Где-то очень далеко, в самых недрах непроходимой тайги, находится довольно большое селение с гордым названием "Маленькое", полностью изолированное от мира внешнего.
Жило в этом селении шестьсот шестьдесят семь веселых человек. Каждую неделю устраивали они знатные гуляния, да только неизменно праздник заканчивался тем, что приходила в деревню нечисть лютая, шумами потревоженная. Разбегался люд кто куда: женщины с маленькими детьми мчались домой, дети чуть постарше убегали за каменную стену, у которой праздники устраивались, и наблюдали за тем, как пьяные суровые мужики с нечистью, оторопевшей от их наглости, бои кулачные устраивают. Всегда мужики побеждали, пока нечисть посильнее не заявилась на празднество.
Снег тогда еще лежал вдоль дорог и за селением, в лесу. Деревья во дворах да огородах стояли голые, но воробьев на них столько сидело, что спросонья думали многие: "Ух, как быстро листья появились!". Маленькие птички, конечно, не были зелеными, как листва, но недалеким людям это никоим образом не мешало полагать, что воробьи – это листья.
В середине июня, когда только началась весна в холодном краю, отмечал народ праздник государственный. И мужики не могли не выпить за свою великую Родину. Впрочем, как и на любом пиршестве.
Готовы были герои Маленького уже встречать нечисть: засучили рукава, брови нахмурили да смотрели волком в сторону холма, из-за которого всегда нечисть являлась. Да только в тот вечер не привычные нелюди из-за холма явились, а самые что ни на есть страшные демоны.
Черный-черный дым затянул сначала небо. Потом и крики жуткие со смехом противным послышались. Смеялся пьянчужка Евграфыч, да только казалось, что сам Сатана над народом глумится.
Из-за деревьев стали выглядывать страшные-страшные глаза. Краснючие и злые, как у чудовищ Дикого леса. Тут уж и отроки побежали прочь, не стали из-за стены наблюдать. А когда вышли фигуры огромные, человеческие, тут и храбрые мужики побоялись. Один Евграфыч лишь остался с бутылкой водки в руках, крича вслед убегающим:
— Трусы вы несчастные! Сейчас покажет Евграфыч им, сейчас покажет!
И побежал пьянчужка бравый вперед, туда, где нечисть была. Остановился он перед самим демоном, сделал глоток и закричал на него, высвобождая русский дух свой: запах водки с чесноком. Закричал неистово и громко, да только не напугал он нелюдей черных. Шепнул один что-то, да и унесло Евграфыча в придорожную канаву.
Там и помер бравый Евграфыч.
С тех пор в селении праздников не устраивали, запечалился люд. Стало их шестьсот шестьдесят шесть печальных особ.
И оставалось их такое же магическое количество еще бесконечно много лет. Только кто-либо помрет, в тот же день родится ребеночек. А стоит лишь родиться дитяти, наутро не станет кого-то. Вот такие вот дела.
Две сотни лет с той поры пролетело. Долго шли года, скучно и печально, потому что праздников так и не стали устраивать люди. Стали они озлоблены, нечестны. Каждый, окромя церковных, грешил по-черному: кто пил, кто клеветал, кто воровал, кто магией черной занялся. О последних, о магах, слухи ходили ужасные-ужасные... Да только не знал никто, что эти самые черные маги добро иногда творят да вытворяют.
Жила поодаль от всех девушка одна. Ах, красавица она! Локоны огненно-рыжие, глаза, как трава, зеленые, личико белое! А улыбка, ее великолепная улыбка! Да только никто ее не любил из-за того, что она ведьмою была. Всяк в деревне об этом знал да уверен был в том, что черной магией она занимается. Но не так это было, не так. Ведьмою она была, да только белой. Светлым силам, Богу она служила и о любви просила. Кажись, Бог ее даже и услышал, но сама ведьма об этом пока что не знала.
Знал об этом паренек, что жил по ту сторону деревни, тоже на окраине совсем. И о нем слухи ужасные ходили: он тоже магией занимался да некромантией баловался. Высокий он был, черноволосый. Однажды приезжал сюда мальчишка, который сказал, что некромант на какого-то Снегга похож. Так и не понял никто, что это за Снегг, но всем страшно стало. Величать черного мага так и стали Снежком.
