Свирепый дракон

Несмотря ни на какие усилия Арундэля рана на предплечье Альвиона заживать не желала. Где-то через неделю пути Арундэль понял, что ее состояние становится хуже. К тому времени, когда на горизонте показалась зеленая полоса Эрин Галэн, Альвион сделался тих и молчалив, ехал сгорбившись в седле, а по ночам, в свою стражу Арундэлю случалось видеть, как поблескивают в свете луны его приоткрытые глаза. Когда Альвион засыпал, из его груди вырывались тихие стоны, словно плакала маленькая зверушка. Однажды утром, убедившись, что сделанный на ночь компресс из настоя медуницы, мяты, лопуха, подорожника и чистотела на вине, над которым он трудился на нескольких привалах и который полагал верным средством, не принес никакого облегчения и что сквозь трещины в багровом струпе уже проступает гной, Арундэль решился. Сняв куртку и закатав рукав подаренной Хеордис рубахи, расшитой по вороту и рукавам фигурками коней, он взял чистый лоскут и ланцет. Когда из небольшого разреза в сгибе локтя, сделанного рядом с не до конца зажившим шрамом, потекла кровь, Арундэль прижал к ранке лоскут и держал, пока тот не сделался красным. - Зачем… - устало начал Альвион. - Ш-ш-ш… - сказал Арундэль, накладывая окровавленный лоскут на предплечье Ондатры. – Давай попробуем. В тот день Альвион вроде бы слегка приободрился, но когда на следующее утро Арундэль размотал бинт, чтобы взглянуть на рану, то понял, что на самом деле ничего к лучшему не изменилось. Более того, на бинте, там, где на него попал вытекший из-под окровавленной тряпицы гной, чернело пятно, словно ткань обуглилась. И пахло теперь от перевязки так, что ее хотелось сжечь как можно скорее. - Я думаю, король Орофэр нас простит, если мы не навестим его на обратном пути, - сказал Арундэль, накладывая на предплечье Ондатры еще один лоскут, смоченный в его собственной крови. – Лучше нам прямо ехать к Кирит-Форн-эн-Андрат. Альвион молча кивнул. По счастью, реку Кэльдуин еще не успели наполнить осенние дожди, и следопыты переправились через брод, не замочив стремян. Проехав вдоль опушки Леса пару миль на север, они выбрались на большую дорогу, точнее – широкую тропу, которая вела напрямик к Андуину. Дорога была пуста: только однажды им встретились трое карлов с кирками, оставившие без ответа приветствие Арундэля и подозрительно проводившие взглядом двух всадников. Выглядели карлы как братья-близнецы Рёгина. Пару раз незаметно для Альвиона Арундэль оставлял на лесных стоянках условные знаки, о которых рассказывал глава орофэровской пограничной стражи: веночки из остролиста и таволги. И ближе к западной опушке Эрин Галэн их нагнал небольшой отряд: трое эльфов во главе со уже знакомым следопытам Гвайлиром. Радостное приветствие замерло на губах порубежника, когда он увидел, как ссутулился в седле Альвион, прижимая к боку подвешенную на ремень левую руку. - Мой друг тяжело ранен, - сказал Арундэль эльфу, когда они, поздоровавшись, свернули с дороги и, углубившись в лес, остановились на небольшой полянке. - Что же вы не отправились обратно на Амон Ланк? – спросил Гвайлир, глядя, как Альвион неловко сползает с седла и тяжело опускается на траву. - Там наши лучшие целители, а здесь с нами только Аэлон, который еще молодой… Арундэль помолчал, потом сказал: - Рана… очень плохая. Я подумал, что лучше идти прямо за горы. Но если вы сможете хоть чем-то нам помочь… – он посмотрел на Аэлона, каштановую голову которого украшал венок из нежно-алых листьев, похожих на кленовые, но помельче. Тот уже разматывал повязку на руке у Ондатры. Увидев, что внутренние слои материи, прилегавшие к предплечью и влажные от черно-бурой сукровицы, обуглились, словно ими к ране примотали неостывшие угли, он на мгновение остановился, но