Пока Канкуро приводили в себя и щедро откармливали питательными веществами из капельницы, Темари металась вокруг его постели, как ужаленная, и всё никак не могла усидеть на месте. Говорил кукловод медленно, с диким хрипением, но антидот, который Сакура изготовила в виде настойки, окончательно привёл его в сознание. Наруко, если могла бы, вцепилась бы в его плечи, хорошенько растормошила и с нежной настойчивостью выпытала бы полученную им информацию, заодно и подивилась бы его внешнему виду без фиолетовой краски. Но совесть не позволила. Она поначалу тупо ходила взад-вперед по палате, чесала болевшее запястье и раз уже как третий сменила бинты, не переставая искоса поглядывать на больничную койку. Ей не нужны были координаты - у неё отличное чутьё, которому любой бы эмпат и сенсор позавидовал бы, - ей нужна была информация о противниках, их способности и хитрые уловки, чтобы быть готовой ко всему. После разговора с Курамой, призывающего поторопиться, но не беспокоиться, и щедрой дозой благоприятных, ободряющих эмоций, Узумаки действительно полегчало и она была готова ко всему. Ну, почти ко всему...
Сакуре это уже успело порядком поднадоесть и она благородно подставила под задницу джинчуурики стул со спинкой, и, сильно надавливая на понурые плечи, усадила ту прямо перед Канкуро, оперившись о белокурую макушку острым локтём. Где-то там голубоглазая возмущенно просопела, но, игнорируемая подругой напрочь, сидела смирно, закинув ногу на ногу.
- Тебе же известны их имена? - после недолгого молчания и обдумывания спросил Какаши, скрестив руки на груди. Гаара обязан был уведомить его об Акацуки, хотя у Хатаке были предположения, что тот мог и посчитать это лишним: в конце концов, информация слишком секретна и о ней даже в Конохе мало кто знает: Орочимару, Цунаде, он сам, Наруко и Сакура, но последней всё было сообщено от Узумаки днём ранее.
Не должен был Собаку но ввязываться в бой в одиночку без информации.
Казекаге за это нельзя было осуждать. В конце концов, он стремился обезопасить родных, но совершил ошибку, решив разобраться со всем в одиночку. А Канкуро совершил ошибку, что решил погнаться за братом: если они под конец не уничтожили деревню, значит, хотели уйти по-тихому и незаметно.
- ..Того, кто сражался с Гаарой, нет, но второго, я уверен на все сто процентов, звали Сасори но Акасуна, - выдавил кукловод, приняв горькое лекарство и устало откинувшись на влажную от пота подушку. Чиё устремила погрустневший взгляд в окно и тускло улыбнулась сухими губами. Эбизо с отсутствующим видом стоял возле неё, сохраняя молчание.
Вся Суна знала гениального кукловода всех времён, ставшего мастером марионеточного искусства и особо опасным нукенином в свои пятнадцать лет. Все кукольники - в том числе и Канкуро - равнялись на него (нет-нет, деревню они любили и врагами становиться не собирались), стремились создавать подобные ему работы, яды, искусно управлять созданными Красным Скорпионом марионетками.
Как же Канкуро тогда был счастлив, когда заполучил трёх боевых кукол - Карасу, Куроари и Сансуро, - созданных руками самого Сасори. Одним словом, тот для шиноби Сунагакуре был и оставался лучшим кукловодом всех времён, будучи особо опасным, неуловимым нукенином. Но эта осведомлённость Акасуны стала для Канкуро роковой - кукловода нельзя убить его же творением.
Канкуро невообразимо повезло, что хороший ирьёнин, знающий толк в противоядиях, оказался под рукой. А Темари успела подметить, что Сакура стала гораздо сильнее что характером, что способностями. Но настроения от пережитого не поднималось ни на йоту: с каждых хриплым вздохом, рваным движением и сильным приступом кашля Собаку но готова была заскулить, как побитая собака, будто это она страдает сейчас, а не её младший брат. И Гаара, вполне возможно, уже мёртв.. Но так хотелось принять, впитать, поглотить боль своих родных, лишь бы они не страдали. Ками, да лучше бы она тогда подошла на роль джинчуурики, почему её тело не подошло?!.. Её младшие братья бы сейчас не страдали.
Но невозможно. Прошлое не вернуть, сильнее не стать. И она понимала это. Помогая брату принять сидячее положение, Темари уселась рядом с ним на кровать, придвинула носком сандалии капельницу и обратилась в слух.