Влюбился Снежок в ведьму прекрасную. И, выпив сто грамм зелья для храбрости, решился-таки впечатление на нее произвести. Одной темной-темной ночью отправился некромант на кладбище обряд проводить. Захотел он дух матери девушки вызвать, чтобы расспросить ее о дочери. Шагал маг по темной-темной тропе да повторял заученное наизусть заклинание, чтобы точно не ошибиться. Да только не заметил он, как упал пучок дурман-травы в придорожную канаву в то время, когда заклинание он читал.
Вмиг собрались угрюмые тучи, пошел дождь страшный. Подумав о том, чего не сделал перед тем, как пойти вызывать дух матери ведьмы, маг отправился домой пережидать дождь.
А следом за ним шагал, прихрамывая, измазанный в земле и пыли пьяница с бутылкой в руках. Только его Снежок не приметил.
Ранним утром следующего дня некромант Снежок проснулся от настойчивого стука в дверь. Он даже подумал, что за ним пришли коллекторы из Новгородского банка, но, к его огромному счастью, ошибся.
За дверью стоял грязный мужик с бутылкой водки в левой руке. Правой рукой он ткнул в грудь Снежку и спросил, заикаясь:
— Пошто я надобен тебе?
Конечно же, некромант ничего не понял и переспросил мягко:
— Что, простите?
— Пошто душу мою пробудил, нечистый? На кой черт я сдался тебе, юродивый? – уже значительно громче и со злобой в голосе повторил пьяный человек.
— Простите, я не понимаю, о чем речь...
— Да што ж тута понимать? Позвал ты меня вчера, да под дождем оставил! Не по-людски это, колдун.
— В смысле "позвал"?
— Глупец! Будь же ты проклят, да простит меня Бог! Говори давай, зачем звал!
Мужик топнул ногой и зарычал, ожидая ответа.
Только тогда некромант понял, куда подевалась дурман-трава. Она пропала в канаве, где мирно покоился этот человек.
— Кхм, Вас как зовут?
— Евграфыч.
— А по отчеству?
— Ты дурной, что ли?
— Ой, простите...
— Синяк меня звать, – смягчился он и протянул руку. Снежок счел безопасным не отвечать на этот жест, поэтому Синяк, фыркнув, продолжил:
— А ты кем будешь?
— Меня Алексей зовут, – вздохнул глубоко парень. Надо же, он умудрился случайно воскресить мертвеца!
— Алексей... Тьфу! Лехой будешь! Приглашай в дом, раз вызвал.
Некроманту оставалось лишь кивнуть и отойти, наблюдая, как пьяное до одури тело шагает по ступенькам и матерится, допивая водку.
Никогда Алексей не думал даже о том, что такое возможно. А все потому, что сбежал он от своего учителя магии раньше, чем положено. Вот и пошел по миру маг с неоконченным высшим образованием. Но Евграфычу исчезнуть не помогло ни протирание глаз, ни беспорядочное мотание головой. Тело Синяка продолжало двигаться по дому, и с этим нужно было что-то делать. Только что?
— Слушай, Евграфыч, у меня к тебе разговор есть, – крикнул некромант в пустоту, не зная, где его гость находится.
— Слухаю! – донеслось из туалета. Чертыхнувшись, Снежок заговорил вновь:
— Понимаешь, тебе здесь быть никак нельзя.
— Как так — нельзя?
— Правда, нельзя. Выгонят тебя бесы из дома моего.
— Так не беда. Управимся с бесятиной, не впервой! Значит, льзя!
Алексей уже несколько секунд смотрел в хрустальный шар и наблюдал, чем закончилась последняя встреча Синяка с нечистью.
— Не уверен. Ты же помнишь, что в последний раз было?
— Помню. Да ну и шо?
Алексей посмотрел на настенные часы и понял, что просто так Синяк от него не уйдет.
Неделя. Уже целую неделю в доме у Алексея жил пьянчужка Синяк.
— Синя-я-як! – скулил Снежок, когда его обливали холодной водой в пять утра.
— Шо, хлопчик? Спать надо меньше! Просыпаться пора, уже первые петухи пропели.
— Да как же они пропели, если у нас в деревне все петухи в другой стороне обитают?
— Значит, пели духи забитых петухов. Ну, или живые громко голосят.
Так начиналось каждое утро некроманта.
— Синяк, – говорил Алексей за завтраком, когда некромант уплетал яичницу, а Евграфыч опустошал бесконечный стратегический запас алкоголя в бутылке, – ты должен уйти. Из мира живых уйти.