потом снова принялся сматывать бинт. Под бинтом рану прикрывал лоскут окровавленной материи, тронутый гарью лишь в тех местах, где ткань не была пропитана кровью. Аэлон поднял голову и молча поглядел на Арундэля. Тот кивнул. Целитель осторожно потянул с раны окровавленный лоскут. У Ондатры в горле что-то пискнуло, а Гвайлир, смотревший ему через плечо, охнул, увидев, что скрывала повязка. Черно-бурая рана сочилась ржавой жижей и вязким липким гноем, а предплечье распухло и приобрело зеленоватый оттенок тухлого мяса. От руки тянуло нездоровым жаром. - Хуже черной гнили на доброй липе, - вполголоса произнес третий эльф, Нэльгалад, и, отвернувшись, прижал к носу рукав своей зеленой рубахи: рана источала зловоние, не просто запах гнили или тухлятины, а костра, в котором жгли скотину, павшую от мора. Или людей, умерших от черного дыхания. Альвион закашлялся, а Аэлон снова поднял взгляд на Арундэля: - Окопник? – спросил он. – Ягоды шиповника? Брэтиль? Чебрец? Хвощ? Тысячелистник? Жеребячье копытце? Дубравник? Найтлас? Арундэль покачал головой. Альвион фыркнул через силу: - Крапива тоже не помогает… Только атэлас. Но у нас было мало с собой. У вас нет случайно? - Нет, - ответил Аэлон. – Но у меня есть пилинэхтар, сейчас принесу. А вы разведите пока костер, - обратился он к своим спутникам, поднимаясь с колен. Он исчез за деревьями, но скоро вернулся, неся небольшой кошель, сплетенный из золотистой соломы. Тем временем в маленьком, пригоршни на три, котелке уже закипала вода. Сняв котелок с огня, Аэлон достал из кошеля свежие длинные темно-зеленые листья, похожие на побеги пырея или осоки, но более широкие и длинные, и опустил их в воду. Потом достал, дал немного остыть и положил на рану. Едва он закончил перевязку, как глаза Альвиона закрылись, голова упала на грудь, и он осел на руки Арундэлю. - Он никак сознание потерял? – встревожился Гвайлир. - Нет, просто уснул, - хмуро сказал Аэлон. – Эта рана, должно быть, причиняет такую боль, что он и спать-то не может. Арундэль кивнул и осторожно опустил спящего Альвиона на траву. - Кто это вас так? – вполголоса спросил Гвайлир. Помолчав, Арундэль ответил: - Это драконья кровь. Эльфы переглянулись. - Кровь дракона? Дракона с востока? Вы убили дракона? Арундэль кивнул. - Чем мы можем вам помочь? – спросил Гвайлир. - Припасы, чтобы не охотится. Вино. Перевязочный материал. И пилинэхтар - сколько есть. Аэлон молча вложил ему в руки кошель с остатками травы. - Берите. И вам лучше поторопиться. - Мы поведем ваших коней в поводу, - сказал Гвайлас. - Вы сможете спать в седле? Арундэль склонил голову: - Спасибо. Да, смогу. Пока эльфы собирали припасы для следопытов и обихаживали коней, Аэлон отвел Арундэля в сторону. - Рана очень скверная, - сказал целитель вполголоса. – Она похожа на раны от мордорских клинков: не заживает, сводит в могилу. Там, за горами, может, это и умеют лечить. Но здесь, на востоке от таких ран не выздоравливали даже эльфы. Я сам не видел, но мне рассказывал отец: он всякое повидал в войну. Арундэль закусил губу. - Сколько у нас времени? – спросил он. - Я бы сказал, дней пять, не больше, - ответил Аэлон. Он понизил голос до шепота: - И я должен сказать вам еще одно. Я точно не знаю, но у меня есть подозрение, что… - Что? – спросил Арундэль. - Что умерев от этой раны, ваш товарищ станет неупокоенным духом. А это означает, мэллон, он окажется во власти того, кто достаточно могуч, чтобы повелевать призраками… Вы понимаете, о ком я говорю? Арундэль открыл глаза в ясное сентябрьское утро. Сев, он понял, что находится на западной опушке Эрин Галэн: по левую руку виднелись освещенные солнцем Мглистые горы: их поросшие лесом предгорья уже переодевались в осеннее. Эльфы