Богатые тоже плачут

В аэропорту мы не нашли никого, кто бы искал нас. Я нервничаю, начинаю набирать номер. Оказалось, что наша хозяйка застряла в пробке и только приехала. Мы решили встретиться на стоянке. Голос мне показался очень зрелым, немного уставшим. На стоянке было не меньше людей, чем в самом здании. Мы растеряно бродили между рядами машин, как вдруг уже знакомый голос обратился ко мне по имени. Перед нами женщина, которая, как мне известно, из ее информации на сайте, старше меня на пару десятков лет. Но, кажется, она выглядит, наоборот, на десять лет моложе меня. Светлое лицо обрамляют густые, льющиеся лавиной, рыжие волосы. Они заколоты хлипкой заколкой сзади, но пряди выбиваются и проказничают. На лице, как будто кто-то брызнул оранжевой краской, рассыпались веснушки. У нее немного мужиковатая походка. Да и в придачу к этому на ней теплый толстой вязки свитер, со скудным треугольным орнаментом, и штаны, заправленные в грубые резиновые сапоги цвета грязи. Она, как будто уловив, что мы с Марселем ее оцениваем, весело воскликнула: «Да, какие мы разные, не правда ли?» Это стряхнуло с нас некую неловкость, и мы дружно засмеялись. Она оказалась водителем большого пикапа, красного цвета. На заднем сиденье вперемешку валялись пару пледов, лопаты, пустые пакеты, на полу виднелись пучки травы. Ее зовут Дэрин, живет она не в городе, а на своей ферме. Вообще она занимается коневодством, мне показалось, что для нас это отличная возможность пожить не только в столице, но и за ее пределами. Пока мы ехали по бесконечным зеленым просторам, у нас завелась беседа, в которой мы смогли поближе узнать Дэрин. «Вы пара?» «Нет, мы друзья. Просто путешествуем вместе» «Когда-то я со своим мужем тоже путешествовала, когда мы были совсем молоды. Но потом завели хозяйство стали невыездными. Животные хуже детей, их нельзя просто взять с собой» Она усмехнулась своему же замечанию. «Теперь я живу одна» Я не хотела спрашивать, что случилось с ее мужем. Я видела в этой женщине какую - то глубокую печаль, слишком прямо она держала себя, слишком открытым было ее лицо. Все это могло скрывать более сложные чувства, чем те, которые она предъявляла миру. Мы летели по дороге, за окном скакала одна сплошная зеленая полоса. Я сидела у открытого окна, волосы мои трепал ветер, пахнущий солью. Где-то недалеко море. Дэрин включила радио, там играет какая-то зажигательная песня Элвиса Пресли, женщина начинает подпевать и отбивает пальцами заводной ритм. Марсель присоединился, похлопывая ладонями по своим коленям. Я почувствовала вдруг себя десятилетней девочкой, которую везут на дачу. Я знаю, что там будет весело. Там будет коровка Биби, козленок Леон, и песик Барс. Там будет много игр, там будет речка. А пока мы едем, мы поем песни о том, как жизнь прекрасна и светла. Дэрин на припеве начинает петь во весь голос, я не могу себя остановить. Я подхватываю и отпускаю себя. В маленькой кабине этой машине мы вдруг все становимся свободными. И едиными. Как будто я знаю Дэрин много лет. Как будто мы семья. Так зараженные позитивным духом мы, наконец, добрались до места. Домик Дэрин стоял среди выгнутых спин холмов. Он был из серого камня, с темно синим шифером. Под окнами и у двери расположились клумбы, в которых были посажены цветы, сейчас поджавшие листочки от прохладного воздуха. Действительно я тоже стала замечать, что замерзаю. Мы объехали дом сзади и увидели все богатство хозяйства. Огромная, в три раза превышающая дом самой Дэрин, конюшня. За ним ограда, очерчивающая видимо место для работы с лошадьми. Слева еще одно сооружение поменьше, но все равно превышающее габариты дома, там видимо находилась остальная живность. Позади него виднелся небольшой огородик. Я оглядывала владения этой женщины, и удивлялась, как она одна со всем справляется. Дэрин завела нас в дом. Узенький коридор, по правую сторону небольшая уютная гостиная, везде пледы, подушки, кружевные салфетки на мебели. Много фотографий на стенах. По левую сторону дверь в кухню, слега приоткрытая. Я очень хочу остановиться и рассмотреть здесь все, но женщина ведет нас дальше. Проходим по коридору, упираемся в три двери: прямо, направо и налево. Дэрин открывает первую. Это миниатюрная комнатка, как из игрушечного домика. Две кровати, аккуратно заправленные нежно персиковыми пледиками. У двери с одной стороны шкаф из светлого дерева. С другой - из этого же материала стол. Над столом и на столе множество фото. – Это спальня моих дочерей. Располагайтесь, я буду ждать вас на кухне. Она уходит, прикрыв за собой дверь. Я тут же бросаюсь рассматривать бывших жительниц этого места. Вот фотография молодой девушки с янтарными волосами, она увлечена позированием, сверкает улыбкой, озаряющей все лицо. На ней лимонное платье, в руках поднос с выпечкой. Рядом стоит еще одна фотография с этой девушкой, но тут она уже старше с каким-то немолодым мужчиной, держащим одной рукой ее за плечо, как тисками. Она уже не улыбается, а сосредоточенно смотрит в камеру, теперь на ней элегантное платье кроваво-красного цвета. Я обращаю взор на другое фото, где, видимо, запечатлена вторая сестра. Она очень похоже на мать, у нее такие же ярко рыжие волосы, она одета в костюм наездницы, держит в руках кубок и располагающе улыбается в объектив. Все ее фотографии с лошадьми или наградами. Всего одна, где они вместе, заставлена остальными. На ней девушки обнимают мать с двух сторон и целуют ее в щеку. В них так много жизни. Марсель все это время сидел на кровати и потихоньку