thanks! — пыхтит тот и упирается ладонями в круглые колени, измученный одышкой. — Представляете, проспал! — он нелепо улыбается и поправляет очки, в синей оправе, обнимая одной рукой свой портфель. Оттуда он извлекает мелочь, ровно двадцать пять рублей, и кладет в ладонь Виктору, что выглядел все также растерянно, и еще милее в этой фуражке. — Вот, без сдачи… что-то не так? — парень нервно смотрит на Виктора, стараясь понять, что быть может, что-то пошло не так. Черт этих русских поймет! — Нет, все хорошо, — Витя отмер и вскоре улыбнулся, оторвав синенький билетик, что висел над его плечом. — Ваш билетик, — вообще, это было совсем необязательно, и мужчина нередко просто наугад отрывал эти листики, но этому студентишке — а по виду он точно студент! — хотелось немного поднять настроение. Дерганый такой. Витя водил уже давно, так что он практически не касался руля — он придерживал круглый тонкий руль острыми коленями, покачивая головой в такт играющей музыке. У него были вполне себе сносные треки — для его вечной компании это радио, хотя на самом деле из этой недомагнитолы торчит флешка. Никифоров украдкой посматривает на нервно постукивающего пальцами по крупному бедру парня, чуть хмуря брови. — Я тебя здесь не видел ни разу, — честно признается он, и вовсе пялясь на собеседника, остановившись на светофоре. — Приезжий что ли? Тот нервно встрепенулся, заставляя Никифорова улыбаться, а потом поправил очки. Кажется, он делал это явно не потому, что они правда спадали с носа. Аккуратного такого, чуть вздернутого носа. — Я это… Студент по обмену, — его русский был хорош, и Виктору было несложно его понять. Хотя акцент был очень забавный, что делало это растрепанное существо действительно каким-то аниме-персонажем. Ну, или что там азиаты рисуют? — Из Японии, вот. Архитектор, — Юри погладил синеватый тубус, крупный такой, и Виктор понял, что именно упало на днище его транспорта. Точнее, почему звук был такой глухой. — Круто-круто! — восторженно говорит маршрутчик, улыбаясь. Виктор сам по образованию вообще не водитель, и по факту, он лишь подрабатывает, так как общество одних и тех же людей ему нравится. Блондин хотел было еще что-то спросить, как вдруг на его плечо опустилась старческая рука. Бабушка, которую Витя зовет «бабой Тоней», чуть сжимает острое мужское плечо, привлекая внимание. Никифоров лишь кивнул в ее сторону, не отрывая взгляда от дороги. — Водички, баб Тонь? — улыбаясь, Витя протянул женщине средне газированную воду, подмигнув «японцу по обмену». — Тошнота она такая!.. Кстати, как тебя зовут? Я своих практически всех по именам знаю, и нам нужно, нет, необходимо познакомиться! — мужчина не производил впечатления маньяка, или сумасшедшего — разве что, застрявшего в юношестве зрелого человека, так что Юри поправил очки снова, кивая. Зачем — неясно, но видимо, многое русскому в его поведении будет неясно. — Юри Кацуки, — он снова чуть кивает, но кажется, это приветственный жест. Юри нервно теребит рукава своей легкой спортивной куртки, поглядывая вперед. До начала пар — всего сорок минут, и он очень хочет успеть! Несмотря на то, что в Санкт-Петербург, или по-русски «Питер», он приезжал не в первый раз, но такая противная вещь как привыкание к другой стране преследует японца всегда. Ему тут проучиться до лета, и около недели, — о, если не больше! — ему предстоит просто промучиться!.. От этих мыслей он жмурится, стыдливо прикрывая красноватые от напряжения и смущения щеки. — Юри… Так приятно звучит, — Витя принял бутылку, полупустую уже, обратно и улыбнулся бабушке, что потрепала его по уху. — Нэ, не за что! — ослепительно улыбаясь, обнажая красивые ровные зубы, Виктор снова обращается к Юри. — А меня Виктор зовут. Зови просто «Витя», да, — он чуть пихнул его локтем, — у тебя учеба в одно время всегда? Если да, то я могу возить тебя! И мы точно подружимся! От Виктора исходила колоссальная энергия, и смущенный японец лишь растерянно закивал и заулыбался, но Вите показалось, что больше вымученно, нежели дружелюбно: парень нервничал, и вскоре сошел на третьей остановке. До университета еще бежать и бежать, и можно было проехать еще одну остановочку, но видимо, этот милый японец правда торопился. Или опаздывал: Витя про себя назвал его «опоздуном», крутя в руках оставленные ключи. Видимо, от квартиры или комнаты. Вечером того же дня Никифоров поменялся со своим коллегой маршрутами, и откатал этот день полностью по одному и тому же. Однообразие его немного утомляло, но зажимая ключи, со смешным лиловым помпоном, он ждал, что передняя дверь откроется и этот япошка вновь сядет рядом, и будет тяжело дышать, нервно теребя очки. Ключи ему таки удалось вернуть уже утром, следующим, когда Юри снова опоздал. Виктор будто знал, и специально немного задержался, изображая, что «там под рулем чет хрустнуло, ожидайте!» — только его компания и поняла, кого тот ждет, и мужчина с мобильником, — он что, врос в его руку?! — даже вышел, пожелав Виктору удачной смены. Юри же опоздал не как в прошлый раз, на три минутки, а на целых семь, из-за чего пришлось буквально гнать и обгонять своих же коллег, виновато улыбаясь в окошко.

