В сообщениях для Джексона

Когда Дитон рассказывает о последствиях, Стайлз лишь усмехается. Внутри себя истерично смеётся и утверждает, что ему уже ничего не страшно. Чернота вокруг сердца. Она не сравнится с тем, что творится там, где-то в глубине души. Там и без того слишком темно и холодно. Стайлз знает, когда это началось. Кто-то тоже мог догадаться, что это из-за Джексона. Когда он так нагло свалил в Лондон, оставив здесь тех, кому хоть каплю, но был дорог. Наверное, Уиттмор глупо надеялся, что его будут рады забыть. Стилински явно был не в восторге от этого. Даже Лидия не так долго переживала из-за того, что он уехал. А Стайлз переживал. До сих пор предлагал Джексону вернуться. Вернуться в родной Бейкон-Хилз. Да, они переписывались, но это не мешало негативным эмоциям заползти внутрь. Нагло заползти и поселиться там. Единственное, что сдерживало — это обещание Уиттмора, что он, наверное, вернётся. Через год или два. Стайлз не особо верил, но всё равно таил надежду. Почему? Он сам не знал и до сих пор не знает. У Стилински были все причины на то, чтобы радоваться уходу Джексона: тот встречался с девушкой, которую он, Стайлз, любил с третьего класса, пытался их убить, да Уиттмор просто был таким засранцем, что не радоваться его уходу — быть ненормальным. Может, стоило прыгать от счастья, радоваться, снова попытаться добиться внимания Лидии, но отчего-то не хотелось. Хотя бы потому, что Стайлз почти признался в странных чувствах к Джексону. Некогда Каниме, заклятому врагу, саркастичному ублюдку — Стилински может без конца называть Джекса обидными словами — и просто парню, который бесил больше всех. Наверное, поэтому в сообщениях для Джексона минимум сарказма и больше открытых чувств — он даже пытается меньше напоминать о том, что произошло перед отъездом Уиттмора. Стайлз снова и снова прокручивает слова Дитона в голове. Он почти уверен, что такой способ найти своих родителей не особо повредит кому-то из них: Скотт и Эллисон сильные, справятся. А он сам? Ему нечего боятся, в сердце и так полно тёмных пятен, ещё одно ничего не изменит. Одним больше, одним меньше — существенной разницы никто не почувствует. Дитон предупреждает их в последний раз и говорит, что они не пробудут под водой больше трёх минут, а после кивает. Парень сжимает в руках отцовскую звезду шерифа и выдыхает. Судорожно и прерывисто. Когда мягкие руки Лидии опускают Стайлза под воду, он сам закрывает глаза и готовится увидеть то место, где сидит его отец, Крис и Мелисса. Готовится увидеть что-то, наверное, поистине ужасное, но не Уиттмора. Стилински понимает, что что-то явно идёт не так. Он закрывает глаза и мотает головой. Причём здесь вообще Джексон? Он ищет своего родителя, а не его. Это бесит, потому что видеть сейчас Уиттмора — последнее чего бы хотелось парню. Он отшучивается, что парень его преследует, жмурит глаза до цветных точек, надеясь, что видение в виде этого парня пропадут, убеждает того свалить, когда ничего не происходит. Джексон же ничего не делает. Тупо ничего, лишь смотрит и слегка улыбается. Стилински зол, почти кричит, сжимает кулаки и только сейчас обращает внимание на то, что они в лесу. Они оба стоят у неметона. В мгновение Джексон усмехается и что-то говорит Стайлзу, после чего растворяется, словно его и не было вовсе. Всё тело дрожит от холода, Стайлз, стуча зубами, выбирается из ванны, до сих пор не понимая, что произошло. Он точно помнит Джекса, его улыбку и последние слова, которые было невозможно разобрать. Джексон, Джексон, Джексон. Везде он! Скотт, что выбрался из ванны минутой ранее, смотрит на Стилински с непониманием, скорее всего, ждёт каких-то объяснений, но его друг сам не понимает, чтобы объяснять. Эллисон тоже не может понять произошедшего, но все трое знают, куда им нужно идти. — Неметон, — хором говорят они, не обращая внимания на слова Дитона о том, что в воде они пробыли далеко не три минуты и даже не десять. После этого в сообщениях для Джексона ни слова о видении и сомнительном «эксперименте» по поиску родни. Когда Стайлз ложится на обследование — ему страшно. Он смотрит на Скотта с сожалением, понимая, что больно не только ему. Он зажмуривает глаза, пытаясь унять слёзы, думая, что Уиттмор обозвал бы его плаксой, девчонкой-первоклассницей. Джексон… Стайлз материт себя в мыслях, потому что даже в такой ситуации вспоминает его. Странно, но Стилински почти уверен, что это всё как раз из-за него. У него нет доказательств и весомых аргументов, но он уверен. То ли интуиция, то ли ещё чего. Хочется кричать до сорванного голоса, зажмуривать глаза до цветных точек, сильно сжимать руки до глубоких полумесяцев от ногтей на ладони, но единственное, что парень может сделать — закрыть глаза и ждать, пока обследование закончится. Потом ему совсем не захочется знать диагноз, он и сам знает — неизлечимо болен, без шансов на спасение. Для себя ли он согласился на это или для друзей и отца, которые