ушли, стреноженные, но нерасседланные кони следопытов паслись неподалеку. Альвион спал, тихонько постанывая во сне. Пальцы его правой руки шевелились на предплечье левой, словно хотели добраться до раны, но левая рука поверх повязки была дополнительно обмотана плащом. При свете дня на Альвион было смотреть страшнее, чем в сумерках величайшего в Средиземье леса. По Рыжему теперь можно было изучать скелет человека, кожа даже не землистая, а зеленоватая, глаза обведены лиловой тенью. Арундэль поглядел на северо-запад, туда, где вел сначала вверх, а потом вниз извилистый и не самый безопасный из перевалов Хитаэглира. За неделю до Имлад-риста добраться можно. Но пять дней! Арундэль поднялся и принялся торопливо разводить костер, чтобы сделать еще одну перевязку из пилинэхтара. В тот день на ночлег они остановились ближе к полуночи. Открыв глаза после не более чем двухчасового сна, Арундэль увидел, как поблескивают зубы Альвиона, закусившие нижнюю губу, а пальцы правой руки сжимаются и разжимаются на кочке серой травы. - Не надо сторожить, - сказал Арундэль. – Мне кажется, от нас так несет драконьим дымом, что к нам по своей воле никто не подойдет. Лучше спи. - Я не могу спать, - сквозь зубы отвечал Альвион. - Ничего не могу поделать ни с этой раной, ни с болью. Ничего не помогает. Как будто каждую жилку терзают, жгут огнем, окунают в кислоту… Арундэль сел рядом с ним и положил руку на лоб, покрытый холодной липкой испариной. - Спи, - приказал он. – Спи. Альвион послушался не сразу, но потом все же уснул. И тут Арундэль понял, что это такое. Это было как держать дверь, в которую кто-то ломится, грозя снести ее с петель. Дверь удержать можно, но попытки открыть не прекращаются ни на мгновение. Этому занятию надо было уделять все внимание и силы, не позволяя себе ни отвлечься, ни тем более уснуть. И когда небо на востоке начало бледнеть, Арундэль чувствовал себя как после ночи работы с парусами в шторм. Когда Арундэлю пришлось уйти с этого поста, пропуская боль обратно, он уловил сны Альвиона: в снах этих тролли или орки вырывали куски мяса из его руки, резали ее на кусочки, поджаривали на медленном огне. А когда Арундэль на рассвете поменял повязку, от обуглившейся материи, казалось, уже тянуло не только смрадом, но и дымом – как будто тряпки достали из костра. В тот день они пересекли Андуин по выстроенному карлами мосту и остановились на ночлег уже в предгорьях. Арундэль предпочел бы вообще не останавливаться или сделать это позже, но он знал, что выше по склону у них будут трудности с дровами и водой. А стало быть, перед трудным подъемом надо дать себе и коням отдохнуть и подкрепиться. Арундэль отошел довольно далеко от лагеря, пытаясь найти зверя или птицу, которые согласились бы привести помощь из Имлад-риста или хотя бы предупредить эльфов об их возвращении, но, видимо, запах драконьей гари и впрямь отогнал от них и злых, и добрых тварей. Возвращаясь, он увидел, что Альвион уже не лежит, а сидит у костра. И что-то делает. Арундэль вытянул шею: Альвион положил свой большой поясной кинжал на камни у костра лезвием в огонь. А сам лег на бок, опираясь на локоть левой руки, морщась от боли. Не веря своим глазам, Арундэль увидел, как он берет кинжал и замахивается… Арундэль с криком выскочил из своего убежища. Он успел увидеть, как рука повернулась в воздухе, так что лезвие кинжала теперь падало в грудь. Он опрокинул Альвиона на спину и увидел алое пятно там, где острие кинжала прокололо кожу и наткнулось на ребро. - Ты что делаешь!? Что ты делаешь? – Арундэль не сразу сообразил, что трясет Альвиона как тряпичную игрушку. - Мне просто сон приснился… - задыхаясь, выговорил Альвион. – Как будто у меня рука схвачена зубьями капкана. И я тогда решил