- Он легко уничтожил всех моих марионеток - кроме меня, он единственный, кто знал их вдоль и поперёк... Вы забрали их? - он скосил взгляд на Темари.
- Да. Они в твоей мастерской, просто в ужасном состоянии, - блондинка криво улыбнулась. Ей так хотелось уничтожить их к чертям Режущим ветром прямо на месте, да вот только куски прочного дерева, гвозди и сенбоны валялись по всему их полю боя, на раскалённом жарой песке, а подбирать каждую деталь, чтобы только располовинить её, казалось глупостью. Да и Канкуро бы точно обиделся, того гляди, сорвался бы на то место их искать.
Но кукольник лишь довольно улыбнулся и продолжил:
- После того, как он отравил меня, мне удалось при помощи Карасу срезать клочок его ткани на лице. Думаю, поможет его вычислить.
- Спасибо, - сухо поблагодарила Наруко. В конце концов, они могли бы разделиться, и Сасори она уже не почувствует: она не сенсор, а эмпат, и ощутить бы смогла лишь его злые намерения, какие бывают у людей, готовых напасть. А пока - полный штиль. Голова трещала от незнамо чего, на виски и подсознание давила алая чакра, что замечена в пяти-восьми километрах от Суны, где, судя по прохладному северо-западному ветру, был лес, скрывающий логово. Враги вполне могли разделиться с целью побега или задержки, защиты, поэтому неизвестно ещё, кому достанется кукловод. Как мудро подметил бы Шикамару, предварительно зевнув: "Проще хоть чуть-чуть напрячь мозги и продумать ситуацию на десять шагов вперёд, чем потом от неизвестности кусать локти и упускать драгоценное время на сон". Ками, как его, ленивого гения, сейчас не хватало.. Он просчитал бы всё шагов на сто вперёд, и Наруко бы не думала сейчас так негативно.
- Опиши детальнее, как они выглядят, - попросил Какаши. Он помнил информацию о них, но конкретика бы не помешала: кто знает, как они изменились за три года. Да и не стоило пока Канкуро знать, что им что-то известно.
- Да.. Сасори очень низкого роста, массивный, половина лица скрыта под чёрной тканью, маленькие чёрные глаза и хвост белого цвета, как у скорпиона, смазанный смертельным ядом. Любое оружие - абсолютно всё, даже чакропроводящая леска, - может быть пропитана им, так что будьте предельно аккуратны. Ну, и чёрный плащ с красными облаками. А второй.. хм.. - кукловод на полминуты задумался. - Высокий, в таком же плаще, волосы белые или жёлтые - в темноте не разобрать; использует взрывную глину для создания бомб - это может быть даже кеккей генкаем, но я точно не уверен. Управляет он ими очень искусно, может даже летать при помощи той глины, делая из неё фигуру птицы. И ещё: Гаара не хило потрепал его в бою, так что использовать он сможет только ноги и одну, правую, руку.
- Хорошо, спасибо, Канкуро, эта информация очень важна, - кивнул Какаши и, сложив печати призыва, вызвал всех своих призывных собак.
- Йо, Наруко-чан, Сакура-чан, - вежливо поздоровался Паккун, восседая на голове тёмного окраса бульдоге, и повернулся к джонину, сверкая своими небольшими, миндалевидными чёрными глазами. - Зачем мы все тебе понадобились, Какаши?
- Вот, - Хатаке протянул руку с синей тканью, только-только принесённый одним шиноби-подопечным Канкуро, призывая обнюхать и запомнить запах, - Деталь маски того, кого вам надо найти. Действуйте быстро, времени у вас не так много. И заодно проверьте то место на наличие ловушек.
- Акацуки?.. Хорошо, когда найдём - я тебе сообщу, - Паккун, единственный оставшийся, кивнул и последовал примеру остальных, растворившись в пространственной технике и обращаясь в нюх.
- Ладно! - Наруко бодро вскочила со стула. - Пора бы нам собираться, я слишком чётко чую, откуда ветер дует.
Оптимизма ей было не занимать. Спасибо Кураме, за успокаивающую чакротерапию. И качественную промывку мозгов.