разбирал вещи из сумки. Я открыла шкаф, чтобы он смог сложить их. Он был пуст, исключая сложенный на полке костюм, который был на девушке с кубком. Мы переглянулись. Наконец я присела на кровать, над которой висели десятки грамот и почетных знаков. – Как ты себя чувствуешь? – Чувствую обычную усталость после перелета, но таблетку выпью. Марсель заботливо достал таблетки и подал мне бутылку воды, которая у нас осталась после перелета. После случая в Амстердаме я понимала, что если хочу продолжать путешествие продуктивно, то мне стоит слушаться моего друга и принимать его помощь. Мы посидели еще немного, осматривая наше новое жилище, и решили отправиться на кухню, так как к нам просочился очень аппетитный запах. Проходя по коридору к кухне, я обратила внимание на фото мужчины с седыми зачесанными назад волосами, присевшим у конюшен и державшим на руках жеребенка. Наверное, это был муж. Но почему Дэрин живет одна, если в доме так много отпечатков близких ей людей? Кухонка была такой же миниатюрной, как и все в доме. У окна стоял маленький стол, накрытый на три прибора. У плиты стояла Дэрин, снявшая свитер и оказавшись в полинялой растянувшейся футболке. Она указала рукой на стулья, сама суетясь у духовки. Мы скромно присели, Марсель чувствовал себя неудобно на маленьком, кажется затрещавшим под ним, стулом. Женщина посмотрела на нас и рассмеялась. – Идите в гостиную и располагайтесь там. Прихватите с собой тарелки. Мы, улыбнувшись, последовали ее совету. Эта комната вся в приятных фисташковых тонах. Мягкие два диванчика создают угол. К ним примыкает стеклянный длинный столик, устланный кружевной салфеткой, посередине стоит букет ромашек. Только мы сели, как из кухни радостно выплыла Дэрин с пирогом в руках. – Испекла вам картофельный пирог. Ох, сливки забыла, нужно со сливками! Она снова исчезла, появилась не только со сливками, но и с большой бутылкой без этикетки. – Это пиво, которое делает один мой хороший знакомый. Отлично подойдет к картофельному пирогу. Мы молча принялись за еду, Марсель откусив кусочек начал от удовольствия мычать и пытаться с набитым ртом похвалить хозяйку. Я начала хихикать, и кусочек пирога выпал у мен изо рта. Дэрин расхохоталась. – Вы как дети, ей богу! Наш смех вдруг прервался громким стуком распахнувшейся входной двери. Мы все повернулись в сторону прохода. Там появился мужчина со строгим осуждающим взглядом. У него светлые волосы, откинутые назад, обветрившееся скулистое лицо и колючие глаза. На нем светло голубая рубашка и заношенные джинсы. На ногах грязные ботинки. – Я за ключами, – сказал он, как будто презрительно окинув взглядом нашу компанию. Дэрин безмолвно кивнула. Он прошагал в грязной обуви в дом, слышно, как он открывает ящик комода в коридорчике. Удаляется он, так же, как и пришел, бестактно. Я утираю рот салфеткой и чувствую себя нашкодившей маленькой девочкой. – Это ваш сын? – спрашивает Марсель. Дэрин морщится, отставляя тарелку на стол. – Нет, мой зять. Он здесь будет часто бывать, он помогает мне с хозяйством, приезжает утром, уезжает вечером. Сейчас, наверное, в город поехал, я хотела вам дать мою вторую машину, тоже съездить, но сегодня вам придется посидеть здесь. А я поговорю с ним, пусть пока берет мой пикап. Она встала и вышла, а мы остались сидеть озадаченные. – Не дом, а одна сплошная загадка. – Да уж, и спрашивать как-то неудобно. Мы допили пиво в одиночестве, так как хозяйка куда-то исчезла. Затем мы решили поискать ее, надели теплые вещи, и вышли из дома. – Смотри! – Марсель указал на листок бумаги, прижатый камнем к скамеечке у входной двери. Записка гласила о том, что Дэрин в конюшне, что мы можем взять в прихожей теплые куртки и отправиться на прогулку по окрестностям, если захотим, и что вечером нас будет ждать вкусный ужин. Что ж мы решили последовать указаниям этой милой женщины, действительно нашли в прихожей куртки, там же лежали пара шарфов и перчаток, их мы тоже прихватили, так как снаружи дул злой ветер. Дорожка от дома вела к большим серым камням, которые видимо, огибали участок по периметру. За пределами дорога сужалась, превращаясь в две расхлябанных грязных колеи от машины. Мы взяли немного вверх, и оказались как бы над этой раскатанной кашей, на зеленом влажном пригорке. Стараясь не терять из виду дорогу, мы шли ей параллельно, лишь иногда уходя то вправо, то пересекая ее и оказываясь на другом левом пригорке. Под ногами стелился ровный травяной ковер, небо бесконечным темнеющим полотном простиралось над головой, впереди мелькали бесконечная череда взлетов и падений изумрудных холмов. У нас не было цели, мы шли, чтобы идти, как и жили в эти минуты, чтобы просто жить. Вдруг из-за одной каменистой гряды навстречу нам вышел конь. Рыжие его бока лоснились медным блеском, в гриву были вплетены несколько белых цветов, длинные ноги его отплясывали танец приветствия. Он смотрел внимательно на нас, постоянно двигаясь, как будто кружась вокруг. Я очень хотела подойти, но Марсель остановил меня. – Он может быть опасен. – Да посмотри же у него цветы в гриве, наверняка он домашний. Я хочу погладить его. Марсель нехотя отпустил мой локоть, и я сделала шаг навстречу благородному танцору. И он тут же остановился и замер, как статуя. Не успела я протянуть руку, как из-за той же гряды выскочили две девочки. Обе рыжие и веснушчатые, они, громко смеясь, кинулись к коню и начали его обнимать, говоря на не понятном мне диалекте английского. Девчушки будто не замечая нас, одна помогая другой, залезли на коня, который