Один день из жизни врача

Томохиса проводил взглядом последнего пациента за этот день, тихо прикрывшего дверь, и с тяжелым вздохом посмотрел в монитор компьютера. Ему предстояло еще заполнить медицинскую документацию, просмотреть рентгеновские снимки и сходить на консультацию в стационар, куда так и не дошел в течение двенадцатичасового рабочего дня. Больные шли непрерывным потоком, даже не нашлось минутки на то, чтобы выпить чашку кофе и перехватить конфетку. Молодой человек ощущал сильную усталость. Ему начинало казаться, что вот-вот ноги превратятся в вату, а сознание уплывет в неизвестные дали. - Ямашита-сенсей, я вам сегодня еще нужна? Томохиса повернулся к медсестре, которая в канун Рождества работала вместе с ним, отметил на ее лице печать усталости и желание поскорее вернуться домой, чтобы встретить праздник с любимым человеком или в кругу семьи. -Нет, Аки-сан. Можешь быть свободна. С остальным и сам справлюсь, - он снова повернулся к монитору компьютера и стал заполнять историю заболевания. За последнее время Томохиса видел много разных больных, которые обращались к нему за консультацией: от самых простых до самых тяжелых случаев. Но сегодня ему начало казаться, что пациенты решили свести его с ума. День начался с того, что, еще не успев прийти на работу и надеть халат, Томохиса столкнулся с рвущемся в его кабинет мужчиной. Увещевания медсестры о том, что доктора еще нет, рабочий день не начался и необходимо немного подождать, не действовали. Мужчина продолжал попытки прорваться в пустой кабинет. Томохиса, оценив такую занятную картину, аккуратно проскользнул на свое рабочее место мимо спорящих людей и стал готовиться к предстоящему трудовому дню. Он терялся в догадках, что стало причиной такого бурного желания посетить невролога. - Ямашита-сенсей, могу я пригласить к вам первого пациента, - медсестра была явно взволнована. Она не знала, что нужно делать с буйным пациентом, который не хотел успокаиваться и продолжал рваться в кабинет: то ли дать возможность войти к доктору, то ли вызвать охрану, чтобы его успокоили и разъяснили, как правильно вести себя в медучреждении. Томохиса кивнул, садясь в рабочее кресло и включая компьютер. Монитор еще не успел окраситься ярким цветом, подтверждая свою готовность к работе, как в кабинет ворвался беспокойный пациент и застыл. Он был встрепан, растерян, с совершенно безумным взглядом и кучей листов бумаги в руках. - Доброе утро, - произнес доктор тихим, бархатным голосом, который должен был действовать успокаивающе на пациентов, и посмотрел на монитор компьютера, где высветились первичные данные на этого больного, - Тсузуки-сан. Вы успокойтесь, присаживайтесь и по порядку расскажите мне, что вас ко мне привело, - он показал на кушетку, приглашая мужчину удобно расположиться на ней. - Доктор… - сосредоточившись, пациент прочитал фамилию на бейдже Томохисы, прикрепленного на халат, и продолжил. – Ямашита-сенсей, мне сказали, что только вы сможете мне помочь, - столько трагизма было в его голосе. - Тсузуки-сан, вы присаживайтесь, и мы начнем, - после повторного приглашения пациент сел на краешек кушетки. За все это время Томохиса не переставал рассматривать находящегося напротив него мужчину. Он был средних лет, одет в строгий костюм, нервозный, постоянно беспокойно теребил в руках листы бумаги. Мужчина явно пытался подобрать слова и выдать причину своего обращения. Сейчас, сидя в кабинете доктора, он уже не буянил, никуда не рвался, но Томохиса понимал, что стоит что-то ему сказать, что расстроит пациента, и скандала не избежать. - У меня звенят яички, - на одном дыхании произнес пациент и снова замялся. – Я был у других врачей. Мне сказали, что яички звенеть не могут. А отоларинголог посоветовал обратиться к вам, - с этими словами мужчина протянул стопку бумаг врачу. Это оказались выписки от различных докторов, в основном урологов и андрологов (1), всевозможные анализы, в том числе на скрытые инфекции. В эту кипу бумаг входила и консультация отоларинголога с проверкой слуха при наличие именно предъявленных жалоб. Томохиса видел разных пациентов с всевозможными проблемами, но еще никогда к нему не приходили с беспокойством на звон в яичках и по рекомендации отоларинголога. Он понимал, почему мужчина посещал урологов и андрологов, которые исключили все свои заболевания и вынесли вердикт, что по их профилю полностью здоров. Но что мужчина делал у отоларинголога, для молодого человека осталось загадкой, как и то, чем сможет помочь больному – нейрохирург, переквалифицировавшийся в последние полгода в невролога. Не говорить же ему, что с такой проблемой он ничем не сможет помочь, что это не по его профилю. Да и к тому же подобный ответ вызовет только бурную реакцию пациента, а это ну никак не входило в планы парня. За время осмотра он смог успокоить и разговорить пациента. Томохиса узнал не только о том, когда появилась данная жалоба, но и как протекает личная жизнь больного. Из всего услышанного, смог сделать определенные выводы и дать рекомендации, которые в какой-то степени удовлетворили мужчину. Томохиса улыбнулся, когда вспомнил вытянувшееся лицо его первого пациента после озвученных предложений. И это была вовсе не гора ненужных и дорогих обследований и не куча лекарств. Рецепт простой: помириться с женой и начать вести регулярную половую жизнь, а если это не поможет, то обратиться вместе со своей второй половинкой к семейному психологу, который бы помог разрешить их конфликты. За длинный рабочий день, превысивший лимит в двенадцать часов, перед глазами Томохисы пациенты сменялись один за другим. Из всей какофонии проблем, приведших людей к нему на консультацию, задели за живое лишь немногие. Хотя Томохиса и старался отключиться от них, но не всегда получалось. Ведь он не робот, который день за днем принимает, как конвейер пациентов, а живой человек, все еще могущий переживать