Сакура в последний раз проверяла наличие антидота в аптечке, пока Баки с Какаши-сенсеем что-то обсуждали с серьёзными лицами. Наруко, стоящая перед лицом, загораживающая обзор в итак не светлой и небольшой расщелине, являющейся входом в деревню, и любопытно заглядывающая ей в сумку, была благородно послана на "погулять где-то в лесу с маньяком", на что блондинка ответила, что не будет она с Сакурой гулять, сколько бы та не просила. Посмеявшись над обоюдными колкостями и переведя дух, они чуть расслабились. Не всё время же быть напряженными (да и таблеточка мощного успокоительного в стакан воды перед отходом, кажется, окончательно вернул в Узумаки ту же неунывающую юлу и прилипалу с забавными хвостиками на голове), надо хоть на пару минут абстрагироваться, чтобы мыслить трезво.
Только команда Какаши уже хотела отправиться к вражескому логову, как их догнали Темари и Чиё-баа-сама. Принцесса песков была зла и возмущена тем, что не могла отправиться в погоню и спасти брата из-за временного управления деревней, о чём незамедлительно поведала команде, а вот вторая с какой-то многообещающей и таинственной улыбкой вызвалась помочь в сражении против кукловода. Наруко одарила её взглядом, полным недоверия и скепсиса, а Сакура и Хатаке лишь кивнули.
- Всё-таки, для команды нужно четверо шиноби, - вполне дружелюбно отозвался пепельноволосый, улыбнувшись глазом.
- А вы точно потянете?.. - нет, Наруко не пыталась её оскорбить, просто возраст уже говорил за своё.
- Не сомневайся, девчонка, я ещё многое могу, - довольно грубо оборвала слова Чиё, мечтательно подняв уголки губ. - И, всё-таки, я увижу своего внучка хоть в последний раз...
Не все сразу смекнули, что этим "внучком" был именно Акасуна (но факт оставался фактом, что его напарник, Дейдара, жил в Стране Земли), и это, мягко говоря, обескуражило.
С информацией, полученной от Паккуна, и на эмпатических негативных ощущениях Узумаки, временная команда, команда по спасению Казекаге, отправилась в путь.
- Их логово не очень-то и скрыто - здоровенная красная арка заметна даже издали, - фыркнул пёс, прыгая по веткам наряду со всеми. - В пятистах метрах ловушка: два сильных источника чакры. За огромным валуном, под каким-то мощным фуин-барьером, который вам предстоит снять, они извлекают огромное количество чакры, что сразу чувствуется по спёртому влажному воздуху. Также там есть и тот шиноби, которого мы искали по клоку одежды, и присутствует запах гари, как сгоревшей глины.
- Ты отчётливо ощущаешь там присутствие Гаары, да? - задала вопрос Харуно.
- Да. Но судя по тому, сколько чакры ушло из него в какой-то.. сосуд или в какую-то поглощающую печать, он скоро будет мёртв. Мы практически не ощущаем его запаха, кроме как засохшую кровь, - выдал Паккун с присущим хладнокровием. Внутри Узумаки всё оборвалось. Лицо стало хмурым, даже угрожающим. Она, как и тогда, перескакивала с ветки на ветку и буквально ломала их неосознанно выплескивающейся в ноги чакрой. Чиё задумчиво проследила и за засуетившейся розоволосой, что стала догонять подругу, и спросила Какаши:
- Какаши, почему эта девочка так беспокоится за жизнь джинчуурики?
Пепельноволосый глубоко вздохнул, задрав голову к небу, голубому, без единого намёка на дождь. Это олицетворяло саму Наруко - даже если в душе будет бушевать шторм, она не посмеет, не простит саму себя, если сдастся. Если потеряет хоть какую-то, слабую, блёклую, но надежду.
Джонин перевёл взгляд на ученицу, мелькавшую впереди своими пышными белокурыми хвостами и зелёным чунинским жилетом. Её спина была напряжена. Руки дрожали от плохо скрываемой ярости, видимо, даже успокоительное не действовало на неё должным образом.
Ещё один усталый вздох, перед тем, как заговорить:
- Ещё в младенчестве она стала джинчуурики девятихвостого, - Хатаке запнулся на секунду, давая старейшине время на удивление и осознание. - Как никто другой, Наруко понимает боль Гаары, а он, в свою очередь, понимает её боль. Они сильно сблизились за недолгое время. И именно поэтому Наруко всеми силами цепляется за то, что привнесло в её жизнь хоть какие-то яркие краски.
- ...
Старейшина молчала с минуту, тяжело дыша и опуская глаза.