Каждый раз Евграфыч грустно смотрел прямо в глаза некроманту. И он бы вызывал симпатию, как маленький котенок, если бы не прилипал через несколько секунд к бутылке.
— Не уйду. Нравится мне здесь, пожить хочется.
— Понимаю, Синяк. Но я тебя воскресил, я тебя обратно на тот свет и отправлю.
— Удачи, – отвечал мужик и уходил на второй этаж пить в одиночестве. Обижался он на некроманта за грубость да негостеприимство.
Однажды Леха решил выйти ненадолго из дома, чтобы пойти к ведьме за книгой черною, в которой могло бы быть заклинание такое, чтобы Синяка обратно отправить. Шансы на то, что у белой ведьмы такая книжка найдется, были ничтожно малы, однако Алексей решил не упустить шанса увидеться с прекрасной девушкой (сто грамм зелья для храбрости снова очень помогли парню).
Но не тут-то было.
— Ты к Ней идешь? – печально спросил Синяк. Леша уже перестал дивиться тому, что Синяк все о его жизни знает. Он ведь мертвым был, он ведь все видел.
— Да, Евграфыч. Я иду к Ней, а ты сидишь дома.
— Да шобы я, да дома сидел? Ты шо! Я с тобою!
Но тут, к великой радости мага, Синяк обронил нижнюю челюсть.
— Ну, наконец-то! – воскликнул Алексей и побежал на другой конец деревни, пока Евграфыч не нашел "штуку, которой он говорит и без которой говорить не может".
На крыльях любви мчался герой-некромант по дороге со скоростью два километра в час. Виною скорости бешеной улитки была непроходимая грязь, какая бывает в холодных краях весной. И вот, спустя почти два часа, маг оказался у порога дома красавицы-ведьмы. Да только не рассчитал Алексей, что действия зелья для смелости не хватит надолго, и стало ему вмиг страшно. А вдруг не понравится он ведьме? А вдруг поведет себя, как дурак? Но было уже поздно. Послышались легкие шаги, и через несколько секунд отворилась дверь.
На пороге стояла Она. Прекраснейшая девушка во всем этом мире. Сверкали зеленые глаза ее, сияла улыбка...
— Привет, Снежок!
— А-а? Да, привет, Насть. Я тут пришел... к тебе...
— Ты извини, что в дом не приглашаю. Просто нечистым нельзя сюда.
— Н-ничего страшного. Так вот, я пришел за книгой одной...
— Ну, за какой же? – все время Настасья улыбалась, и улыбка ее была настолько великолепна, что Алексей не мог отвести от нее взгляд.
— За какой? А-а... Ну, я тут, в общем, человечка одного... Ну, того...
— Убил?! – ахнула ведьма.
— А? Нет, что ты, не убил, даже наоборот. Воскресил.
— Боже мой!
— Ну, да, и надо его обратно отправить.
— И ты пришел ко мне, полагая, что у меня есть руководство о том, как отправить зомби обратно, на тот свет?! Как ты мог, Леша?
Обиженная ведьма закрыла дверь перед носом у мага.
— Я не хотел тебя обидеть! – крикнул маг в окно, когда уже собирался уходить. – Я просто увидеться с тобой хотел, – уже шепотом добавил колдун.
— Во дурак! – Леша обернулся, услышав голос Синяка, и заскулил. – Послушал бы меня, вот давно тогда у нее дома был да вино пил, – глаза Евграфыча загорелись недобрым огоньком. – Ну а потом уже...
— Не продолжай, Синяк.
Весь день Леша ходил понурый. Мало того, что на него Настасья обиделась, так еще и Синяк нашел свою челюсть и ходил по пятам за магом, раздавая ему советы:
— А ты ее на стрелку позови да спои!
— А ты поди и скажи этой суке все, шо ты о ней думаешь! А потом спои!
— А ты ей песню напиши или стишок, аки Пушкин. И после спои!
Однако, Снежок не мог не заметить, что был среди всего этого бреда один действительно хороший совет: посвятить девушке песню.
Долго думал Алексей, какие же прекрасные строки можно посвятить любимой. Он перебирал все эпитеты, которые запомнил за всю свою жизнь, вспоминал все аккорды, которые знал. Но в конце концов он решил, что когда увидит Настасью, строки сами сложатся, а инструмент сам заиграет.
Спустя три часа около дома белой ведьмы жители могли наблюдать такую картину: Снежок, взяв в руки гитару, сел на ступеньки и закричал:
Любимая моя,
Солнышко таежное!