и ощущать чужие страдания. Томохиса никогда не забудет пришедшую к нему на консультацию беременную женщину с шестилетним мальчиком. Когда они только вошли в кабинет, он сразу заметил тяжелую, переваливающуюся походку ребенка, а также одетые на него утяжеленные ботинки, которые должны были облегчить его передвижение. Со слов матери мальчик в течение последнего года стал быстро уставать, особенно это проявлялось при поднятии по лестнице и беге, стал вялым, рассеянным, вставать и ходить на носочках, что изменило его походку. При осмотре ребенка Томохиса отметил слабость мышц нижних конечностей, их гипотрофию (2), увеличение в объеме икроножных мышц, повышение их тонуса (3), что способствовало хождению на носочках, усиление поясничного лордоза(4) и выраженный сколиоз(5). После он попросил мальчика сесть на пол, а потом подняться. Ребенок сначала встал на четвереньки с упором на все конечности, с трудом выпрямил ноги, тяжело поднимая таз, а потом полностью выпрямился, контролируя направление каждого своего движения руками, начиная с опоры на колени. Видя результат проведенного теста, а также сложив вместе рассказ матери и свой осмотр, Томохиса уже знал о неблагоприятном прогнозе заболевания. К тому же у женщины уже имелся один больной ребенок, который в свои неполные пятнадцать лет полностью прикован к кровати. И у этого мальчика год назад уже начались первые проявления: общая слабость, повышенная утомляемость, рассеянность. Почему родители раньше не обратились ко врачу, когда у них есть точно такой же больной ребенок? Думали, что данные проявления временные, что заболевание не проявится? Томохиса не знал. И к тому же он не мог винить родителей, которые хотели верить, что этому ребенку повезет, пока симптомы не стали слишком очевидны и не начали усиливаться с каждым днем. Трагедия этой семьи не заканчивалась. Ведь мать этого мальчика ждала очередного ребенка мужского пола и скоро должна родить. Хотя в этом случае пренатальная диагностика и не была проведена, но Томохиса был уверен в том, что и этого нерожденного малыша ждала судьба старших братьев. Он видел, что очень скоро его маленький пациент сначала сможет ходить при помощи родителей, потом – специальных приспособлений, пока полностью не сляжет в кровать и ему не понадобится поддерживать жизненно важные функции организма. И в конечном итоге его ждала смерть. Сколько этому ребенку отпущено? Сможет ли он дожить до своего совершеннолетия? Или повторит судьбу своего старшего брата? А что ожидает еще нерожденного малыша? Что могут дать врачи в подобных случаях? Призрачную надежду? Простую поддержку? Стать кем-то вроде пастыря, не дать опустить руки и помочь идти вперед, справиться с затмившими эмоциями и рухнувшими надеждами? Мышечная дистрофия Дюшенна (6). Когда этот диагноз был Томохисой озвучен, на глазах женщины навернулись слезы. Она знала о нем, но до самого последнего момента, пока он не прозвучал вслух, не верила, не хотела верить. Судьба повторялась, и врачи в этот момент бессильны. Они только могут помочь поддержать медленно уходящую жизнь, чуть-чуть улучшить качество жизни. И мать этого ребенка знала об этом. Знал Томохиса. И в этот момент их связывало бессилие, благодаря которому хотелось опустить руки. Но на этом жизнь не останавливалась. Этим родителям предстояло пройти еще много трудностей, пережить и маленькие победы и сильные падения. И Томохисе очень хотелось знать, в будущем захотят ли они еще иметь детей после того, через что им предстоит пройти. Если да, то в следующий раз им придется пройти ДНК-обследование, спланировать рождение ребенка, а не положиться на волю случая или высшие силы. И, может быть, все получится, и у них родится здоровая девочка. Томохисе хотелось в это верить. На этом профессиональная копилка Томохисы не перестала в этот день пополняться. Очередным запоминающим случаем, который не каждый день, а то и за всю жизнь не увидишь, стало появление в кабинете супружеской пары. Мужчина открыл дверь, держа в руках сумочку, кучу листов выписок и обследований, а также снимки, и пропустил внутрь жену. Женщина зашла в кабинет, согнувшись, придерживая больную левую руку у груди, а здоровой помогая идти подволакиваемой левой ноге. Ей на вид было слегка за тридцать, ухоженная, нервозная, постоянно недовольная мужем. Томохиса поймал на себе чуть виноватый взгляд мужчины и мягко улыбнулся, приглашая пару удобно разместиться в кабинете, забрал стопку документов и снимки. Какие первые мысли возникают, когда видишь перед собой молодую женщину со спастическим левосторонним гемипарезом (7)? Учитывая возраст, степень поражения и проявления можно назвать несколько самых распространенных причин: последствие травмы, геморрагический инсульт (8), объемное образование головного мозга, рассеянный склероз (9). Представление началось с того, что женщина заявила, что у нее развился инсульт, ей необходимо срочное лечение, а, пройдя всевозможные обследования, специалисты только разводят руками и отказываются от нее, даже не выслушав и не назначив так необходимую ей госпитализацию в специальное реабилитационное отделение. Осмотрев пациентку, Томохиса обнаружил у нее повышение мышечного тонуса в левых конечностях до такой степени, что руку невозможно было разогнуть и отвести в плечевом суставе, как будто уже сформировались в ней контрактуры (10), дефанс (11) мышц спины, что даже на кушетке женщина сидела чуть согнувшись, как будто ее тянуло к земле. Она была легко возбудима, эмоционально неустойчива, сконцентрирована на собственном состоянии и уверена, что у нее инсульт. Томохису насторожило то, что не определялось при осмотре нарушения чувствительности, не выявлялась четкая разница периостальных рефлексов в конечностях, черепно-мозговые нервы были интактны (12). К тому же вызывала сомнение и ее походка. Никогда при ходьбе ни один человек, перенесший черепно-мозговую