как ондатра: они отгрызают себе лапу, если попадают в капкан… Лучше это сделать сейчас, а то я загнусь. - Нет, ты не загнешься и не потеряешь руку, - сказал Арундэль и, размотав тряпку на предплечье, открыл рану. - Не надо, не делай этого… - бессильно произнес Альвион, глядя как его друг заворачивает рукав собственной рубахи, покрытый бурыми пятнами, и достает из ножен кинжал. - Это приходится делать все чаще… Арундэль, не слушая его, наложил красный от крови лоскут на рану Альвиона и перевязал. - Я не дам тебе умереть. Ты понял? Наутро начались горы. Арундэль чувствовал, что и сам изнемогает. Он плохо видел: все казалось серым, в глазах мельтешили черные мушки. Когда в ушах начинало звенеть, он останавливался и пил подаренное эльфами вино и поил Альвиона. Когда они почти поднялись наверх, Альвион потерял сознание: жар от раны сделался так силен, что лоскуток со свежей кровью высох еще прежде чем Арундэль успел привязать его к предплечью Ондатры. И они отправились дальше, хотя Арундэль уже не мог понять, рассвело или еще стоит ночь. …Очнулся Арундэль оттого, что едва не соскользнул с седла на крутом повороте и понял, что должен хоть час отдохнуть. Он стащил Альвиона, который уже не приходил в себя, с седла и положил его рядом с собой на расстеленный на камнях плащ, чтобы тот, очнувшись, не наделал глупостей. Когда Арундэль открыл глаза, то увидел, что Альв лежит на спине, раскинув руки. На глазах у Арундэля его грудь опустилась – и больше не поднялась. И пар изо рта, как у Арундэля, не шел. Он схватил Альва за плечи и сразу понял, что сердце не бьется. То, что он держал, было оболочкой, в которой не было Альвиона. Ондатра был еще где-то рядом, но не здесь, не в этом теле. - Айрэнаро, вернись! – крикнул он. – Я приказывают тебе! Ты еще здесь! Вернись! В отчаянии он сдернул повязку со своей раны – но кровь уже не текла, а только еле-еле сочилась. Тогда он схватил нож и два раза резанул левое предплечье – поперек запястья и вдоль. Темная кровь брызнула на лицо Альвиона, на его губы. Его тело дернулось, забилось, Альвион закашлялся, открыл глаза… и в ужасе уставился на Арундэля. Арундэль не помнил, как они добрались до Имлад-риста. Под задумчивый голос флейты Арундэль шел по коридору, рассматривая гобелены, только изображения на этих гобеленах двигались, рассказывая свою историю, впрочем, известную Арундэлю. Вот Альвион с усилием тащит из заляпанного черной кровью чешуйчатого бока обломок копья, а на следующем гобелене Ондатра лежит, раскинув руки, на камнях горной тропы. Вокруг клубится туман, а Арундэль, с лицом, искаженным болью и гневом, выхватывает из ножен кинжал… Арундэль отвел взгляд и поторопился дальше. С некоторым удивлением он остановился у следующего гобелена, где сам он с закрытыми глазами лежал в кровати. Это была его комната в Новой башне Имлад-риста, а в кресле у витражного окна, за которым брезжила заря, сидел Глорфиндэль с флейтой в руке. Взглянув на следующие гобелены, Арундэль снова увидел то, чего он еще не видел: вот они с Альвионом, одетые как эльфийские принцы, прощаются с Глорфиндэлем на мосту Имлад-риста, вот они скачут на своих белых конях по кромке прибоя в зареве заката. Арундэль миновал гобелен, на котором Альвион протягивал ему завернутый в белый шелк свиток с золотой печатью, и увидел, что следующий пролет арки ничем не завешен – стена пуста. «А что же дальше?» - подумал он и, к своему удивлению, услышал ответ: «Дальше – будущее, которое еще не определено. И которое зависит от ваших поступков и выбора». И Арундэль увидел, что за пустой аркой коридор раздваивается: левый проход сначала ведет прямо и вниз широкими низкими ступенями, но постепенно ступени становятся все короче и глубже, превращаясь в