Бежать бессмысленно

POV Тэхен Немного грубо… Но можешь прижимать меня к этой стене сколько хочешь. Твои прикосновения всё равно лечат. Даже когда ударишь и кровь тоненькой струйкой стекает от скулы к подбородку, капая на асфальт. Даже когда ты смотришь на меня, вкладывая в этот взгляд всю свою ненависть или безразличие. Даже когда ты смешиваешь меня с грязью во всех смыслах, и следы от твоих ботинок остаются на моей форме повсюду. Я никогда не пожалею, что тогда признался. Мне нравится, когда моя кровь на твоей белой рубашке расцветает яркими алыми пятнами. Она повсюду: на твоих руках, на твоей щеке… Даже на твоих ботинках. Сейчас мы грязные оба. И эту грязь уже не смыть никогда. Мне и не хочется. В мире, где ты не такой как все, ты — ничто. Ведь любви в этих стенах вообще не должно быть. Таковы правила. И таких, как я сразу «лечат», если узнают что ты «болен». А у меня любовь самая настоящая и я не знаю, где прокололся. Ведь моя любовь меня ненавидит и пинает сейчас во дворе, перед главным входом и я выхаркиваю эту любовь вместе с кровью, но она всё равно остается. Её слишком много… И я не отвечаю никак не потому, что не могу. Я просто хочу, чтобы он выбил из меня это глупое и никому не нужное чувство. А ведь я совсем и не помню как и когда «заболел». Но под своей напускной жестокостью ты всегда мне казался намного добрее других… И ведь я всегда знал, что не ошибся. Конец POV