при виде их стал послушным и ласковым, и умчались в том направлении, откуда так же неожиданно явились. Я был расстроена, Марсель же смеялся над тем, что я дуюсь как маленькая из-за того, что не смогла погладить животное, которое здесь пасется на каждом лугу. Мы повернули назад, так как ночная темнота начала быстро сгущаться. Наш новый дом приветливо горел огнями из всех окон, но пикапа так и не было видно. Значит того неприятного мужчины здесь нет. Вкусные запахи уже у двери заманивали нас внутрь, мы поспешно сняли нашу холодную одежду, и только сейчас поняли, как продрогли. Дэрин встречает нас пышущим жаром от кухни лицом. На столе расположился запечённый барашек, украшенный свежими овощами. Если бы я не была так голодна, то, скорее всего, начала бы задумываться о том, как эта женщина сама своими руками прикончила…но я очень хотела есть, так что с радостным лицом я уселась и приняла из ее рук дымящееся мясо. Непринужденный разговор вышел к теме лошадей. – Дэрин здесь у всех есть лошади? – У большинства, у тех, кто живет так как я в провинции почти у каждого. У кого нет, тот обязательно будет интересоваться ими. Обычно те, кто занимаются только скачками, владеют парой-тройкой, а те, кто разводят, имеют более крупное хозяйство. У меня три коня и две лошади, но одна вот-вот разродится. Я родилась среди лошадей, мои родители имели большую ферму с другой стороны Дублина, мы разводили породистых коней. Но когда я вышла замуж мои родители разорились и решили доживать свои дни вместе в доме престарелых, где и умерли под руку с друг другом. Мой муж же занимался скаковыми лошадьми, но я настояла на расширении дела. Когда-то у нас было много породистых скаковых жеребцов и отличных здоровых лошадей, но ничто не вечно, и наш расцвет рано или поздно сменился закатом. Теперь мои лошади работают в прогулочных парках летом, а осенью иногда обслуживают туристов здесь в провинции» – Они, наверное, вам как семья? Она подняла голову и пристально посмотрела на меня. Я поняла, что сказала, что-то не уместное. – Они всё, что у меня есть, теперь я бы не продала никого из них» Этой ночью у меня был тяжелый сон. Обычно у меня нет проблем на новом месте, но тут я бесконечно ворочалась, мне все что-то слышалось, и как назло Марсель даже не посапывал в этот раз. Уже на рассвете я провалилась в неглубокий сон, а проснулась от шума на улице: кто-то гремел чем-то железным. Если это Дэрин, то я могу ей помочь, раз уж все равно не могу спать. Я накинула поверх пижамы теплый свитер и вышла тихонько на улицу. Меня обдало холодом, пронзившим все мои косточки мелкой дрожью. Но у построек я увидела не Дэрин, а вчерашнего мужчину. Он доставал ведро из колодца, но услышав меня, как бдящий пес, поднял голову и встал в напряженную стойку. Но тут же через несколько секунд, будто весь обмяк и, опустив голову сказал: «Хочешь помочь?» Я несмело подошла ближе, внимательно рассматривая его. Лицо его было обветренным, сухим и острым, щетина добавляла еще более диковатый вид. Какая-то тень лежала на каждой черточке его лица. Челка его была откинута назад, но ветер то и дело бросал ее ему в глаза, а он будто не замечал этого. На улице было холодно, но ему, казалось, не было дела до температуры, на нем была футболка, а поверх рубашка, с закатанными рукавами. Руки его переливались канатами мышц. Кадык на его напряженной шее то и дело прыгал то вверх, то вниз. Посчитав, что раз я подошла к нему, значит, хочу помочь он буркнул: «Хватай это пустое ведро и пошли со мной, пойдем доить коров» Я как заворожённая пошла за ним. Мы зашли в большой амбар, где вдоль стены располагались просторные хлева. Он выплеснул воду в одну большую кадку и направился к ближайшему загону, где мирно стояла красивая пятнистая корова, с надувшимся выменем. Мужчина сел на перевернутое ведро, и протянул руку за тем, которое было у меня. А затем сначала медленно, массируя, а затем ускоряя темп начал доить корову, которая стояла спокойно, будто и не замечая вторжения в ее пространство. Когда он закончил он вынес ведро с молоком на улицу, и, прежде чем накрыть его, спросил: «Попробуешь?» Я кивнула, тогда он сбегал в амбар и вернулся с мерным стаканом и окунул его в ведро, а затем протянул мне. Сначала маленькими глоточками, а затем с упоением большими глотками я пила это молоко, такое теплое, сладкое, нежное, обволакивающие все внутри. Мне кажется, я могла бы только пить это молоко и была бы счастлива и мне не нужна была бы еда. Мужчина улыбался, как улыбается отец первым шагам своего ребенка. Наконец допив, я протянула ему стакан и поблагодарила его. Он кивнул, но прежде чем он собрался уйти снова в амбар, я остановила его вопросом: «Как вас зовут?» – Фергас, и можно на ты. Еще хочешь что-то спросить? Я не против вопросов, лучше так чем человек будет додумывать обо мне что-либо. Я знаю, что выгляжу отталкивающе, я не раз в жизни встречался с предрассудком обо мне, что я злой и жестокий. Но я не такой, и хотел бы, чтобы вы обо мне так не думали, раз будете жить в доме Дэрин. Она меня хорошо знает, она видит меня настоящего. И ее друзья мои друзья. – А могу ли я спросить о Дэрин? Если честно она мало что о себе рассказала, и у меня столько вопросов, мне кажется, я даже спала плохо от этого, мне было не по себе. – Что именно ты хочешь о ней узнать? – сказал он, усмехнувшись видимо словам о моей бессоннице. – Почему вы с ней здесь вдвоем, где остальные члены семьи, которых мы видели на фото? Он задумчиво поднял глаза к небу, как будто вспоминая