травму, инсульт или имеющий объемное образование головного мозга, не будет так таскать за собой ногу, помогая передвижению здоровой рукой. Наоборот больной будет сам стараться приводить ногу, делать шаг самостоятельно. Включив негатоскоп (13), Томохиса изучил предоставленные снимки. Чего только там не было: и рентгены головы, шейного и поястнично-крестцового отделов позвоночника, и МРТ вещества головного мозга, сосудов и позвоночного столба в обычном режиме и с контрастом. Парень не понимал, зачем надо было столько делать лишних, дорогостоящих обследований, когда они ничего не показали, зачем еще и вводить везде контраст, когда и в обычном режиме с самого начало понятно, что никакой патологии нет. На МРТ головного мозга четко прослеживались борозды, извилины, дифференцировалось белое и серое вещество, желудочки не расширены, синусы свободны, свободный ход сосудов без аневризм и мальформаций (14), даже никаких сужений и атеросклеротических изменений не выявлено. В позвоночнике не было обнаружено даже начальных проявлений дегенеративно-дистрофических изменений, как будто это позвоночник двадцатилетнего человека. Томохиса недоумевал еще и от того, что за идиот нашелся, который сказал, что у пациентки произошла мозговая катастрофа, которая рассосалась в головном мозге в течение двадцати четырех часов, оставив его девственно чистым, но сохранив левосторонний спастический гемипарез из проявлений. Как?! Как до такого можно было додуматься?! При такой выраженной симптоматики как минимум четверти головного мозга с одной стороны не будет, он будет мертв. Томохиса не находил слов, чтобы выразить сначала все свое недоумение коллегами, потом его просто не осталось, когда открыл одну из выписок, и в диагнозе там звучало: состояние после эпиприступа, симптоматическая эпилепсия. Посмотрев на женщину, которая сидела и ждала с надеждой его вердикта, и на ее мужа, доктор вспомнил, что еще в бытность своего студенчества один из профессоров рассказывал, как отличить истинный абсанс (15) от симуляции. Тогда было необходимо только бросить мячик в пациента или наступить на ногу, чтобы понять, человек болен или просто по каким-то причинам симулирует заболевание. Реакция всегда была очевидной, потому что при абсансе больной никак не отреагирует на внешнее воздействие, когда симулянт уклонится от мяча или отдернет ногу. Поэтому Томохиса попросил выйти мужа за дверь, и снова провел осмотр без раздражающего фактора. Теперь женщина при просьбе пройтись по кабинету больше не таскала с помощью здоровой руки больную ногу, слегка выпрямилась, да и мышечный тонус в больных конечностях не так был выражен, как при первичном осмотре. В голове Томохисы щелкнуло, и сложилась полная картина. Это была самая настоящая истерия. И место этой женщины не в его кабинете, а на приеме у психиатра. Тем более, если учесть, что данная картина развилась после сильного стресса, произошедшего на работе, и эпилептического приступа. Что уже произошло у нее на рабочем месте, что дало подобный толчок? Да и был ли это истинный эпиприпадок? Скорее всего нет. Вероятно эту женщину выгибало красочно в истерической дуге, что окружающие подумали, что ее бьют тонико-клонические судороги (16), а медика рядом не оказалось, чтобы предусмотреть ошибочность предположений. А уже потом никто и не стал докапываться до истинных причин. Теперь осталось самое сложное: пригласить мужа и объяснить им обоим, что произошло, и убедить в необходимости лечения в психиатрической клинике, а не в реабилитационном центре. После их ухода Томохиса все еще не верил в то, что ему удалось избежать истерик, криков, непонимания, объяснить всю ошибочность их суждений и направить к своему коллеге, который смог бы дальше вести эту пациентку, и красиво обойти возможные жалобы, которые могли бы последовать на него, говоря о некомпетентности, как врача. Последним запланированным на консультацию пациентом была женщина. Для Томохисы ее фамилия показалась знакомой. Он терялся в догадках о том, кто она, но все равно не мог узнать до ее появления – это бывший пациент или просто однофамилица. Когда дверь кабинета открылась, и внутрь зашла женщина, сопровождаемая мужем, Томохиса узнал ее. Полтора года назад он удалял ей объемное образование, расположенное супратенториально (17). Операция тогда была длительной, сложной, да и полностью опухоль не могли удалить, так как пораженные клетки въелись глубоко в здоровую ткань, их было трудно отделить, и высок риск повреждения жизненно важных центров, что могло привести к смерти прямо на операционном столе. После женщина ходила сначала при помощи своих родственников, потом самостоятельно, говорила, читала, даже поправилась на несколько килограмм. Иногда ее мучили головные боли и эпилептические приступы, которые купировались специальными лекарствами. После восстановления женщину ждало продолжение лечение под наблюдением неврологов, онкологов, радиологов, курсы химиотерапии. Томохиса тогда думал, что больше не встретится с ней. Но судьба распорядилась так, что она вновь сидела перед ним. Женщина была бледна, кахексична, опрятно одета. Она протянула доктору листок бумаги со списком. Томохиса лишь мельком взглянул на него, а потом спросил, что беспокоит. Но женщина не могла объяснить: запиналась, пытаясь произнести слова. У нее не получалось, выходили либо какие-то непонятные предложения, либо совершенно не то, что она хотела сказать. Еще больше начинала волноваться, виновато улыбаться, и в результате еще сильнее получался бессмысленный набор слов. В списке жалоб, который женщина дала Томохисе, тоже нельзя практически ничего понять, но не для доктора, который мог читать все это и угадывать смысл только по определенным буквам. От мужа Томохиса узнал, что его пациентку полгода назад вновь стали мучить сильные головные боли и забывчивость, усилились эпиприступы, так как стала забывать принимать