***

— Нет, прекрати, что ты делаешь, — кричит шатен, пытаясь вырваться из рук брюнета когда тот, притащив его в пустую аудиторию, опускает перед собой на колени и, держа за волосы свободной рукой, расстегивает ремень на своих брюках, звеня пряжкой. — Ну как что, Тэхенни? — ухмыляется тот, — во-первых, мы тогда с тобой не закончили, а во-вторых, ты меня уже заебал со своей любовью, поэтому просто заткнись и слушайся, усек? Шатен кивает и смотрит вниз на чонкуковские туфли. Реветь не хочется, но ком в горле стоит и упрямо лезет вверх. Вжикает молния и брюки спускаются с бедер. — Ты ведь знаешь что делать, малыш, — Чонгук проводит большим пальцем по нижней губе Тэхена, который, к слову, совсем теряется и пытается таки подняться с колен. Секунда. В ушах звенит от удара, Ким морщится, поднимая на брюнета непонимающий взгляд. Недавние раны начинают кровоточить снова. — Слушай, мое терпение не вечно, а ты уже исчерпал его остатки, — Чонгук недовольно скалится и наклоняется к уху шатена, — если ты вдруг захочешь покричать или еще каким-то образом тратить мое время, то знай — здесь всем на тебя насрать, так что будь добр, когда будешь мне сосать, помни об этом. Сердце стучит оглушительно громко и Тэхен боится, что Чонгук услышит. И это вообще нечестно. Глупый кусок мяса сдает с потрохами и он судорожно выдыхает, дрожащими руками стягивает чонгуковы боксеры и замирает. Ненавидеть себя сейчас получается лучше, чем обычно, но под ребрами колет, ноет и свербит так, что хочется содрать кожу и не чувствовать ничего больше. Ни запаха пыли, которой так много, что хочется чихать, ни запаха дорогих духов, ни самого Чонгука. У Чонгука, кстати, стоит и становится еще более непонятно, но подумать ему об этом не дает рука, вцепившаяся в волосы и притягивающая к паху. Тэхен сдается, жмурится и проводит языком по стволу снизу вверх, слизывает каплю выступившей смазки, и сразу вбирая наполовину, начинает двигать головой. Было бы легче, если бы всё это вызывало в нем отвращение. Но становится как-то слишком жарко и хочется снять пиджак, а потом рубашку… Тупая, ебучая любовь… Внизу все скручивает узлом от возбуждения и становится просто ужасно обидно. Чонгукова рука давит на голову, а бедра начинают двигаться резче, Тэхен едва не давится и начинает кашлять. Он снова жмурится, ожидая удара, но его тянут вверх за волосы. Глаза в глаза. — Надо же, — хмыкает брюнет, — кто-то возбудился, когда отсасывал, неужели так понравился мой член? Стыдно, потому что правда. И жарко, потому что Чонгук горячий. И так близко, что расстояния между ними никакого, и его член упирается в живот. — Раздевайся, — приказ, голосом неприемлющим непослушания. Тэхен вспыхивает и опускает взгляд. Медленно снимает пиджак и расстегивает рубашку. Слишком медленно… С надеждой отсрочить неизбежное. У Чонгука терпения, наверное, вообще не осталось, потому что Тэхен чувствует как его хватают за ворот рубашки и поднимая над землей, избавляют от джинс и боксеров одним махом, кидают на парту вниз животом и нависают сверху. Тяжелое дыхание и хриплый голос озвучивает очередной приказ: — Ты же растянешь себя для меня, детка? И Тэхена снова трясет, не то от страха, не то от возбуждения, потому что чонгуков голос вызывает табун мурашек и ненависть к себе накрывает настолько большой волной, что он не выдерживает и всхлипывает. И от этого кажется, брюнет злится ещё больше. Потому что когда Ким молчал, было намного проще. А сейчас, кажется, тоненькое лезвие полоснуло по сердцу и всё не правильно совсем. Но как по-другому «вылечить» себя и заставить этого паренька его ненавидеть? Нужно сделать ещё больнее. Им обоим это нужно. Сейчас. — Заткнись, — рявкает Чон и его голос разносится эхом по помещению. Тэхен наконец замолкает. Так намного легче. Парень подносит к губам два пальца и обильно смочив слюной, тянется назад. Обводит колечко мышц и проскальзывает внутрь одним пальцем, потом вторым и начинает медленно двигать ими, растягивая себя. У Чонгука терпение лопается окончательно уже сотый раз наверное, потому что Тэхен. Тэхен, который смиренно терпит удары… Тэхен, который смиренно лежит на парте и растягивает себя специально для него. Это. Все. Слишком. И он чувствует себя долбаным Каем, ледяное сердце которого тает уже в который раз за последний год и надеется, что у него еще есть шанс его назад заморозить. Он отдергивает тэхенову руку, облизывает свои пальцы и проталкивает сразу три. Тэхен вскрикивает и прокусывает губу до крови. Чонгук дергается, но пальцы не вынимает и не сбавляет темп. Он двигается резко и ему первый раз больно от того, что он причиняет боль. Но отступать поздно. И вообще все нечестно, потому что он хотел быть намного жестче, сделать намного больнее. Чон меняет угол проникновения задевая простату и комнату заполняет первый стон наслаждения. И Чонгук чертыхается, потому что хочет услышать еще. — Ещё, — будто читают мысли. Чтоб ты сдох Ким Тэхен… Ненавижу… Он вынимает пальцы и приставляет ко входу давно изнывающий член, парень на парте ерзает и тяжело дышит. Чёрт. Чонгук входит одним резким толчком и шипит от узости. — Расслабься, — и уже не странно, что Тэхен в который раз повинуется, а Чонгук дает время привыкнуть. В ушах шумит, потому что больно, Тэхену ужасно больно и прежний Чонгук трескается, лопается и распадается на тысячи осколков, а потом начинает медленно двигаться под совершенно правильным углом и еще один протяжный стон срывается с пухлых губ. И когда Тэ прикрывает рот рукой, а Чонгук убирает ее переплетая с ним пальцы и шепчет: — Не надо, я хочу слышать, — кажется прежних их уже нет. И наверное, так и должно быть. А потом шатен поддается назад, пытаясь насадиться самостоятельно и это маленькое поощрение взрывается сотнями фейерверков в чонгуковской голове. И все летит в тартарары вместе с остатками гордости и толики уважения к самому себе. Если бы только любовь была кем-то другим, а не Чон Чонгуком или Ким Тэхеном, можно было бы совсем легко убежать или «вылечиться». Но им, кажется, это больше не нужно, потому что ничто уже не поможет. Ни стены академии, ни притворно-напускная жестокость тающего чонгуковского сердца. Кожа горит под пальцами и поцелуями любимого человека. И можно гореть так вечно, потому что Чонгук и правда самый любимый. Сейчас и всегда. Брюнет рычит и подается бедрами вперед заходя на всю длину и кончает с хриплым стоном и Тэхен кончает следом, так и не притронувшись к себе. Он медленно выходит и хватая того за волосы, первый раз в своей жизни тянется за поцелуем. И он знает, что ему ответят… Всегда. И не считая детство, первый раз в своей жизни Чонгук хочет заплакать, и в уголках глаз собираются слезы, которым не суждено скатится вниз, потому что Тэхен слизывает их языком и забирает себе, вместе с болью. Уже в который раз. Слишком сильно любит… Слишком сильно понимает. И этот странный конец на самом деле только начало, потому что вот она любовь, так близко, совсем рядом. Стоит в одной рубашке и прижимается так, будто последний раз. И от такой любви и правда бежать бессмысленно, потому что уже не хочется.