***

— Юри-и-и, — тянет Виктор, поглаживая руль своей Маши. Он так называет свою маршрутку, и даже немного убавил звук играющей музыки. — Ты снова опаздываешь! — качая головой, Никифоров устремил свой взгляд в окно, поглядывая на бабу Тоню, что лениво сопела на своем привычном месте. За год, что прошел, они с Юри встретились только… кажется, ни разу. Ну, не считая тех двух недель, три дня из которой Юри просто невероятно опаздывал. Никифоров думал, что придется ждать весны, аки заснувший на зиму русский мишка, но все оказалось куда лучше: вот, уже декабрь, самое его начало, и вчера Юри снова опоздал. Витя был удивлен, что японец его помнит и даже, — как мило! — привез ему в этот раз брелочек на ключи из дома. Брелок в виде замка ниндзя теперь гордо украшал его зеркало, висящее почти вплотную к верху Машки. — Прости-прости-прости! — тараторит вбежавший Юри, просто залетая на место рядом с водителем. Юри выглядит еще хуже, чем вчера — словно был на вписке, и явно не проснулся. Витя хмурится и предлагает ему водичку, которая всегда была у него под сиденьем зимой, и тот жадно пьет. Витя, словно ощутив укол ревности, прищурился, нажимая на газ. — Представляешь, вчера вечером на план чай пролил. Пришлось переделывать! — Кацуки устало трет глаза, оставляя очки на панели, рядом с местечком для мелочи. Юри привычно отсыпает двадцать пять рублей, без сдачи, и напяливает на свой очаровательный нос очки. Виктор в прошлую их встречу, последнюю, отвозя того домой даже клацнул его по кончику носа, веля не опаздывать хотя бы в аэропорт. Вите неизвестно, опоздал его опоздун или нет, но он надеется, что нет. — Это ты как чай-то пролил? Прямо в тубус залило, что ли? — хихикнул Витя, поглядывая на растрепанного Юри. Ему было как-то интересно — всегда ли он такой, или только тогда, когда опаздывает? — Не совсем, — тот запускает в темные волосы пятерню, и челка, немного влажная от плохой сушки волос, остается в таком положении, оголяя ровный, без изъяна, светлый лоб. Пару прядок спадают, касаясь кончиками бровей, и Виктор хмурится, стараясь сконцентрироваться на дороге. — Я, получается, открыл. Вот, открыл и решил посмотреть свою работу, потому что у сестры была проблема и я хотел ей по скайпу объяснить, куда там чертить надо. И тут бац! — Кацуки кулаком ударил, ну, шлепнул себя по бедру, резко качнув головой. — Тубус падает, мой план-чертеж — падает, а чай заливает чертеж, стол, чуть не задевает ноутбук и портит светлый ковер. Я думал, что Юра убьет меня, но все, что он делал — стоял в дверях и смеялся, даже тогда, когда я переделывал все это, — Юри как-то обиженно потирает нос, а потом чуть сжимает футболку на уровне своего живота. Тот заурчал, смущая своего обладателя. Кто такой Юра — Витя знал, хотя бы потому, что тоже нередко возил эту блондинистую стерву. Никифоров из чистых побуждений хотел подружиться, как его обозвали «старым извращенцем» и специально подали за проезд рублевками. В общем, Вите он понравился. Забавный такой. Сейчас, правда, почему-то не ездит, и Никифоров часто замечает его вне своей Машки, прижимающегося к спине какого-то крупного парня. Да так сильно, словно тот хочет его сломать пополам! Вите подумалось, что тот немного побаивается мотоциклов. — Эх ты, редиска! — Никифоров хохотнул, пропуская вперед себя крупный автобус. — Мне больше нечем тебя угостить, но твой животик так и хочет покушать! — блондин достает из бардачка плитку шоколада, с орешками и вафлей. Неполную, так как Никифоров часто хомячит ее, когда сзади