- ..Я руководила операцией по запечатыванию Шукаку в тело маленького Гаары. Его страдания отчасти были моей виной, но.. оспаривать приказы Йондайме было бы самоубийством. Его жена, Карура, рожала наследников даже без шести месяцев передышки - её организм медленно слабел. Но Раса на это плевал с высокой колокольни. Ему нужен был сосуд для демона, и если бы Карура после преждевременных родов не умерла, то, наверняка, ей пришлось бы рожать ещё одного, пригодного для запечатывания. Гаара на эту роль тоже не подходил, но времени было мало. Гаара был желанным и любимым только матерью и братом с сестрой, Раса же ценил его только как драгоценный сосуд. Он не воспринимал, как сына, пусть и гордился его достижениями.. в свои последние дни. Я не жалею, что Гаара сделал, потому что это было во благо деревни и, прежде всего, для него самого. Теперь он свободен, не скован запретами и вниманием отца, и волен сам выбирать, что делать со своей жизнью и судьбой.
- Он будет свободен? - Хатаке смотрел вперёд, на Узумаки, скрывая улыбку под маской.
- Он прочно связан с деревней и, добровольно став Казекаге, отрезал часть своих возможностей. Но никто не мешает ему обрести счастье. Полагаешь, с этим справится эта девчонка? - Чиё окинула беглым взглядом хрупкую спину куноичи.
- Я уверен в этом.
***
Запечатывание хвостатого, как бы трагично или торжественно это не прозвучало, было практически завершено. А всё из-за Кисаме, именуемого "биджу без хвоста", который щедро поделился со всеми чакрой из Самехады, и процесс поглощения ускорился. Его эфемерный большой силуэт приобрёл большую устойчивость, сравнявшись с Лидером, которому эта подпитка и не нужна - впору и его прозвать "бесхвостым биджу".
Хотя, скорее "бесхвостым богом".
Сасори перед этим, правда, необходимо было отлучиться - создать ловушки для коноховцев, которые сработали бы в чётко обозначенном радиусе. Мешать ему, конечно, никто не стал, но Кисаме мысленно слал тому проклятия. Это из-за него ему приказали воспользоваться Самехадой.
Да, он понимал, что это на руку ему не играет, но пока Хошигаки ведёт (стремится, вернее) игру против Акацуки, проводя при помощи немалой сети шпионов некие махинации, то нужно хотя бы первоначально пойти на уступки. Итачи-сан, возможно, и не будет доволен этим, но, пораскинув мозгами, можно соотнести:
Учиха. Сейчас в относительной безопасности в Конохе, с любимым младшим братом под боком, вылечившийся от болезни - лет с семнадцати он страдал от болезни лёгких. Но, так как он под покровительством Орочимару и в ладах с Цунаде, то процесс его лечения не затянулся надолго. Химе-Сенджу редко кого не могла вытащить из того света, у неё были больные и посложнее, особенно, во время войн. И, судя по его последнему сообщению, старший Учиха там вообще принимает участие наравне с Сенджу в налаживании мирных отношений с Кумо. Ну, прямо так его скромная натура бы никогда не написала, но Хошигаки уже давно научился из лаконичных предложений находить саму суть. Значилось оно так: "Около месяца назад был в Кумо, твой шпион уже ждёт" -- "Я разруливал важные политические тела, советую и тебе в них углубиться, если не хочешь показаться тупым".
Хошигаки. У него, в связи с подготовкой к запечатыванию и сбору информации - кстати, иногда искусно завуалированной и ложной по сути - совершенно не было времени; его добивали местами тупые миссии, не для его уровня, и постоянный надзор двух уродов, глаза которых он бы уже давно расфасовал по баночкам и подарил бы на День рождения Учихе: зенки всевидящего Пейна и мерзкого Чёрного Зецу. Хотелось уже как можно скорее покинуть эту организацию, которая его порядком достала.
Но мальчишку этого, Гаару, и вправду жаль было. Он не заслуживал этого. Джинчуурики много настрадался за свою недолгую жизнь. Но Кисаме поделать ничего не мог, если только.. замедлить запечатывание следующего джинчуурики или вообще избавиться от него. Ему и этому дебильному Тоби (этот недо-напарник уже успел выклевать ему весь мозг своей практически детской непосредственностью) поручили Восьмихвостого - это, пожалуй, будет его последним заданием в этом змеином рассаднике.
Кисаме, хищно оскалив треугольные, остро наточенные, зубы, синхронно со всеми сложил три завершающие печати.