что-то, а затем, понизив голос начал говорить: «Дэрин совсем юной вышла замуж за успешного наездника. Он был молод, но получил немало наград к их встрече. Она расширила его дело, настояла на разведении целой фермы, к появлению их первой дочери у них был десяток породистых лошадей, которые выигрывали скачки и рожали таких же прекрасных жеребят. За первой девочкой с разницей в два года родилась вторая. Они были счастливой полной семье, все было в достатке, ферма процветала. Но над их домом нависла туча, которая как злой рок разрушила все счастье. Когда девочки были в начальных классах, их отец был настолько удачлив, что ему начали завидовать конкуренты. И на одних скачках они отравили его лошадь, и она упала прямо во время забега. Муж Дэрин умер на месте, сломав шею. Для нее мир разрушился, разлетелся на тысячи кусочков, и она собрала себя только благодаря заботе о дочерях. Она хотела исполнить все их мечты. А они росли совершенно разные, каждая стремилась к своему. Старшая мечтала, как мать выйти успешно замуж и иметь полную счастливую семью. В семнадцать лет она встретила богатого бизнесмена, когда подрабатывала в отеле, он был старше и охмурил ее в два счета. Она выскочила замуж, не желая слушать уговоры матери не бросаться в эти отношения бездумно. Мать и дочь очень сильно поссорились, и девушка уехала с мужем в Америку. Счастье продлилось не долго, она стала писать письма Дэрин о том, что муж ее бьет, контролирует во всем, что она как марионетка в его руках. Но Дэрин не ответила ни на одно письмо, говоря, что, если она вступит в переписку с дочерью, она не переживет всю боль, что еще может узнать. Она не хотела чувствовать свое бессилие, и отказалась от связи с дочкой. А младшая Бидди стала моей женой…- его лицо сморщилось, будто от боли, когда он произнес это имя -… она была папина дочка. Любовь к лошадям и скачкам была у нее в крови. Мать с опаской, но позволяла Бидди садиться на лошадь. К нашему с ней знакомству ее уже было не остановить, казалось, она всюду была верхом. Мы нашли друг друга, два человека безумно любящие скачки и этих благородных животных. У нас было столько счастья, что мы смогли даже осветить жизнь Дэрин. Но как я и сказал, будто злой рок висел над их семьей. После двух лет нашей мирной семейной жизни к нам привезли черного коня, которого продавали за полцены, так как никто не мог его объездить. Нам обещали, что если его приручить, то мы в будущем получим большую выгоду. Но конь был неуправляем, он олицетворял собой полную свободу животного духа. Но Бидди никогда не сдавалась, и она решительно была настроена объездить его. Как мы не просили ее этого не делать, для неё это был вопрос своей личной чести, как хозяйки такого большого количества лошадей. Она не просидела на нем и пяти минут, как он разбушевался и скинул ее, как крепко она не пыталась держаться. Бидди ударилась головой так сильно, что впала в кому. Она боролась за жизнь месяц, но не выиграла свою последнюю гонку со смертью. Так мы остались с Дэрин вдвоём. Мы пережили вместе горе, и теперь я не могу оставить ее. Ведь она моя семья, я в ответе за нее. Я пытался завести новые отношения, но ничего не вышло, и я смирился с одинокой жизнью здесь» Закончив говорить, он развернулся и удалился в амбар, оставив меня обдумывать это потрясающую сознание историю. Я ошеломлена, в моей голове не может это уложиться. Они вдвоем здесь как две потерянные души. Они ничего не должны друг другу, однако, они вместе. Они не кажутся семьей, но они семья. Мне кажется, только судьба может так несвязно связать две жизни. Ошеломленная свалившейся на меня информацией я побрела в дом, где на кухне встретила заспанное лицо Дэрин с дымящейся кружкой ароматного кофе, листающей какой-то журнал. Увидев меня, она дарит мне теплую улыбку со словами: «Ходила освежиться? Утренний воздух всегда бодрит и заряжает на новый день» Я киваю, а затем она переворачивает журнал и протягивает мне. Ох, реклама. Я прикрываю лицо рукой, и виновато улыбаюсь. – А я и знать не знала, что в моем доме живет звезда. Так ты модель? – Нет, я парфюмер. Это мои духи. Просто решила сняться сама для их рекламы. – Когда буду в городе, обязательно оценю твою работу. Кстати насчет города. Мой зять сегодня отвезет вас в Дублин, я дам вам адрес, по которому вы сможете остановиться на несколько дней. Думаю, вам нет смысла кататься туда - сюда. Когда решите возвращаться позвоните и вас заберут, хорошо? Я радостно тряхнула головой и побежала будить Марселя. Тот спит как убитый, поджав большую ладонь по щеку. Я начала его тормошить, а он ворчал как медвежонок в берлоге, не желающий просыпаться от спячки. – Марсель мы едем в Дублин! Скорее вставай! Но Марсель совсем не хочет никуда ехать, он хочет спать. Я смотрю на часы и понимаю почему. Всего семь утра! Марсель не ранняя пташка это уж точно. – Марсель, я разузнала все о Дэрин. Один глаз приоткрылся, я расхохоталась. Хитрец! Пока Марсель с трудом приводит себя в порядок, а я собираю вещи, которые нам понадобятся на несколько дней в столице, я параллельно рассказываю все, что сама этим утром узнала. Когда я заканчиваю, мой друг громко выдыхает воздух и проводит озадачено пятерней по макушке. – Да уж, вот это доля ей выпала. А так и не скажешь, что она всех потеряла, в ней столько жизни. – Это лишь маска Марсель, мы все носим маски, она хорошо справляется с ролью. С задумчив лицом Марсель идет в душ, а ко мне заглядывает Дэрин, уже одетая в рабочий комбинезон. – Вот адрес, по которому вы будете проживать