лекарства. Она похудела, стала суетлива, быстро уставала, бродила по квартире, не зная того, что хочет сделать по хозяйству. Проведя общий и неврологический осмотр, Томохиса обнаружил, что у женщины в основном страдали когнитивная, речевая и эмоциональные сферы. В остальном нарушений никаких не выявил, кроме общих симптомов: похудение, снижение аппетита, общая слабость, быстрая утомляемость. Взглянув на снимки МРТ головного мозга, он увидел отек вещества, смещение всех структур, последствие оперативного вмешательства, да и смутно просматривался продолженный рост опухоли, которая вгрызалась в здоровые ткани. Супружеская пара до этого момента, как попасть к нему на прием, уже посетила нескольких радиологов, нейрохирургов и онколога. Проведенная химиотерапия оказалась бессильна. К тому же последние курсы лечения пришлось отменить из-за угнетения функции кроветворных органов. В крови отмечалось уменьшение количества эритроцитов, тромбоцитов. Повторная операция была бессмысленна. Оставалась только симптоматическая терапия, направленная на снижение отека головного мозга, обезболивание, уменьшение частоты эпиприступов и улучшение качества жизни. Доктора давали разные прогнозы: от месяца до года. Томохиса же не мог так четко определить границы жизни, да и не считал это правильным. Никто не знал, сколько еще организм будет бороться за свою жизнь, поддерживаемый лекарствами. Да и к тому же, когда людей начинаешь загонять в подобные рамки, то их бросает из одной крайности в другую: перестают бороться, опуская руки, смиряясь с неизбежностью, или суетятся, пытаясь успеть все сделать, все испробовать, чего не могли себе позволить. Томохиса озвучил то, чего предстоит ждать: с каждым днем женщина будет терять себя – речь, память, навыки, пока полностью не сляжет, и у нее не остановится сердце и дыхание – скорректировал лечение, которое поможет увеличить промежуток угасания, рассказал о том, какие трудности придется преодолеть. В этот момент его и мужчину объединило понимание неизбежности завершения жизни, бессилия перед надвигающейся смерти. Казалось, что они сейчас заговорщики, так как женщина не осознавала уже всю серьезность своей болезни, но стремилась к тому, что обязательно будет еще говорить, понимать сказанное и вернется к прежней жизни. И пусть так и будет для нее. Когда за супружеской парой закрылась дверь, на Томохису навалилась такая усталость, обреченность с беспомощностью, что с трудом смог подавить их в себе. Ведь полтора года назад ему казалось, что этой женщине предстоит прожить намного больше, чем сейчас отпущено. Но жизнь преподнесла свой подарок: клетки опухоли переродились и начали новый агрессивный захват здоровых тканей. Иногда Томо представлял себе рак в виде огромного безобразного паука, который своей паутиной опутывает весь организм, как бабочку беспомощно попавшую в его сети, а потом постепенно высасывает все соки, оставляя самое вкусное напоследок, заставляя мучится и страдать еще живое тело, пока не угаснет разум окончательно. Он сидел и думал о том, сколько еще эта женщина проживет, потихоньку угасая: сначала забывая окружающую обстановку, переставая понимать, где она находится, а потом переставая узнавать родственников, говорить, произнося единичные звуки, пока не впадет в кому, из которой уже не выйдет. Это страшно. Очень страшно видеть, как твой любимый человек потихоньку исчезает, страдая от сильных болей, теряя самого себя, свою индивидуальность, личность. - Может, прекратишь уже смотреть на снимки? Все равно ничего нового не увидишь, - Томохиса вздрогнул, когда услышал знакомый голос. Он за своими размышлениями не заметил, как закончил дописывать истории заболеваний, а потом просматривать снимки при помощи негатоскопа. И тем более не заметил, как в его кабинете появился еще один действующий персонаж, которого даже не надеялся увидеть в ближайшем будущем. - Что ты здесь делаешь? – Томохиса протер глаза и снова посмотрел на снимки. - Аки-чан меня впустила и попросила присмотреть за своим бестолковым доктором. - У меня еще работа. Надо досмотреть снимки и сходить на консультацию в стационар, - парень не обратил внимание на Икуту, сидевшего рядом с ним на стуле и положившего голову на скрещенные руки, лежавшие на столе. - Ты уже пятнадцать минут, как я здесь, сверлишь взглядом одни снимки. Там ничего нового и сверхъестественного не появится. - Тома, - Томохиса укоризненно посмотрел на своего собеседника. - Что Тома? Я знаю свое имя, - Икута поднялся и навис над Томохисой. – Меня вот интересует другое, почему ты не берешь трубку, когда тебе звонят, когда в последний раз ел и спал? Томохиса выключил негатоскоп и убрал снимки, игнорируя нависшего Икуту. Потом встал и попытался его обойти, когда почувствовал головокружение, подступающую к горлу тошноту, потемнение в глазах и ватность ног, туго осознавая, что теряет сознание. Икута успел подхватить его и уложить на кушетку, потом приоткрыл окно кабинета, прогоняя духоту, расстегнул халат, под которым обнаружилась еще и хирургическая курточка, намочил полотенце, висящее рядом с раковиной, холодной водой и положил его на лоб доктора, а затем стал слегка промокать щеки и шею, ожидая, когда это чудо придет в себя. В этот момент дверь кабинета открылась, и внутрь зашел молодой врач. Увидев представшую перед ним картину, остановился в нерешительности: - А консультации?! - Видя, что Томохиса все еще не приходит в сознание, доктор сделал несколько шагов внутрь кабинета, пытаясь отстранить от него Икуту и проверить состояние своего коллеги. - А консультации уже не сегодня и не завтра, - Икута проигнорировал потуги молодого врача, видя, как тяжело приходит в сознание Томохиса, как трепещут его ресницы, свидетельствуя о том, что вот-вот откроются глаза. – Я думаю, что вы как-нибудь сами справитесь без него. И, кстати, ваша помощь сейчас здесь не нужна. Вы можете быть