слишком переживают и заботятся. Их, конечно, можно понять, но только Стайлзу от этой заботы легче не станет. Станет легче только, наверное, от пули в висок или петли на шее. Мысли о суициде — не то, о чём любит размышлять Стилински, но в такой ситуации сдался даже он — вечные кошмары, недосыпание, приведение Джексона и нервотрёпка со стаей Скотта — всё выбивает из колеи. Но в сообщениях для Джексона — ни слова о болезни и обследовании, странных мыслях и собственных проблемах с психикой. Когда отец рассказывает Стайлзу о его же диагнозе, парню, собственно, плевать. Он же знал, что ничем это хорошим не кончится. Он молча собирает вещи, когда отец говорит ему про странную клинику, где ему якобы помогут. Стайлз снова думает о том, что помогать-то уже нечему. Засыпать в лечебнице — невероятно страшно, но занять себя чем-то, чтобы не спать — сложно. Он бы написал сообщение Уиттмору, позвонил ему, в сотый раз выслушал, что с ним, Стилински, только одни проблемы, а потом рассказал бы Джексону всё-всё. Начиная от Неметона, заканчивая тем, что он забыл любимую подушку, без которой не сможет заснуть, дома. Наверное, тогда бы он приехал, отложив все дела, но телефон забрали, поэтому в сообщениях для Джексона — черная пустота. Наверное, такая же черная, как и пятна на сердце, с раздражением думает Стайлз, поворачиваясь на бок на ужасно скрипящей больничной кровати. Когда он выбирается оттуда, первое, что он делает — отправляет сообщение Джексону, игнорируя Уиттморовские сообщения, начинающиеся на «О Боже, неужели принцесса не удостоила меня своим вниманием?», заканчивающиеся «Серьёзно, Стилински, где тебя черти носят?». Отправляет, короткое «Приезжай срочно», но видит, что Уиттмор не в сети. Ни через час, ни через два и даже не через пять ответ на сообщение не приходит. Стайлз уверяет себя, что ему плевать, но снова чувствует, как головную боль, так и боль где-то в груди. Про себя отшучивается, что ощущает себя влюбившейся девчонкой, но что-то не до смеха, особенно, когда Ногицуне захватывает сознание. В сообщениях для Джексона снова пустота, потому что писать откуда-то изнутри себя — невозможно. Может, связи нет, а может и деньги на счету кончились. Отстойные шутки, думает Стайлз, передвигая фишки на доске, сидя напротив Ногицуне. Когда спасение приходит из ниоткуда, на мгновение пугая своей неожиданностью, Стилински рад, потому что наконец он сможет закончить эту бесконечную партию бесполезной игры. Стайлз едва ли может сражаться —не может вообще — хотя бы потому, что Ногицуне всё ещё бесится, а под боком у него Лидия, обнимающая за плечи. Мысль о том, что лучше бы его обнимал Джексон, почти не успевает оформиться и сразу вылетает из головы. Эллисон погибает, а Стайлз почти ничего не чувствует, наверное, только дикую усталость и вибрацию телефона в заднем кармане. Он поступает совсем не как друг, а так, словно он всего лишь зритель в кинотеатре и происходящее на экране его не касается. На автомате обнимает Лидию, хлопает Скотта и Айзека по плечам. В глазах немного плывет, усталость всё ещё дает себе знать. Уйти домой удается только через пару часов. Приду и сразу спать, думает Стилински, забывая обо всё на свете, впервые за долгое время не ощущая боли. Дома встречает отец, крепко обнявший после приветствия, и Стайлз запоздало понимает, что не простил себя, если бы оставил своего старика одного. Шериф почти ничего не спрашивает, наверное, не хочет, или видит, что сын ничего сейчас не ответит. Подняться в комнату как-то неожиданно сложно: ноги не хотят сгибаться, перед глазами двоится лестница, а ручка двери вдруг почему-то находится не с той стороны, с которой нужно. — Путешествие принцессы и её подданных прошло удачно? — слышит он. В первую секунду, Стайлз думает, что ему показалось, во вторую — Ногицуне не ушёл и они вовсе не победили, в третью — видит Джексона, нагло развалившегося на его кровати. — Жаль, что ты на него опоздал, — тихо выдыхает Стилински. Он не удивлён. Во-первых, потому, что сам просил его немедленно приехать, во-вторых, он видел чужую обувь, когда заходил в дом. — Нам очень не хватало одного чешуйчатого для полной картины. — Расскажешь, где тебя носило? — парень намеренно игнорирует приевшееся прозвище. — С утра, ладно? — Стайлз не переодевается, сразу падает на кровать, забыв возмутиться, что Джексон вообще-то тоже не переодетый. Но, наверное, он сделает это утром, когда ситуация дойдёт до него на свежую голову. На удивление уснуть почему-то не удаётся и, растолкав едва задремавшего Джекса, Стайлз рассказывает ему всё от и до. Начиная с того, о чём умолчал в сообщениях, заканчивая как раз тем, как он поднимался в комнату и что чувствовал, когда услышал чужой голос. В сообщениях для Джексона уже привычная пустота, потому что Стайлз без конца треплется, пересказывая всё подряд по пятому кругу, параллельно успевая назвать Уиттмора придурком и бывшим чешуйчатым и уклониться от подзатыльника.