Богатые тоже плачут

Как тяжело быть врачом, особенно, онкологом. Вот мой врач уже три месяца не может признаться мне в том, что давно стало очевидным. Мучает меня анализами, процедурами, гипотезами. Хотя уже все давно понятно. Но с другой стороны, он ведь дал мне время обдумать все, взвесить мои варианты, принять этот негласный факт. Может слова это лишь условность? Может и врач мой давно знает, что знаю я, просто выжидает вежливую паузу, перед тем, как приговор прозвучит в воздухе и уже нельзя будет вернуться назад. От этих размышлений я начинаю дергать ногой быстрее обычного, стул подо мной шатается, и я чуть не падаю с него. К счастью равновесие сохранено, к несчастью я роняю всю кипу журналов лежащую на близ стоящем столике. Кажется, вся приемная устремила взоры на меня. Ну как вся приемная, администратор на рецепшене и пожилая леди. Такое малое количество людей, конечно, не указывает на то, что раковых больных в городе раз два и обчелся, нет, просто я нахожусь в дорогой клинике, где клиентов всегда мало, потому что не каждый может получить отсрочку на три месяца, в которую войдет обследование тебя с ног до головы, отсылка вам на имэйл всех результатов, и предоставления нескольких десятков схем дальнейшего развития вашей жизни. Так вот это малое количество людей в лице милой старушки уставились на меня с беспокойством. Я быстро собираю журналы, а когда поднимаю лицо, вижу ее прямо перед моим носом. — Я вас знаю? — вежливо спрашивает дама. Ох, этот вопрос мне не задавали уже целую вечность. Ну, или примерно лет пять. Когда я была еще никому не известным парфюмером, который отчаянно протискивался в мир знаменитостей с помощью связей. Да, я этого не скрывала никогда. Мой дядя и тетя создавали божественную косметику, и я пошла за ними. Они мне все показали, всему научили и помогли пройти самый сложный этап бизнеса: безденежье. И я всегда была им благодарна, вот и заявляла на каждом шагу об их радушии. Глупая была, ну или слишком честная. — Я точно где-то вас видела, — старушка не унимается. Я взглянула на журналы, улыбнулась и показала леди оборот: там сияет мое лицо, а рядом так же сияет флакончик моих последних духов. — Я парфюмер и с недавнего времени еще и модель, — я выдавила вежливую улыбку. Светские беседы в таком месте могут стать угнетающими. Это как решить рассказать анекдот на похоронах. От этой беды меня спасает голос администратора. — Мисс Ревени, вы следующая. Можете проходить в кабинет. Я одарила пожилую леди извиняющейся улыбкой и направилась к двери. И тут оттуда грузно вываливается средних лет мужчина, с заплаканным лицом. Мне становится безумно неловко, потому что мы буквально сталкиваемся носами с ним, и я вижу каждую слезинку на его красном лице, похожем на барабан папуасов. А еще я застреваю, цепляюсь ремнем сумки за ручку двери, и отчаянно пытаюсь идти вперед. Мысли путаются, неловкость зашкаливает в этом узеньком проходе, наконец, я додумалась отойти назад, и мужчина большими шагами устремляется к выходу, утирая своими большими ладонями слезы. Теперь мне, наверное, тоже придется плакать перед врачом, иначе он подумает, что я бездушное существо. Нужно срочно придумать план поведения. Но в голове вдруг на удивление оказывается пусто. Ни одной грустной мысли, из-за которой стоило бы пролить слезу. Даже смерть родителей, которая всегда вызывает в сердце жгучую боль, вдруг стала отдаленной и окончательно выплаканной. Врач, мистер Модье, приятный мужчина лет тридцати. Его добрые глаза, цвета горячего шоколада, как будто были даны ему специально, чтобы он мог сообщать людям грустные вести и понимающе заглядывать ими в душу. Если пролистать