сидит особо говорливый пассажир. — Виктор, я… — Юри было немного стеснительно говорить о том, что шоколад-то он любит и вообще съел бы даже просто орехи, но нельзя. Кацуки смущенно прикрывает рукой живот, кладя себе на колени портфель-мешок. Диеты они такие. Точнее, попытка на них усесться! — Спасибо, но я так, водичкой… — Да ты че, ешь давай! — Витя уложил шоколадку на панель, прямо перед носом у Кацуки. — Вот скушаешь хотя бы пару кубиков — отстану, но таким голодным на учебу, совсем что ли глупый? Эх, глупый опоздун какой-то! Ты хоть взял что-то с собой? — парень отчитывает его, качая головой. В зеркало заднего вида Юри замечает хихикающих девчонок и парня, и ему почему-то кажется, что хихикают они над ними: Витя так громко говорит, на самом деле! Хотя его голос и был очень звонок, Кацуки не может сказать, что он раздражающий, как часто бывает. В тот раз уговорить Юри на шоколад не получилось, и Никифоров принял это как личный вызов. На следующее утро, опаздывающему Кацуки он нагло сунул в руки контейнер, с нарезанными яблоками внутри. Краснея, Юри принял его, так как завтрак видимо его покинул на какое-то энное время, и желудок вновь заурчал.

***

— Почему мы стоим?! — нервно вопит какой-то школьник, встряхнув сменку в мешке. Парнишка прямо за спиной у Вити ерзал, урчал, издавал какие-то странные звуки и тяжело вздыхал: Никифоров хорошо знаком с его мамой, так как та была его давней подругой. — Потому что, Влад, — фырчит Витя, погладив себя по волосам. На его голове нет фуражки — он случайно забыл ее на базе, и поэтому платина его волос привлекала все больше внимания. Да и он давно замечал, что Юри хотелось их потрогать. Как многие считали, Витя крашеный, хотя на деле это было не совсем так. — Еще минимум десять минут! Его маршрут не цеплял особо студентов и школьников, которые могли бы опоздать — большинство уезжали как раз таки домой после бурных вечеринок или простых дружеский ночевок, как например его девочки-школьницы, что так усердно хвастались ему своими дневниками, где не было ни одной четверки, что собственно они с подружками-то и «отмечали». С детским шампанским и тортом, хах! Виктор похвалил каждую, мягко потрепал по волосам, и даже угостил ирисками — он их не любит, а баба Тоня часто приносит ему так, на «пожевать». — Все, сейчас выдвигаемся, — довольно тянет Витя, завидев Юри. Парень снова торопливо семенил ногами по гололеду, но не смотря вниз — несмотря на то, что его обувь, а именно кроссовки, вряд ли предназначена для такого рода погоды, Юри даже не качнуло! — Мой опоздун пришел! — улыбка касается губ Никифорова, когда Юри вваливается на сиденье рядом. Из постоянных пассажиров Вити, на это место теперь никто не садится: мужчине не очень комфортно, пусть он и молчит, а лишний раз нервировать это добродушное создание никто не хотел. — Я не знаю, что со мной, но ваш Питер на меня плохо влияет! — Юри неловко хихикает, стыдливо опуская глаза. Он давно заметил, что Виктор будто ждет его, и как-то на него даже одна женщина ругалась, что мол, «это рабочее время, для работы, а не для личной жизни». Кацуки стало неловко, а той барышне Витя предложил скушать пару конфеток, авось подобреет. — Черт, я никак не могу проснуться вовремя! — Юри сокрушенно выдыхает и, сняв очки, закрывает лицо руками. — О, брось, ты просто мало тут вот проживаешь, и кажется, привык уже, как надо возвращаться обратно, — Витя мягко похлопал его по колену, стараясь подбодрить. — Сейчас быстро вот доедем, и ты успеешь в свой универ. Не