свободны, - Икута сурово посмотрел на застывшего в нерешительности доктора. – Вы ему поможете тем, что сами проведете консультации или пригласите на них кого-нибудь другого, немного разгрузив Ямашиту-сенсея, - кивнул, указывая на выход, а потом снова посмотрел на Томохису, больше не уделяя внимание постороннему. Доктор еще немного помялся, решая, что ему делать: выгнать наглого мужчину, находящегося рядом с его коллегой, или поступить так, как ему предложили. Немного подумав, решил, что последует совету и не будет вмешиваться в происходящее, он покинул кабинет. - Ну, наконец-то, - Икута убрал холодное мокрое полотенце, когда заметил, что друг открыл глаза и попытался подняться. – Лежи уж. Мне не хватало еще обмороков, - надавив слегка на плечи, он не дал Томохисе встать. Убедившись, что новых попыток не последует, Икута развил бурную деятельность. - Что ты ищешь? – Томохиса повернул голову и увидел, как его друг капается в ящиках рабочего стола. - Уже нашел, - Икута вернулся к Томохисе, взял за руку, уколол палец и подставил тест-полоску, исследуя уровень глюкозы маленьким приборчиком. – Мне вот интересно, как ты еще ходишь с таким сахаром в крови. Неудивительно, что потерял сознание, - Икута даже не стал выслушивать никаких протестов, включил электрический чайник, нашел кружку, чайные пакетики и сахар. – Знаю, что такое не пьешь, - когда вода закипела, он заварил горячий сладкий чай и поднес Томохисе. – Но сейчас надо. - Я не понимаю… - Аки-чан сказала мне перед уходом, что за целый день ты ничего не ел, что у тебя периодически из-за этого падает сахар в крови, и в результате начинаешь плохо себя чувствовать. Также она поведала мне, где в случае чего найти глюкометр и как его использовать, - Икута наблюдал за потугами Томохисы выпить очень сладкий чай. – Вот и молодец, - он забрал из рук опустевшую кружку. – А теперь тебе надо поесть. И я составлю тебе компанию, - Икута достал из пакета, стоявшего рядом со столом, бенто. – Еще не должно остыть. - Ты так мне не ответил на вопрос, - Томохиса осторожно сел на кушетке. – Что ты здесь делаешь? У тебя же съемки в фильме. - Они закончились намного раньше, чем планировалось, - Икута открыл бенто и подал один другу. – Я планировал тебя позвать с собой отметить окончание съемок вместе с моими коллегами, но не дозвонился. Потом позвонил в больницу, узнал, что ты теперь здесь консультируешь, - Икута рассматривал Томохису, бледного, осунувшегося, уставшего, с кругами под глазами, капающегося палочками в бенто. – Меня это очень удивило. Не думал, что ты променяешь операции на такую работу. Почему ты мне ничего не сказал? - Мы не виделись больше полугода. Ты был занят во всевозможных съемках. Когда я звонил, то ты, то менеджер говорили мне, что некогда, что потом перезвонишь, но звонков так и не последовало! А теперь заявляешься, сообщаешь, что съемки закончены, что хочешь их окончание отметить со мной! Хотя прекрасно знаешь, что я не люблю подобные посиделки! – Томохиса отложил палочки и бенто, потому что осознал, что не может их держать в руках, просто уронит. Он сидел, подтянув ноги к коленям, и смотрел на дрожащие пальцы. – В последний раз, когда мы отмечали окончание очередных съемок, и я захотел уйти пораньше, отказался ехать с тобой на машине домой, предложил пройтись по оживленным улицам, что ты сказал?! Что это все мои капризы!! – Томохиса понимал, что скатывается в истерику, говоря с Икутой на повышенных тонах. – Это не капризы… Мне просто было плохо. Рядом с этими людьми начинал задыхаться, - Томохиса посмотрел на стоящего рядом с ним друга. – Почему сразу не сказал?! Потому что не привык говорить о том, что мне плохо. Потому что мне давно вбили в голову, что окружающие не должны знать о моем состоянии. И как бы мне не было плохо, я должен улыбаться, помогать людям, не переносить свои проблемы на других! – Томохиса чувствовал, как и на этот раз к горлу подступил ком, из-за которого начал задыхаться. – А еще ты спрашиваешь, почему я здесь, а не на операциях?! Если бы захотел, то узнал… Больше полугода назад я из оперирующего хирурга превратился в пациента. Один из «благодарных» родственников порезал меня, - Томохиса взял за запястье левую руку, стал сжимать и разжимать пальцы. – Коллеги сделали все возможное: ювелирно сшили сухожилия, сосуды и нервы, но… Уже прошло полгода, а я так и не могу вернуться к прежней своей работе, потому что тонкие манипуляции не получается выполнять: не чувствую, мелкие предметы выскальзывают из руки… Нужны две руки, а не одна. Есть еще надежда, что восстановится чувствительность и сила, еще не прошли сроки. В любое свободное время, которое выпадает, стараюсь выполнять комплексы упражнений, которые для меня специально разработали. Но пока только такой результат, - Томохиса взял палочки в левую руку, немного покрутил, пока они не выпали. – Счастье в том, что могу действовать одинаково двумя руками. За время учебы и работы научился, иначе бы туго пришлось, - Томохиса не заметил, как Икута сел рядом с ним на кушетку. Обратил внимание лишь, когда он взял его руку и стал гладить ладонь. Томохиса покачал головой. – Ничего… Как будто ее у меня нет, - он тяжело вздохнул и убрал руку, не давая возможности Икуте снова к ней прикоснуться. – Знаешь, Тома, это трагедия для хирурга, когда он не может больше оперировать, да еще и для такого, как я. В моем возрасте другие еще бегают за профессорами, заполняют истории болезни, в университетских клиниках даже не подпускают к ассистированию большинство ординаторов. В свои неполные тридцать стал ведущим хирургом, приложив много усилий, даже поставив на кон свою жизнь, получил несколько лицензий на работу. Если бы не вторая, не знаю, что сейчас бы делал, - Томохиса закрыл лицо руками. – Прости, Тома, что сначала на тебя накричал, потом вывалил на тебя все свои проблемы. Прости, ведь ты тоже устал после съемок, а