страницу клиники в интернете, то можно узнать, что карьеру он сделал стремительно, учился в лучшем университете Франции, легко нашел людей готовых вложить деньги в талант и так же легко нашел людей, больных раком и готовых платить огромные деньги за надежду. Он улыбнулся какой-то неловкой улыбкой и пригласил меня сесть на большое красивое кресло, на которое накинут плед. Мне как-то не по себе, обстановка его кабинета напоминает больше кабинет у психолога, где ты должен раскрыть все свои сокровенные страхи. Я начала осознавать, что у меня пунктик насчет выражения своих эмоций. — Итак, я рад вас здесь снова видеть мисс Ревени. Сегодня я готов вам сообщить результаты ваших анализов. Повисла тишина, я ерзаю на пледе и киваю. Он делает тоже самое в ответ, затем набирает воздуха в легкие и говорит: «Мои опасения подтвердились, мисс Ревени. У вас рак мозга, опухоль неоперабельная» Он на минуту замолкает пристально смотря на меня, а я хотела было впасть в припадок и начать плакать, но потом подумала, что это глупо, ведь я ничего не чувствую, и просто вновь киваю головой, предлагая ему продолжить. — Мы предлагаем вам хорошее лечение, которое может продлить вам жизнь на ближайшие пять лет, а возможно и больше. Оно включает в себя химиотерапию, отличные медикаменты и каждый год вы сможете ложиться на обследование в нашу больницу. За вами будут следить лучшие врачи, я буду постоянно следить за вашими показателями… — Но в итоге я умру, — я перебиваю его, потому что не желаю слушать способы того, как мне будут пытаться продлить жизнь ближайшие пять лет. — Итог один мистер Модье. Поэтому я вынуждена отказаться от лечения. Скажите сколько мне осталось? Врач замялся, но ответил: «Год, плюс минус пару месяцев. Если вы отказываетесь от лечения, вы должны понимать, что таблетки пить все равно придется, потому что вскоре у вас начнутся невыносимые головные боли, вы будете терять сознание, вас будет тошнить и рвать, вы не будете получить от жизни удовольствие» — Вы думайте от химии я буду просто кайфовать? — меня разозлила его настойчивость и попытки меня запугать. Он хотел денег, он знал, что я могу заплатить много за свою жизнь и рассчитывал в течение пяти лет содержать свою семью в основном за счет лечения меня. — Скажите, что меня ждет в итоге, и где я могу подписаться, что отказываюсь от лечения? Мистер Модье подавлено ответил: «Вы начнете терять память, так же ожидаемы нарушения зрение, слуха и речи, но это будет уже в самом конце. До этого возможно у вас будет паралич какой-либо части тела, чаще всего нижней. Вы не сможете логически мыслить, впадете в бред и в конце-концов скончайтесь, дай бог если во сне, но может быть и в ужасном припадке который будет сопровождаться агонией» Это было его лучшее выступление, он выложил передо мной все карты. Я же всего лишь улыбнулась и повторила свой вопрос: «Какие бумаги подписать?» Мистер Модье порывистыми движениями извлек из какой-то папки документы, я подписала там, где он сказал и на этом наше сотрудничество закончилось. В дверях я повернулась и сказала: «Знайте, вы ужасный врач, о том, что у меня рак я догадалась уже спустя месяц ваших глупых тестов. Вы мучайте людей неизвестностью и выкачивайте из них деньги, которые, слава богу, у них есть. Я скажу вы ужасный врач, но отличный бизнесмен» Я выхожу из кабинета с гордым лицом, улыбаюсь старушке, получаю от нее улыбку в ответ, нажимаю кнопку лифта. Он сразу приезжает, я вхожу все еще с непроницаемым лицом и нажимаю кнопку первого этажа. Моя истерика длится три этажа. Я сжимаю сумочку в руках и начинаю глубоко дышать, кажется, сейчас я закричу. Но вот первый этаж. Поправляю