и имя моего друга. Он уже ждет вас, и поможет сориентироваться в городе. Не стесняйтесь у него что-то спросить, он знает Дублин как свои пять пальцев, и будет только рад его раскрыть перед новыми людьми. Когда соберетесь домой, позвоните и Фергас вас заберет. Я забираю бумажку у Дэрин, и вдруг меня настигает порыв нежности к этой заботливой женщине, и я крепко обнимаю ее. Хотя эти объятия ничем не мотивированы, она по - доброму отвечает мне, крепко сжимая мои плечи. Вот мы закончили сборы и садимся в пикап, я выбираю место спереди, так как хочу насладиться видами. Фергас, с которым я откровенно разговаривала утром, и который поил меня молоком, исчез, вновь появилось темное лицо, кусачий взгляд украдкой и напряженные руки, схватившие руль, как будто желая его вырвать. Мы легко мчимся по дороге, вновь бесконечные зеленые полосы. Неожиданно вдоль дороги из-за пригорка к нашей езде присоединяются в беге три рыжих коня с черными гривами. – Они с парка недалеко от нас, у них все кони одной масти. Хозяева часто пускают их в свободное плавание, сейчас начинаются ветра, и туристов почти нет, а застаивать коней не хотят, – пробурчал водитель. – А они не убегают, не теряются? – Лошади что собаки. Они знают, где их дом, если они родились в неволе, им не нужна свобода, они не знают ее духа. Дальше едем молча, даже без музыки, до самого города. Зелень будто сливаясь с камнем начала обретать очертания домов. Мы выехали на широкие дороги Дублина, по улицам которого спешили автомобили, двухэтажные автобусы и даже несколько карет. – Вы будете жить в районе Темпл-Бар, Зинри владеет пабом в этом районе. Мы оставили машину на парковке и свернули на мощеную серым кирпичом улочку, по бокам которой пестрели вывески разных цветов и разных названий пабов и баров. Почти в конце улицы, где она упирается в реку, стоит желтый дом, дверь внизу распахнута и видны столы и стулья, но у входа стоит табличка, гласящая о закрытости заведения в данный час. На втором этаже все окна нараспашку, в маленьких клумбах цветут фиолетовые цветы. В этом уголке как будто и не знают о глубокой осени, кажется, здесь попытались словить в силки весну. Войдя внутрь, мы увидели за стойкой пышную женщину с большой статной грудью, облаченной в яркий сарафан с красными маками. На плечах у нее была накинута шаль, и это выглядела так дисгармонично, что превращалось в особую гармонию ее наряда. Она натирала стаканы тряпкой, но заметив нас, оторвалась от своего занятия, подняла голову и радостно озарила нас своей мягкой улыбкой, от которой у нее на щеках появлялись два красных пятнышка. – Фергас, ты привез наших гостей! Наконец-то! Она подплыла к нам и каждого заключила в свои широкие объятия. – Я Айне, жена Зинри, хозяйка этого дома. Мы поздоровались с ней, а она, чувствуя нашу неловкость, засмеялась. – Расслабьтесь, в нашем районе нельзя быть зажатым. Иначе как вы будете веселиться? Сверху послышался неразборчивый крик, и по лестнице громко топая, спустился мужчина пятидесяти лет, но с побелевшей головой, и желтоватой квадратной бородой. Увидев нас, он так же радушно нам улыбнулся, хоть его улыбка и была видна с трудом из-за растительности у него на лице. – Добро пожаловать дорогие гости! Мы поприветствовали и его. – Вы приехали очень рано, мы ждали вас после полудня. Улица еще дремлет, но скоро вы окунетесь в наш шум. – Зинри, а почему табличка, что вы закрыты? Ты же обычно пускаешь утренних гуляк к себе, как только открываешь двери. – А сегодня у нас здесь похороны будут отмечать, заказали весь паб. Замечательно, мы приехали в тот день, когда люди будут скорбеть. Конечно, мне любопытно, но с другой стороны я не хочу видеть этого, чувствую напряжение, теперь любые похороны, как репетиция для меня. – Ладно, я поеду, Дэрин там одна. Может, заеду раньше, чем ребята решат уехать. – Удачи Фергас! Пойдемте скорее, я вам покажу ваши комнаты. Прежде чем мы скрылись на втором этаже с нашими хозяевами я оглянулась в след уходящему Фергасу. Он тоже оглянулся и грустно улыбнулся мне. На втором этаже располагались комнаты, в которых, скорее всего, иногда проживали туристы как в отеле, они тянулись по бокам длинного коридора, который упирался в большую гостиную. Сейчас все двери были распахнуты, видимо хозяева проветривали их. Как будто прочитав мои, мысли хозяйка сказала: «Сегодня после похорон некоторые гости останутся ночевать, поэтому мы проветриваем помещения. Ваши комнаты прямо у зала, напротив друг друга» Это две комнатушки достаточно просторные и не слишком огромные для одного человека. – Душ и уборная в другом конце коридора. Мужской и женский отдельно. Когда будете готовы, спускайтесь, и мы вам подскажем все остальное, – сказал Зинри и дружески похлопал Марселя по плечу. Мы оставили свои чемоданы в комнатках и вместе зашли в гостиную, где посередине стоял маленький дубовый столик на изящно выгнутых ножках, на котором стояла ваза с цветами. Вокруг столика расположились диванчики и пара кресел. Вся это экспозиция была повернута лицом к большому камину, который сейчас еще спал. Свет с улицы в комнату проникал с трудом из-за тяжелых драпированных изумрудных штор. У стен стояли книжные шкафы и буфеты с посудой. В просветах стен между мебелью висели картины собак, благородно принявших стойки, будто зная, что они позируют для собственных портретов. – А горожане видимо, увлечены больше собаками, чем лошадьми, – своевременно подметил Марсель и указал мне на пустое ложе у камина, которое мой глаз пропустил. В доме явно обитал один из