я… Икута молча обнял парня, размещая его так в своих объятиях, чтобы его друг прикасался спиной не к холодной стене, а к его теплой груди. - У тебя сегодня был тяжелый день. Ничего, - Икута никогда не представлял себе всю тяжесть ответственности, которую на себе нес Томохиса. С одной стороны он не знал всю специфику работы. С другой его друг не рассказывал ему ничего о ней, не выносил из стен больницы тот груз, который на нем лежал. К тому же Икута понимал, что пока сам не окунется в подобную работу, не поймет, как тяжело, а тем более не прочувствует, что значит лишиться чего-то, чем жил, пока сам не потеряет. Икута помнил то, как еще во время студенчества Томохиса бредил операциями. Тогда он еще метался, не знал, на чем точно хочет остановиться: то ли стать сосудистым хирургом, то ли торакальным. Нейрохирургия его не привлекала, пока не поприсутствовал на операции по удалению травматической субдуральной гематомы (18). Сколько тогда было восторгов! Икута никогда не видел тогда еще друга таким воодушевленным. После для Томохисы существовала только нейрохирургия. Но помимо этого он изучал и другие области: нейробиология, нейрофизиология, неврология, реаниматология, анестезиология, онкология. Томохиса говорил, что иначе будет плохим доктором, если не разбирается в смежных науках, что будет плохим хирургом, если не сможет провести аппендэктомию (19). На дальнейшее обучение, как блестящего студента, его пригласили в университетскую клинику, но восторги не последовали. Икута помнил, как Томохиса говорил, что ничему там не научится, а будет только на побегушках у профессоров, что ему нужна практика. Он вступил в Красный крест, принял предложение на продолжение учебы за границей, а потом попал в горячую точку, после которой вернулся с двумя международными врачебными лицензиями, седыми прядками волос и невозможность спать по ночам без света. Икута несколько раз пытался завести разговор о том, что с ним случилось после того, как уехал за границу, но никогда не получал ответа. Он часто вспоминал, каким Томохиса был в прошлом. Веселый, жизнерадостный. В нем всегда кипела ключом энергия. Даже не представлял, как он мог совмещать учебу и посещение его съемок. Икута до сих пор помнил поддержку, которая невидимыми объятиями окутывала его, если что-то не получилось, улыбку, которая подбадривала его, когда хотелось опустить руки. Вечерами, когда шли еще съемки дорам, Томохиса неизменно присутствовал на них, приносил бенто, и они вместе ели, если появлялся небольшой перерыв. А потом он тащил бесчувственное от усталости тело до дома, раздевал, бережно укрывал пледом и сторожил сон, читая статьи на иностранных языках. По утрам, когда еще не успели разбежаться по своим делам, Икута читал вслух сценарии, пытаясь вжиться в роль. Особенно Томохиса помог тогда, когда ему предстояло сыграть студента-медика, даже притащил на несколько своих занятий, чтобы его друг смог проникнуться той атмосферой. Икута не знал, как ему удалось уговорить своих преподавателей, которые разрешили присутствовать на своих занятиях и уделили ему свое внимание, немного рассказав о студенческой жизни, преподавании, а потом еще и поговорил с одногруппниками друга. Все изменилось тогда, когда Томохиса вернулся в Японию. Икуте казалось, что его друга подменили. Он был сдержан, немногословен, замкнут, сторонился людей. Даже взгляд изменился. Раньше в нем можно было заметить искорки в глазах, как будто смотришь в бескрайнее звездное небо, а теперь все напоминало темный омут, в котором боишься утонуть. Когда Томохису приняли на работу, он покрасился, скрывая седину волос, пригласил Икуту отметить первый рабочий день и первую самостоятельно проведенную операцию. Тогда они засиделись до ночи, напились и заснули там, где и сидели. Икута не помнил, когда выключил свет и как лег рядом с другом. Его разбудил крик. Он напугал его, от этого звука сжалось все внутри. Столько в нем было отчаяния, страха, боли. Икута сразу протрезвел, поспешно включил свет, пытаясь сообразить, кто это так кричит. Когда увидел, как его друг корчился на полу, мучимый кошмаром, то его объял страх. Он с трудом смог разбудить Томохису, который еще полчаса приходил в себя, лежа смотря на потолок. Икута никогда еще не видел его таким: беспомощным, трясущимся, с взглядом, в котором читался животный ужас. А потом он не помнил, как его переклиняло, что начал целовать друга, только бы стереть это выражение его глаз. И вот Томохиса уже не друг, а любовник. По-хорошему он должен был врезать Икуте после того, что произошло. Но единственное, что в тот вечер он попросил, это не выключать свет, потому что без него не мог спать. После подобных ночей было много. Безудержный, животный секс сменялся нежностью, любовью. Томохиса умел быть таким, и это Икуте очень нравилось. С ним всегда было просто, понятно, чем с женщинами. Томохиса создавал вокруг себя уют, надежную крепость, за которой чувствовалась свобода, где можно было вздохнуть полной грудью. Но в то же время он никогда не допускал дальше дозволенного. - Поешь, - наконец Икута нарушил молчание. – Если не можешь, тогда я тебя покормлю. - Эй, - Томохиса отстранился и взял отложенный бенто, чувствуя, как внутри разливаются голодные боли. – Спасибо, очень вкусно. - Ну, и отлично, - Икута поднялся и включил снова чайник. Устроившись в рабочее кресло, он приступил к своему бенто, внимательно наблюдая за тем, как ест Томохиса. А смотреть было на что. Как аккуратно он держал палочки больной рукой, как подносил ко рту и задумчиво жевал. Если бы чуть-чуть поспешил, то уронил палочки, как показывал до этого. Но благодаря осторожности и аккуратности каждое движение выглядело грациозным. - Аки-чан мне рассказывала, что каждую неделю к тебе приходит одна молодая пациентка, и кажется, что она к тебе неровно дышит, - нарушил молчание Икута, иначе бы уверился, что существует еще одно