волосы, выхожу из лифта, потом из здания и сажусь в машину. На переднем сидении мой водитель. Молчит. Смотрит на меня через зеркало заднего вида. Я начинаю рыдать, бить руками сидения, срываюсь на крик. Он молчит. Уже не смотрит. Его зовут Марсель. Он очень часто молчит, это мне в нем нравится. Наконец мое дыхание восстанавливается. Достаю платок, и вытираю слезы со щек. — Что мне делать, Марсель? Что мне делать пока я не умру? Он молчит. И я молчу. Я откидываюсь на сидения и закрываю глаза. Теперь с тишиной смешалась темнота. Как приятно. Меня будто нет. Меня ведь почти уже нет. Я широко распахиваю глаза, и солнечный свет врывается в меня. — Марсель, как бы ты отреагировал на предложение отправиться в путешествие бесплатно? — Я бы спросил, в чем подвох? Так в чем подвох? — Ни в чем. Не хочу путешествовать одна, тем более рано или поздно мне понадобится сиделка. Считай, что оплачивая эту поездку, я плачу тебе зарплату. Снова молчит. Потом поворачивается и говорит: «И куда отправимся сначала?» Я смеюсь. — Решим в аэропорту. А пока домой. Собирай вещи и приезжай завтра утром. Я буду ждать. И он везет меня домой. И я смотрю на Париж уже другими глазами. Он живет изяществом. Париж как кокетливый кавалер. Блистает, кичится своей красотой, но порой за блеском стоит такая пустота, такое одиночество. Поэтому этот город всегда ищет себе пару, может забаву на одну ночь, а может и любовь всей жизни. Но у всех после него остается горькое чувство, будто тебя бросили. Те же, кто живут в Париже всю жизнь такие же, как он сам. Всегда в поиске. Марсель высадил меня у дома, я кивнула ему головой на прощание и помчалась в свою квартиру. Я окрылена. И это странно. Я смертельно больна, как я могу к чему-то так сильно стремиться? На секунду я останавливаюсь у двери своей квартиры и задумываюсь: не обманываю ли я саму себя? Да даже если да, плевать. Лучше быть обманутой собой, чем другими. Я открываю дверь в свою просторную квартиру и окидываю ее взглядом. С чего начать? С письма дядя и тете. Я, не переодеваясь, сажусь за ноутбук и открываю почту. Она полна спама и писем от людей, желающих поработать со мной. Но я всегда работаю одна. Я могла быть довольна результатом, только если он такой, каким я представляла его в начале процесса в своей голове. А значит никто кроме меня, не мог создать что-либо с моей точки удачное. Да, я сложная. Увы. Кому: Натали Ривера От: Валери Ревени Тема: Жизнь. Дорогие дядя и тетя. Я знаю, что каждый раз, когда вы мне звонили, я говорила что у меня все прекрасно. И я обещала приехать. Но я врала. Не хотела врать, но по-другому не могла. Врала, потому что любила. Когда вы будете это читать, я уже буду не во Франции. Я решила отправиться в большое путешествие. Потому что у меня рак. Но вы не должны меня жалеть. Хотя вы не сможете совладать с собой. Поэтому я уезжаю. Я буду писать вам из разных стран о запахах, которые я хочу, чтобы вы создали после моей смерти. Не знаю, когда я вернусь, но надеюсь что закончу свою жизнь рядом с вами. Так что ждите меня. Ваша Валери. Я перечитываю письмо, оно сухое и сумбурное. И я понимаю, что это очень сложно писать такие письма. Я чувствую соль на губах. Я плачу. Наконец-то. Наконец-то мой мозг сработал как надо. Вытерев слезы, я нажала Enter и отправилась в душ, смыть все переживания. Я тру себя мочалкой так усердно, будто пытаюсь стереть с кожи болезнь. Но это невозможно. И от этого я тру еще сильнее. Когда моя кожа начинает болеть от мочалки я, наконец, выхожу из душа. Одевшись и замотав полотенцем волосы, я направилась к шкафу. Оттуда я достала большую синюю спортивную сумку. Теперь я должна сложить в нее все, что может