Как же жить мне без тебя?
Как медведя берложные?!
И всякому ясно было без всяких подсказок, что на этот раз ста граммами зелья дело не ограничилось.
И снова Снежок ходил понурый и обиженный на весь мир и на Синяка, ведь Настя выгнала его.
— Я же глаголил, шо спаивать бабу надо! А ты... "песня", "песня". Тьфу... – ворчал Евграфыч, когда некромант в очередной раз попросил его убраться из дома.
— И вообще, Синяк, не баба, а девушка! Я влюблен, не смей так ее называть.
— Баба есть баба, с чаво ты взял, шо она девчушка?
— Не понял? – переспросил Снежок.
— Я ж мертвым был, я видел все, я знаю все, да про каждого. Настасье твоей девяносто лет уж как.
— Не верю я тебе, Синяк. Росли мы вместе.
— А зря не веришь, ой, зря...
Тем временем на подоконнике сидела рыжая зеленоглазая кошка. Она внимательно слушала разговор мужчин, а когда Синяк, кряхтя, отправился на второй этаж, кошка запрыгнула в форточку.
Кошечка подошла к Алексею и принялась гладиться своею головой о его ногу.
— Привет, кот, – сказал Леша и взял кошку на руки, затем посадил на стол перед собой. – Или ты кошка? Кошка, точно. Глаза у тебя слишком красивые и добрые, как у Настасьюшки.
Милое рыжее создание муркнуло в ответ. Кошечка подошла к Леше и ткнулась мордочкой в его нос. Маг, засмеявшись добро, погладил кошку по голове.
— Красивая ты, кошка, как Настасьюшка...
Некромант тяжело вздохнул и закрыл глаза. Когда он их открыл, кошки на столе не оказалось.
Кошка ускользнула обратно через ту же форточку и побежала через всю деревню. Мчалась она быстро-быстро, и вскоре, преодолев забор ведьмы Настасьи, обернулась прекрасной рыжеволосой девушкой с зелеными глазами и забежала в дом.
Как же была счастлива Настя, когда узнала, что в нее очень сильно влюблен маг! Она очень сильно хотела пойти к нему, но не могла: она ведь только вчера послала прочь из ее двора несостоявшегося музыканта. Вот и пришлось сидеть ей дома и ждать, пока ее черный принц не вернется.
Маг в то время допивал чай, и к нему спустился сам Синяк.
— Кошку видал-то? – спросил Евграфыч и припал к бутылке.
— Видал.
— Вот она, Настасья твоя. Кошкой обернулась, к тебе пришла, да разговор весь подслушала.
— Синяк, не говори ерунды. Иди лучше обратно, проспись.
— Не сплю я, Леха, не сплю! Не надобно мне. А вот тебе бы не мешало. На закате опять к Настасье пойдешь.
— Ну уж нет, хватит с меня твоих советов. Убирайся прочь!
— Я мертвым был, все видел да все знаю. Кошка твоя Настасья, да натура у нее кошачья. Как знаешь, Леха, я уйду, да только помни Синяка, что дал тебе совет и любовь твою привел!
Синяк ударил кулаком по подоконнику и ушел. Когда колдун посмотрел в окно, увидел на подоконнике большую-большую бутылку валерьянки. "Вроде не было такого дома, – подумал Снежок, – неужели Синяк оставил?".
И тут засверкали его глаза недобрым огоньком. Вспомнил он слова Синяка про натуру кошачью, посмотрел он пристально на пузырек валерианы. Задумался.
Вечером того же дня облился Алексей настойкой с головы до ног и пошел к Настасье. Только не подумал он о том, что за ним все коты и кошки в деревне погонятся.
И вот, когда он, наконец, оказался у дома возлюбленной, весь облепленный котами, скрылся за горизонтом последний лучик заходящего солнца.
— Настасья! – крикнул он. – Настасьюшка!
Долго ждать не пришлось. Как только ведьма открыла дверь, вся "шуба" из котов вмиг умчалась прочь. Зато к Леше прилипла сама Настя и принялась лизать его лицо.
— Заходи, паршивец, люди смотрят! – сказала девушка, слизывая капельки валерьянки с волос.
И никто не знает, чем закончился этот вечер. Известно только, что через месяц Алексей с Настасьей поженились, а Синяк отправился в другую деревню помогать незадачливым черным магам.
Конец