Призрачные драконы перестали окутывать тело красноволосого Казекаге, и он мешком рухнул на землю, досуха опустошенный и едва живой. Тело ещё теплило надежду, так как сердце продолжало слабо биться, но она была бесполезной и призрачной, как то, что отняло его жизнь. Эфемерные тела рассеялись, последними в тёмной мгле мелькнули фиолетовые глаза с узором ряби на воде, глаза Лидера.
Он не выживет.
Потому что выживают только Узумаки.
Гаара видел человека в белом пространстве, но с трудом распознавал в нём себя. Мозг соображал медленно, а время в неизвестном измерении тянулось, как кисель. Но торопиться было некуда и он каким-то странным образом понимал это.
Его руки.. Его пальцы.. Его душа напротив, маленькая и плачущая.
"Почему меня никто не любит?"
Худое мальчишеское тело сжимается в маленький комок, глотает слезы и прожигает бирюзовыми глазами прохожих, детей, которые были слишком жестоки, слишком хладнокровны...
"Любовь - не для всех."
Яшамару-оджи-сан тепло улыбается и протягивает фотографию, где счастливо улыбается его младшая сестра, молодая мать Гаары. Гаара не чувствовал её любви, не знал, как можно ощутить неосязаемое, но песок, в котором сохранилась частица её души, замещал эту заботу тогда, когда отражал любые атаки, посягающие на жизнь сына.
"Разве я заслуживаю?..."
Руки дрожат, ноги подкашиваются, а где-то на задворках подсознания горит огненным клубком злоба, несправедливость, отчаяние и боль. Непомерная, слишком жгучая и взрослая боль, как для семилетнего ребёнка в отражении. Да-да, ему сейчас семь. И он совершит убийство. Первое, но такое сладкое и удовлетворительное.
"Ненавижу. Ненавижу тебя. Ненавижу отца. Ненавижу всех!"
Глаза застилает пелена безумия, рядом лежит остывающий труп Яшамару-оджи-сана. Искусного лжеца, которого убил он сам. Которого любил.
Оглушающий крик прерывает утробный, демонический рык, а над деревней возвышается однохвостый демон, которого сметает подальше волна золотой пыли. А взгляд отца режет на куски, обжигая холодом, разочарованием и осуждением. Но Гааре плевать.
Фотография с изображением матери, стоящая в рамке на столе, падает от содрогающейся земли. Стекло крошится, фотография испещрена мелкими царапинами. Как и душа Гаары, для которой не было лекарства.
"Пустота."
Жить - значит убивать. Хорошо жить - много убивать. Другого не дано. А зачем?
Глаза - пустые, отсутствующие - находят на безграничном чёрном полотне неба луну. Полную луну. А в голове Шукаку переходит на заговорщический шёпот. Побольше крови? Хорошо, мама, будь по-твоему...
Вся его жизнь вот так вот прокручивалась в памяти, обдавая собственными эмоциями, от которых до беспамятства кружилась голова.
"Неужели.. это.. моя жизнь?"
Где, где что-то хорошее? У него были брат с сестрой, у него была возлюбленная, у него же было всё это, да?!.. Без них его бы уже давно сломило, смыло из этого мира.
Рука - бледная, с тонкими пальцами - сжимает красную ткань одежды. Там, где бьётся сердце.
Билось.
***
- Ксо, да этого.. не может.. не может быть... - сбивчиво шепчет Узумаки, моментально спрыгивая на поляну. За ней остальные.
Запястье взрывается болью, перестаёт кровоточить. И татуировка становится несчастным соулмейтом.
Курама, почувствовавший это первым, медленно опускается на траву и поджимает уши. Закрывает усталые алые глаза. А его острые, как бритва, зубы, слишком громко клацают в полной тишине.
А перед ней спрыгивают два представителя Акацуки - Хидан и Какузу - очень реалистичные марионетки Сасори. Значит, они уже близко.
Но Наруко глубоко наплевать. Зрачок бешено вращается и дрожит, будто активированный шаринган, но в момент становится тонким, как ниточка, и вертикальным. А радужка краснеет до отвратительно бордового цвета. В этих глазах слишком много боли. И она медленно, но верно, обращается в холодную агрессию.
-
Не прощу! - зверем рычит джинчуурики и её смазанная тень появляется прямо над врагами, угрожающе блистая оранжевым покровом чакры из одного хвоста.