таинство – таинство еды. - Не знаю, к кому она там неровно дышит, но уже мне она порядком надоела, - Томохиса посмотрел на друга и поймал на себе заинтересованный взгляд. – Каждый раз прибавляется одна какая-то новая жалоба. Все началось с того, что болела голова, потом прибавилась боль в шее, а в самом конце в грудине и трудность при дыхании. Она прошла всевозможные анализы и обследования, посетила огромное количество неврологов, пропила горсть таблеток. И ничего ей не помогает. - И? – Икута даже подался вперед. Это было в первый раз, когда Томохиса ему рассказывал про своих пациентов. - Это чистая психосоматика. Ей надо пить антидепрессанты, а еще лучше заняться детьми, выйти в очередной раз замуж и найти работу. Вот тогда перестанет все болеть. Икута засмеялся: - На тебя еще не жаловались, когда ты предлагал такое? - Все зависит от того, как преподнести. Могу сказать, что пациенты по моему совету меняли работу и были вполне довольны этим, так как сразу избавлялись от того, что их беспокоило. Икута многозначительно улыбнулся. - Но это не касается меня. - Ты прав. Мне не понять, что значит жить страданиями других, нести ответственность за чужие жизни и спасать их, стоять по двенадцать часов за операционном столом, и чтобы это приносило мне удовольствие. - Ты живешь сценой, съемками. Сутками репетируешь, примеряешь на себе разные образы, вживаясь в них. Это практически то же самое. Икута покачал головой: - Не то же… - он поднялся, подошел к двери, закрыв ее на ключ, торчавший в замке, и вернулся к Томохисе. Убрав бенто на рабочий стол, Икута взял своего любовника за руку и начал целовать раскрытую ладонь. Увидев удивление на лице Томохисы, произнес. - Не могу видеть такое выражение твоего лица. Хочу его стереть, - он накрыл губы любовника своими, осторожно раздвинул их языком, проникая внутрь, завлекая в свой неповторимый танец, делая первый шаг. Сначала в поцелуе чувствовалась нежность, осторожность, как будто Икута пытался приручить дикого котенка, потом она сменилась на все больше нарастающее желание, будто он хотел взять все сразу, выпить до конца, утолив голод. - Мы ведь… - Никто не зайдет, Томо. Дверь закрыта, - Икута уже уронил Томохису на кушетку, задрал хирургическую куртку и стал целовать живот, наслаждаясь тем, как вздрагивают мышцы пресса от каждого его прикосновения. – Тем более мы никогда не занимались сексом на твоем рабочем месте, - в голосе Икуты начали слышаться мурлыкающие нотки. Да и сам он сейчас походил на кота, вот только голодного, увидевшего на столе крынку, полную сметаны. – И к тому же твой вид в форме очень сильно заводит, - после Икута уже не отвлекался на разговоры. Он наслаждался реакцией тела любовника на свои прикосновения, по которой, как оказалось, скучал. Скучал по этому отзывчивому телу, по гладкости и сладости кожи, по томному, бархатному голосу, по поцелуям со вкусом горького миндаля. - Больно, - выдохнул Томохиса. – Люмбрикат в первом ящике тумбы. Икуту удивило наличие люмбриката в кабинете невролога, но не задал так и рвущийся с языка вопрос. Отстранившись от любовника, он достал то, что Томохиса просил. Нанеся гель на пальцы и отбросив подальше тюбик, Икута прикоснулся к сфинктеру, ощущая, как сжались мышцы от холода, сопротивляясь проникновению. Осторожно введя один палец внутрь, он начал ласкать бархатную головку члена, отвлекая от неприятных ощущений. Икуте сегодня хотелось нежности, хотелось отвлечь Томохису от тяжелых мыслей, стереть искорки боли и безысходности из глаз, которые увидел во взгляде любовника. Старательно работая ртом и языком, он ждал, когда дыхание у его доктора изменится. Сигналом стал сдерживаемый стон, после чего Икута ввел внутрь сначала второй, а потом и третий палец. - Нет, так не пойдет, - Икута перестал ласкать языком член Томохисы. – У меня такое ощущение, что ты сейчас не со мной. Тело реагирует, но твой разум, - он остановился, навис над любовником, вглядываясь в его лицо. – Что тебя еще беспокоит? И не отводи взгляда, - Икута наклонился к лицу и с оттяжкой лизнул нос Томохисы. – Я не продолжу, пока ты мне не расскажешь, не отпустишь свое беспокойство. - Просто сегодня был тяжелый день… - Я знаю, - Икута хмыкнул, укусил мочку уха, а затем начал ее посасывать, играя с серьгой. - Никак не могу забыть лицо женщины, - Томохиса втянул со свистом воздух, когда Икута стал очерчивать кончиком языка все завитки и противозавитки уха, проникая внутрь, щекоча, - когда я подтвердил то, что и УЗИ и МРТ показали. У плода новообразование головного мозга, что оно и жидкость занимает весь объем черепа, и вещества мозга практически нет. Икута даже остановился, посмотрел в глаза любовника. - Этот ребенок был долгожданным… Я до сих пор не могу понять, почему все предыдущие УЗИ ничего не показали, как смотрели. Ведь было время для аборта по медицинским показаниям. - А теперь? - А теперь ждать еще 8-10 недель, искать клинику, которая согласиться на ведение родов, видеть смерть своего рожденного малыша, если после рождения проживет хоть несколько дней. Икута поцеловал Томохису: - Это ее страдания, не твои. Ее жизненный путь, не твой. И ты ничего в данной ситуации не сможешь сделать. Просто отпусти, - он прикусил нижнюю губу любовника, пошевелил тремя пальцами, находя небольшой бугорок внутри и начиная массировать его. Икута наблюдал за реакцией Томохисы, который закрыл глаза, пытался контролировать свое дыхание. – Смотри на меня. Видь только меня, - он снова и снова стал целовать своего любовника, уделяя каждому сантиметру кожи особое внимание, наслаждаясь ее соленой сладостью, вдыхая запах легкого бриза, который всегда исходил от Томохисы. Главной наградой для него стал тихий, еле сдерживаемый стон. Если бы он был осязаем, то при прикосновении напоминал бархат. – Не могу больше… Пальцы сменились твердой пульсирующей плотью. Движения стали более настойчивыми, резкими. Нежность