натурщиков. Мы спустились по лестнице. Айни продолжала заниматься посудой, что-то напевая себе под нос, а Зинри расставлял стулья, иногда делая странные движения ногами. Заметив нас Айни вдруг громко заголосила: «Куан! Куан, быстро иди сюда!» На ее зов в паб вбежал тощенький мальчонка с взъерошенной шевелюрой и огоньком в глазах. Зинри подвел его к нам и с доброй улыбкой сказал: «Этой мой внук, он будет вашим проводником. Мы не хотим, чтобы вы слонялись по городу, уткнувшись в карту. Он шустрый малец и знает, как быстрее всего добраться до разных частей города. Держитесь его, он не даст вам потеряться. Только не давайте ему много болтать, а то он может не замолкать часами. Вот говорит, говорит, а через несколько часов понимаешь, что мелет все пустое. Ветер в голове у него и говорит он всегда о пустяках, так что не давайте ему себя забалтывать, от него легко устать» Мальчуган что-то хотел возрастить, но дедушка взъерошил его волосы еще больше и поцеловал в макушку, затем подтолкнул его к выходу. Айне напоследок сказала: «Надеюсь, вы вернетесь к ужину, вечером здесь будет музыка и даже ирландские танцоры» – Но ведь похороны же? – Да, умер очень хороший человек, и мы хотим проводить его как следует. Айне всплеснула руками, будто поражаясь моему вопросу, и покачивая бедрами, удалилась в дверь ведущую видимо на кухню. Только мы вышли за порог, как мальчишка затараторил: «Куда отправимся сначала? Куда вы хотите? Вы изучили, какие здесь у нас есть хорошие места? Я знаю весь город очень хорошо, отведу куда угодно! Я много гуляю один, я на домашнем обучении, так что у меня много времени есть, чтобы гулять. Мои родители вечно в командировках, я почти все время с дедом и бабушкой, но и они постоянно заняты. Поэтому я много гуляю. Куда же мы пойдем?» Я открыла рот, чтобы прервать его поток и что-то предложить, но он уже схватил своей ручкой мою ладонь и с мольбой воскликнул: «Давайте отправимся в Феникс парк?! Я так давно там не был, вам там очень понравится! Там в парке животные гуляют сами по себе, некоторых даже можно погладить! Пойдемте?» Его пытливые глаза уставились на меня, он с надеждой сжимал мою ладонь и шепотком повторял: «Пожалуйста, пожалуйста» Я не смогла устоять перед этим детским обаянием и кивнула, надеясь, что и Марсель не против. Куан взвизгнул, подпрыгнул, вклинился между нами, схватил за руку меня и Марселя и потащил нас за собой, весело что-то бормоча на своем родном языке. Я взглянула на Марселя, у того лицо озарилось весельем, видимо он был заражен непосредственностью ребенка, он чувствовал близость к мальчику, ему явно было проще общаться с ним, чем со многими взрослыми. Каждый из нас хотел бы вернуться в то беззаботное время, когда чувства важнее разума. Каждому из нас приходила мысль в голову, как хорошо было бы стать хотя бы на часок ребенком. Снова видеть мир незамутненными бытом глазами, снова воспринимать его ярким и безграничным, снова открывать для себя каждый день новые горизонты. В моем детстве было много грустных моментов, но будучи ребенком, я смотрела на все иначе. Это было время, когда стоило лишь подуть на ранку и все действительно проходило. Я бы хотела сейчас подуть на свою рану и все тревоги стереть из своих мыслей. Размышляя, я почти не замечала, куда мы двигаемся, пока мои мысли не прервались возгласом: «Почти на месте, мы уже вошли в зону заповедника. В самом парке есть зоопарк, а если уйти вглубь, то можно встретить оленей! Давайте выйдем к зоопарку и посмотрим на животных?» Мы покорно последовали прихоти ребенка, и, пройдя, петляя по дорожке, сквозь редкий лесок вышли к входу в зоопарк, где купили билеты. В детстве я любила ходить в зоопарк, мне казалось, что я могу общаться с животными через какой-то тайный невидимый ментальный канал. Я придумывала то, о чем могли думать те или иные животные. Любимым моим животным был лев, с его богатой гривой и надменным взглядом. Ему я всегда приписывала царские замашки. В этом зоопарке мы увидели и льва, и много других зверей. От вольера к вольеру Куан перескакивал с резвостью зайчишки, у каждого нового издавая восторженный писк. Мы с Марселем заряжались этими эмоциями, иногда мне хотелось так же восторженно подскакивать и тыкать пальцем в диковинных зверей. Так, например, было, когда мы повстречали жирафов. Мощные шеи наклонялись к людям за забором, и внимательные круглые глаза рассматривали с любопытством посетителей. Уверенные шаги этой высокой колонны жизни поражали, ведь как эти четыре тонкие ноги могут держать такое тело. Один из жирафов высунул свой длинный язык и уставился на нас. Куан залился звонким смехом и тоже высунул язык. Тут уж смехом разразились и мы. Насмотревшись на зверей, мы отправились гулять по парку. Воздух был прохладным, но на радость нам выглянуло бледное солнце. Мы шли сквозь деревья по тропинкам, и листья переливались блеском в лучах светила. Куан не давал нам скучать, его дедушка был прав, он оказался еще тот болтун. Он рассказывал нам про свое обучение, про то, как он хорошо знает город, потом начал расспрашивать нас о Франции. Мальчик был ласков, как милый щенок. Он то и дело брал кого-то из нас за руку, или когда мы где-то делали привал, он садился рядом и льнул к руке, Марселя он даже несколько раз обнял. Наверное, ему было одиноко, он растёт почти что один, его родители нашли простой способ освободить себя от трудностей воспитания, оставив его с бабушкой и дедушкой. Но они явно не подумали, что ребенку будет не хватать родительской любви и внимания. Наконец