уступы, так что проход опускается все ниже, делается все круче и темнее. А потом, сворачиваясь спиралью, и вовсе пропадает во мраке колодца. Второй проход, уже, чем первый, резко поворачивает вправо и еле заметно, очень плавно ведет вверх. На пустых проемах его видимой стены дрожали зыбкие отблески света, и Арундэль понял, что окна правой, невидимой стены выходят на освещенное солнцем море. Арундэль открыл глаза – он чувствовал себя как в детстве, на следующий день после приезда в «Яблоневый сад», в гости к бабушке. Золотой утренний свет, раскачивающиеся ветви яблонь, когда беспричинная радость не дает спать, гонит подняться и бежать вперед, увидеть и узнать все чудеса этого мира: алмазы росы на цветах, дремлющих в прохладе спутанной травы, ежиные следы на песке у крыльца, виноградные грозди на оплетших веранду лозах, воркование горлиц под карнизом. Из-за высокого витражного окна доносились голоса птиц. «Но постойте, ведь уже наступил нарбэлэт?» - изумился Арундэль. - Что с того? – ответил ему знакомый голос. – Горлицы и голуби Имлад-риста не страшатся зимы. Арундэль повернул голову и увидел Глорфиндэля. - Здравствуй, аранион. - С Альвионом все хорошо. Он жив и будет жить… Хотя и обзавелся, как он сам того хотел, - Глорфиндэль чуть улыбнулся, - небольшим кусочком неуязвимой драконьей шкуры. Я сначала больше беспокоился за тебя: с такой кровопотерей не живут, а ты еще дышал, когда тебя снимали с седла. Ладно, не будем больше об этом. Арундэль пошевелился и понял, что лежит под одеялом голый словно младенец, вышедший из лона матери. - Мы сожгли все ваши вещи, все, что было из ткани, кожи и дерева: запах дракона неистребим. Пришлось даже перебрать рукоять твоего меча. Арундэль сделал беспокойное движение, и Глорфиндэль отошел в сторону. Арундэль со вздохом облегчения увидел, что на деревянном столе, покрытом белой скатертью, покоится его меч в новых, черных с серебром ножнах на таком же красивом черном с серебром ремне. Еще там лежала его фибула и стояла незнакомая деревянная шкатулка – видимо, новая аптечка. Там были и другие вещи – новый деревянный гребень, новая поясная сумка. И серебристый лук. - Прости, твой лук тоже пришлось сжечь. Надеюсь, этот будет хорошей заменой. Арундэль взглянул на свою левую руку: сначала ничего не заметил, как будто ничего не было, но, приглядевшись, рассмотрел кораллово-розовые ниточки трех шрамов – один в сгибе локтя и два кривым крестом на запястье. - Одевайся, - сказал Глорфиндэль, поднимаясь. – Я буду у Альвиона. Одежда была эльфийская. Арундэль с всегдашним и новым восторгом рассматривал белую невесомую шелковистую рубаху, длинную серо-серебристую, словно туман, клубившийся внизу над рекой, верхнюю одежду и такие же штаны. Вещи пахли горными травами и благовонной древесиной. Рубашка облегла его мягко, как вторая кожа. Серую мантию надо было чем-то скрепить на груди, и Арундэль сколол ее фибулой с чайкой. Пояс с ножнами он надевать не стал, потому что в Имлад-ристе никто не носил оружия. Альвион спал, но с ним все было в порядке: еще бледный, но уже не как труп, а как хлеб в печи, лишь начинающий схватывать золотистый загар. Левая рука, перевязанная белым льном, покоилась на ровно вздымающейся груди. Брови и ресницы вспыхнули как червонное золото, когда солнечный луч упал на подушку. Он вздрогнул, открыл глаза. И первое, что увидел в них Арундэль – давешний страх, как там, на горной тропе. Но в следующее мгновение наваждение сгинуло. Альвион рывком сел на постели, схватил руку Арундэля и поцеловал ее. - Прости меня! Прости мою глупость! – выпалил он. – В жизни больше не сделаю ничего такого! - Только не клянись в этом, - сказал Глорфиндэль. Следопыты повернулись к нему, но эльф только улыбнулся им.