превратилась в животную страсть. Болезненные мысли, воспоминания улетучились, вытесненные желанием. В этот момент они существовали только друг для друга, переполненные любовью, чувственностью, страстью. Погружались в головокружительные волны наслаждения, наполненные частым дыханием, бешеным биением сердец, томными, мокрыми звуками. На пик оргазма они влетели вместе, словно вынесенные стремительным потоком волны, а затем накрытые ею… - Аааа!!! Ты даже одеться нормально не можешь! – Томохиса застыл на полпути надевания на себя хирургической куртки, повернулся к Икуте так, что приглушенный свет настольной лампы очерчивал его силуэт, облизывая его накаченное тело. – Так и хочется тебя снова завалить. - А ты об этом… - Не надевай свой костюм, мы сейчас едем домой. Надеюсь, у тебя завтра выходной. - Подожди, у меня еще консультации. - Без тебя справятся. Твой коллега видел тебя без сознания, - Икута довольно потянулся, как сытый, пригревшийся у очага кот, продолжая любоваться телом своего любовника, которое совсем недавно так страстно реагировало на его ласки. – Так что думаю, что на сегодня твой рабочий день закончился, - он продолжил наблюдать за Томохисой, который отложил хирургическую куртку и стал не спеша надевать свою повседневную одежду. В любой другой раз Икута не остановился на одном разе, но зная состояние своего любовника, не хотел усугублять его еще больше. Когда Томохиса был готов, Икута поднялся, осмотрелся, убеждаясь, что кабинет ничем не выдает о их столь интересном времяпрепровождении, и произнес: - Пойдем. Веду машину я, - подождав, когда друг закроет дверь, он пошел слегка впереди него, правда на лестнице пришлось поравняться и схватить оступившегося Томохису за руку, не дав упасть. А потом вообще понес на руках, потому что постоянно следить за доктором, который то и дело норовил не вписаться в очередной поворот, и одновременно думать о его имидже не представлялось возможным. – Хорошо, что в такой час пациентов уже нет, а его коллеги заняты своими делами, - проворчал Икута, сгружая заснувшего Томохису на переднее сидение машины. – Спи спокойно, - нежно поцеловав губы-сердечки, он бережно застегнул ремень безопасности, а потом, сев за руль, направился домой. - Выспался? – Томохиса, открыв глаза, увидел перед собой улыбающегося любовника, который гладил его больную руку. Комната была погружена в полумрак, который разгоняли мерцающие холодным светом огоньки, украшающие елку и словно снег лежащие на подоконнике. - Сегодня Рождество. И, надеюсь, что его мы проведем вместе, не сорвешься по первому звонку на любимую работу, - Икута поднес к губам раскрытую ладонь любовника и нежно поцеловал, а потом стал языком старательно очерчивать каждую линию на коже. – Еще довольно рано. Спи, пока есть такая возможность, - он начал посасывать каждый пальчик. Улыбнулся, видя, что удивление все еще не хочет покидать сонного Томохису. – Я буду целовать твою руку, каждый твой палец столько раз, пока ты не почувствуешь мои прикосновения, как бы это высокопарно сейчас не звучало… Спи, - Икута отвлекся от своего занятия и нежно прикоснулся к губам Томохисы, игриво пробежался по ним кончиком языка. Отстранившись, он лег рядом с любовником, сжал его больную ладонь в своей и стал наблюдать за спящим парнем, пока его самого не сморил сон. Сноски: 1. Андролог – доктор, лечащий заболевания половой и мочевыделительной системы у мужчин. 2. Гипотрофия мышц – уменьшение объема мышечных волокон вследствие нарушения обмена веществ в организме. 3. Мышечный тонус – это остаточное напряжение мышц во время их расслабления, либо сопротивление пассивным движениям при произвольном расслаблении мышц. 4. Лордоз — изгиб позвоночника, обращенный выпуклостью вперед, формирующийся на шейном и поясничном уровнях в норме 5. Сколиоз - фиксированное отклонение позвоночника вправо или влево относительно своей оси. 6. Мышечная дистрофия Дюшенна – наследственное неизлечимое заболевание, сцепленное с полом, проявляющаяся к 3-5 годам патологией мышечной системы, характеризующееся быстро распространяющейся и усугубляющейся мышечной слабостью 7. Спастический гемипарез – это слабость и повышение мышечного тонуса в пораженных конечностях на одной стороне (рука, нога) 8. Геморрагический инсульт =внутримозговое кровоизлияние – это внезапное нарушение мозгового кровообращения вследствие разрыва внутримозгового сосуда и образования гематомы или пропитывания кровью тканей. 9. Рассеянный склероз – заболевание, характеризующееся рассеянной без определенной локализацией очагов склероза - заменой нормальной нервной ткани на соединительную. 10. Контрактура - ограничение пассивных движений в суставе, то есть такое состояние, при котором конечность не может быть полностью согнута или разогнута в одном или нескольких суставах, вызванное рубцовым стягиванием кожи, сухожилий, заболеваниями мышц, сустава, болевым рефлексом и другими причинами 11. Дефанс мышц – увеличение мышечного тонуса мышц спины 12. Интактны – не вовлечены в патологический процесс 13. Негатоскоп - устройство, предназначенное для просмотра на просвет сухих и мокрых чёрно-белых радиографических снимков (рентгенограмм, томограмм и т. д.) в медицине и технике. 14. Аневризмы и мальформации – патологии сосудов головного мозга 15. Абсанс - одна из разновидностей эпилептического приступа — симптома эпилепсии. Характеризуется внезапным кратковременным отключением сознания. 16. Тонико-клонические судороги – приступы, характеризующиеся следующей последовательностью: потеря сознания, напряжение туловища и конечностей, затем подергивание туловища и конечностей 17. Супратенториально – расположено над мозжечком, в больших полушариях мозга 18. Субдуральная гематома – гематома, возникающая между двумя оболочками головного мозга: твердой и паутинной. 19. Аппендэктомия – операция по удалению червеобразного отростка (аппендикса)