пригодиться в поездке. Несколько кофт для разных погодных условий, две пары джинс, одно платье, кроссовки, мини-аптечка, сверху кошелек и документы. Пятнадцать минут и я готова к самому главному путешествию в моей жизни. Мне остаётся только лечь на диван и просто смотреть телевизор, пока я не усну. Я очнулась ото сна с головной болью, в мыслях всплывали обрывки вчерашнего дня. И тут мне показалось, будто я совершила очень страшную ошибку, я рванула к компьютеру и проверила почту. Никаких писем, значит, тетя и дядя еще ничего не знают. У меня есть возможность изменить все. Я сжимаю руками голову в попытке вдавить в нее правильное решение. Но тут раздается звонок в дверь. Марсель. Я бросаю взгляд на часы и понимаю, что не поставила вчера будильник и проспала. Направляясь к двери, я думаю, как объяснить тот факт, что я передумала. Но я забываю об этом, видя улыбающееся лицо своего напарника по путешествию. И я понимаю, что не должна поворачивать назад. Я должна открыться миру пока не стало поздно. -Прости Марсель! Я проспала, но я уже почти собрана. Дашь мне 10 минут? — я протараторила это, затаскивая своего шофера за руку в квартиру, как будто боясь, что он убежит от меня. Хотя мне не стоило этого бояться, его радость заполняла все вокруг. Он кивнул, поставил сумку на пол и уселся на диван. Остальные 10 минут я бегаю по квартире, проверяя, все ли я взяла, выключая электроприборы из розеток, надевая на себя попутно еще какие-то вещи. Время как-то сильно растягивается, и в какой-то момент я просто останавливаюсь на середине комнаты, глядя в окно. На улице солнечно, лучи пробиваются в комнату и дотягиваются до самого дивана, где сидит Марсель. Я сажусь рядом. Мы оба смотрим вдаль. — О чем ты думаешь? — вдруг спрашивает меня Марсель, хотя секунду назад я хотела спросить его то же самое. — Я думаю, что я убегаю. Не знаю к лучшему ли или к худшему, но я бегу. От болезни, от разочарования, от боли, от страха. Это трусость? — Нет, я ведь бегу с тобой. А значит это не просто побег, это приключение. И нам пора его начать. Солнце последним ярким лучом всколыхнулось в наших глазах, прежде чем мы встали, подхватили наши сумки и покинули эту квартиру, чтобы не вернуться. Аэропорт. Аэропорт это точка отсчета. Когда ты здесь ты на пороге времени. Весь мир распахнут для тебя, выбирай часовой пояс и начинай новую жизнь, по новым законам, дыша новым воздухом и протаптывая новую жизненную дорогу. — Куда отправимся? — Марсель стоит рядом со мной напротив табло с расписанием самолетов и ждет от меня решения. Если бы он знал, что я даже не пыталась в мыслях продумывать какой-либо план. Я просто знала, что все должно произойти спонтанно. — Берлин, — сказала не я, а что-то во мне. Марсель удивленно посмотрел на меня. — Сейчас сентябрь и я очень надеялся на хорошую погоду, теплые края. Я поворачиваюсь к нему и серьезно говорю: «Мы едем не на курорт Марсель. Я ищу очищения души, и смогу обрести желанное, только если забуду о прошлой роскошной жизни. Я хочу стать частью мира, соединиться с каждой страной, где мы побываем душой. И пусть будет холодно, мы будем жить не в лучших условиях, но зато мы узнаем, как это быть не только французами. Понимаешь?» Он грустно улыбается. — К сожалению нет. В моей душе что-то начало переворачиваться, кажется, сейчас Марсель развернется и оставит меня одну на этом распутье, но он продолжает: «Но я очень хочу понять. И я сделаю это, я буду следовать за тобой» Оставалось лишь купить билеты. И какая удача: два билета рядом на рейс через час, кто-то только что снял бронь. Это знак, это удача, это то, что придало мне положительные мысли о том, что я затеяла.