мы вышли на открытую лужайку, на которой расположились чудесные создания. Темно-коричневые, бежевые, золотистые и пятнистые, с маленькими рожками, с большими богатыми рогами, с нежными доверчивыми глазами на травке гуляли лани. Их маленькие хвостики и ушки, похожие на крылья бабочек, были постоянно в движении. Куан достал из своего маленького рюкзачка пакетик с дольками яблок и побежал к грациозным животным. Они приветливо наклоняли голову и с радостью принимали угощение. Они давались погладить, а мальчику одна пятнистая маленькая лань даже позволила себя обнять за шею. Эти создания излучали тепло и покой, они олицетворяли гармонию, которую сама природа содержала в себе. Мне стало так хорошо на душе, я присела на траву, подле меня сел Марсель. Куан резвился вместе с ланями, они с радостью приняли его в свое дружное племя. «Это похоже на уголок рая, Марсель. Мужчина, женщина и ребенок. А вокруг животрепещущая красота природы» Он задумчиво кивнул, я хотела бы думать, что его мысли в этот момент были светлыми. – Марсель, ты должен сохранить этот момент в своей памяти ради меня. Я уйду, и останется только твоя память и память Куана об этом дне. В этом дне я смогу быть вечно только благодаря вам. Он обратил на меня свои добрые глаза, и, взяв мою ладонь в свою, крепко прижал ее к своему сердцу. – Я сохраню Валери, я обещаю, что сохраню. Наигравшись, Куан подошел к нам и показал ручкой на небо: «Туча идет, надо идти домой, если пройдем по этой тропинке, то выйдем к остановке. Скорее всего, зарядит дождь, нужно спешить» Мальчик был прав, и, когда мы залезли в автобус, по окну начали стекать мелкие капли. А когда мы вышли из него дождь уже вовсю хлестал нас по щекам. Я вспомнила дождь в Берлине, молнию, разрезавшую ночное небо. Тогда я испытывала восторг, а сейчас мне казалось, что капли как осколки вонзаются мне в кожу. Мы бежали так быстро как позволяли нам наши ноги, но добравшись до бара, мы были мокрые насквозь, даже нижнее белье не спаслось. Подбегая к нашему временному месту жительства, на нас медленно накатывали шумные волны голосов и музыки. Все столы на улице пустовали, но в каждом баре была создана своя теплая атмосфера, желавшая приютить каждого путника, прятавшегося от дождя. Наш дом шумел больше всех, окна и двери была нараспашку, народу было внутри так много, что проходилось работать локтями, чтобы пройти к бару. Все помещение пышет жаром от разгоряченных алкоголем и музыкой тел. Мне показалось, что от нас замерзших и промокших даже повалил пар. Я с трудом вспомнила от чего здесь так много людей. Да уж, это явно не типичные похороны. Я вспоминаю похороны моих родителей. Собралась толпа, из которой я многих видела впервые. У всех вместо лиц были маски отчужденности и покорности перед случившимся. Плакали лишь близкие, которые терялись в толпе людей, которые пришли в тот день, чтобы потом говорить, что были на похоронах богатого бизнесмена и его жены. Здесь все было иначе, люди улыбались и дарили друг другу тепло, кто-то сидел за столами и пил пиво, изредка похлопывая с участием соседа по плечу, кто-то стоял у бара и радостно хлопал в такт музыке, которую играл маленький оркестр, хозяева громко запевали живые куплеты, и им подпевал весь паб. Тут на середину вышла девчонка лет пятнадцати и резво начала отбивать степ ногами, гордо вздергивая свою коротко подстриженную рыжую головку. Тут из толпы выскочил наш юный друг и присоединился к явно его знакомой, они переглядывались, улыбаясь друг другу, иногда Куан сбивался, но все подбадривали его аплодисментами и он вновь вливался в ритм. Айне заметив нас, подозвала рукой и всучила нам по большой кружке пива. Из-за шума мы даже не пытались переговариваться, решив просто не отставать от общего веселья. Я присела за свободное место у стойки и начала отхлебывать пенящийся напиток. Душа моя сейчас абсолютно счастлива, я бы хотела знать каждого человека здесь, иметь связь с ними. Они такие живые, свободные сейчас от всех условностей. Каждый бы здесь согласился поделиться со мной кусочком своей энергии, если бы это дало возможность мне жить. Неожиданно все вдруг отдалилось от меня, музыка и шум вдруг оказались где-то вне моего пространства, я подумала о своих похоронах. Да я не хочу видеть пресных лиц, не хочу видеть слез, хочу веселья и танцев, чтобы день моего погребения стал днем улыбок и торжеством жизни. Все эти страдания никому не принесут счастья, а такое видение смерти мне нравится больше. Если там что-то есть за чертой, то хочется верить, что там сейчас тоже пируют и предаются веселью. Я допила пиво, повернулась к Марселю и хотела уже было подать сигнал, что поднимусь наверх, но тут кто-то схватил меня за руку и закружил. Это оказался Зинри, он начал подпрыгивать и мне пришлось повторять за ним движения, так как половина зала тоже решилось пуститься в пляс, и мне все равно было не выбраться. Где-то мелькало лицо Марселя, который тоже плясал с Айне. Мы веселились до утра. Утром голова разбухает от боли, в ней образовался пронзительный вакуум без мыслей и чувств. Но внезапно пустоту прерывает громкий сухой кашель, заставивший поднять мой чугунный лоб от подушки. Кашляли совсем близко, упоенно и как будто не осознано. Я поднялась и босая, в растянутой футболке высунулась в коридор. Комнаты, которые вчера были заполнены гостями, повально забивавшимися по несколько человек в них, уже опустели. Сколько же времени? Снова тишину разрезал бухающий гортанный звук. Он раздавался из комнаты Марселя, мое лицо озадаченно