переживай только, это вредно! — блондин хохочет и откидывается назад, даже не отсчитывая — Юри кладет ему в коробочку всегда ровную сумму, и столько раз у того была возможность проехать бесплатно, или взять несуществующую сдачу, так Кацуки сим не пользовался, чем нравился Вите еще больше. Японец улыбнулся Никифорову, чуть смущенно смотря на свое колено. Витя был очень привлекательным, общительным, лучезарным и невероятно приятным мужчиной, но Кацуки старался не показывать этой симпатии. В России такое не одобряют, и может, вот у Вити характер такой, и к Юри он ощущает лишь что-то вроде ответственности или дружеской симпатии, а не того всего, что ему там Плисецкий понапридумывал, тревожа и без того влюбленное сердце! — Эй, ты даже не потрогаешь? — Витя удивленно вскинул брови. — Я вообще-то, чтобы вот заметно было, без фуражки! — Никифорова даже совсем немного оскорбило то, что Юри не заметил этого, и вообще пялится куда-то в сторону! — Красивый, — японец улыбнулся, умиленно так, и погладил Виктора по голове, почесывая затылок. — Котик, — Юру всегда это смущает и он начинает пищать и обзываться, притом избавляя Юри от смущения. Кацуки и подумать не мог, что Никифоров умеет краснеть! — Мяу, fuck, — ругаться русским матом не хотелось, потому что мельтешащий сзади пространство Владик немного напрягал, или же Витя просто хотел блеснуть своим невероятным английским, который доступен ему на уровне школьной базы. Пф. Смущение оно такое! — О, я ж тебе это, вот! — на светофоре Витя вручил Юри снова контейнер, в котором теперь, правда, были овощи. Никифоров самодовольно улыбался, глядя на виновато-растерянного японца. На протяжении всего времени «опозданий» этой редиски, Витя буквально подкармливает его, не давая помереть с голода в универе, ведь цены в столовой там порядком не демократичные… А Кацуки отплатить-то нечем! — Виктор, зачем, — японец уже не пытается вернуть контейнер — это бесполезно, ибо он уже пробовал. Кроме как этого знаменитого русского «на здоровье!» Никифоров не говорит, а если и произносит, то делает это с таким взглядом, словно Юри его оскорбляет, когда не принимает подобное! — Ты так заботишься обо мне… — Кацуки зажмурился, да так, что глаза заболели. Парень чуть сжал пальцы на ногах, чувствуя, как носок немного резанул выпирающий ноготь. — Давай сходим в кино? — Ты приглашаешь меня на свидание? — Витя с хитринкой взглянул на Юри, улыбаясь. Кажется, Виктор не умеет не улыбаться — Кацуки не удалось ни разу увидеть его либо хмурым, либо каким-то «будничным». Серости рабочих дней словно не было на этом красивом лице от слова «совсем»! — Конечно я согласен, Юри! Но если ты думаешь, что после кино я перестану тебя подкармливать и ждать — ты ошибаешься! У меня есть своя машина, так что может, я буду и забирать тебя с учебы? Я покатаю тебя по вечернему Питеру! О, тут так красиво!.. — Витя! — Владик хмыкает, стукая взрослого по плечу. Мальчишке было двенадцать, и Виктор позволил ему обращаться к себе на «ты» — Никифорова он видел гораздо чаще, чем своего собственного отца! — Ты остановку пропустил! Дурак ты, — ругается мальчишка, пиная сменную обувь. Несмотря на полную маршрутку людей, никто таки и не возмутился — Юри сам уже знал каждого поименно, и судя по тому, как Алексей Геннадьевич улыбается, а Нина и Галя — умиленно пищат, наравне с Тамарой Васильевной, такого развития событий они точно ждали! А то, что пропустили остановку — да какая разница, когда их солнечный шофер все же нашел свое вечно опаздывающее счастье!