напряглось, во мне начала просыпаться заботливая и обеспокоенная мать. Я на цыпочках подкралась к двери напротив и с легким скрипом приоткрыла ее. На кровати в одних боксерах распластался мой дорогой друг. Он тяжело хрипел, вздрагивая всем телом, простыни под ним сбились в комок, явно мешающий ему. Он заболел, несколько минут под дождем, а затем жаркая комната, и его организм не справился. Видимо частая смена мест подорвала его иммунитет незаметно, и простуда легко сцапала его. Ему нужна была вода и лекарства, поэтому я поспешно рванулась к лестнице, чтобы найти хозяев. Уже преодолев несколько ступеней, я спохватилась о том, что внизу могут быть посетители, а я неодета. Быстро натягивая джинсы, я прислушивалась к взрывам кашля, который на удивление еще не разбудил самого Марселя. Скорее всего, у него поднялась высокая температура, и он был в забытье. Внизу действительно за столиками сидело несколько человек, смакующих свой завтрак или ланч, ведь я так и не посмотрела на часы. Айне подавала кофе молодой паре за стойкой бара, когда я взволнованная подскочила к ней. Она с большим внимание выслушала мое сбивчивое беспокойство, по окончании же его всплеснула руками, так что чуть не задела несколько бутылок, стоявших позади нее. Она поспешила к телефону и набрала мужа, который вышел по делам. Сообщив новость, она вдруг перешла на свой язык и что-то громогласно вещала, с трубки лишь изредка слышался сдавленный писк смирения. Айне явно могла и умела командовать своим супругом и в сложных ситуациях легко принимала инициативу. Затем из кухни была вызвана помощница, которая встала за стойку с гордым видом ответственности за важное назначение. Мы поднимались наверх, грузные шаги Айне продавливали впереди меня каждую ступеньку, которые охали под ней. Войдя в комнату к Марселю, она вновь всплеснула руками и приложила тыльную сторону ладони ко лбу мужчину, который в наших глазах стал беспомощным мальчиком. Отдернув руку, так будто она обожглась об раскаленный утюг, она заохала. Губы Марселя были полуоткрыты, будто ему не хватало воздуху, и вместо кашля он уже просто сипел. После нескольких секунд замешательства, Айне вскочила и потащила меня за собой. – Так я сейчас найду жаропонижающее, а ты намочи полотенце и обтирай его, нужно сбить температуру. Зинри приведет знакомого врача. Вы иностранцы, попытаемся пока не обращаться в больницу. Иди, иди! Я поспешила выполнять ее поручение. Намочив полотенце, я вернулась к постели больного и начала обтирать его лицо. Он же, будто откликнувшись на живительную прохладу, застонал. Вернулась Айне со стаканом воды и парой таблеток. Поддерживая голову, мы помогли, наконец обретавшему сознание Марселю, выпить лекарство. Еще около получаса мы пытались оживить моего спутника. Несколько раз он пытался просипеть что-то, но лишь один раз сумел назвать меня по имени. Наконец вернулся Зинри, приведя врача. После осмотра, оказалось, что у Марселя ангина. Я впала в панику, чувство переживания скрутило мне живот. Врач и хозяева что-то обсуждали на своем языке, а я склонилась к больному и провела рукой по его обеспокоенному лицу. Он вздрогнул, веки затрепетали, но затем вновь наступило тревожное затишье его горячечного тела. Наконец Айне меня, уже обмякшую и расстроенную, подхватила под локти и усадила на стул. Сунув мне тоже стакан воды, она деловито сказала: «Валери, прошу тебя, успокойся. Врач сказал, что с ним все будет хорошо, если все предписания будут соблюдены. Она посоветовала отвезти его к Дэрин» – Почему? – Воздух лучше, и спокойнее там. А ты останешься с нами, и не спорь. Марсель, думаю, будет расстроен, когда узнает, что ты из-за него пропустила все веселье. – Но это он из-за меня… – Валери не спорь, пожалуйста, Зинри уже пошел звонить Дэрин. Вы оба в гостях у нашей семьи, и мы сделаем, так что каждому из вас будет комфортно. Я согласилась, хоть мое сердце и противилось этому решению, но я понимаю, что решать я ничего не могу здесь, и действительно нельзя отказываться от гостеприимства. Остаток дня я провела у постели Марселя, ему стало лучше, температура медленно, но спадала. К вечеру он открыл глаза. – Валери… – просипел он. – Тише, не говори ничего Марсель. Ты заболел, у тебя ангина. Тебя сегодня отвезут к Дэрин, а я приеду попозже. Но обещаю очень скоро! Он кивнул, попытавшись изобразить улыбку, но его уголки губ лишь на секунду приподнялись. Но я поняла, что Айне оказалась права в своих рассуждениях. За Марселем приехали и сама Дэрин и Фергас. Когда я увидела его, мне стало почему-то неловко. Он внимательным взглядом изучал обстановку душной комнаты, где я провела весь день и мне внезапно представилось какой у меня, наверное, кошмарный облик. Дэрин отвела меня в коридор и, взяв мои руки в свои, нежно сказала: «Фергас заберет тебя в свою квартиру неподалеку отсюда. Он составит компанию тебе на несколько дней, я за это время поставлю твоего друга на ноги и буду ждать вас в конце недели. Ни о чем не беспокойся, я попросила Фергаса, чтобы он позаботился о тебе, и поверь, он умеет окружить человека лаской» От мысли, что этот суровый мужчина будет коротать со мной ближайшие дни, у меня пробежали мурашки. Но я устала за весь день и уже поддалась абсолютной покорности. Прежде всего, я знала, что Марсель в хороших руках, а я уж вытерплю все неудобства. Мужчины помогли встать Марселю и буквально дотащили его ослабшего до пикапа. Я помахала ему рукой, в ответ он смог лишь прислонить свой лоб к стеклу, которое тут же запотело от тепла. Я поднялась наверх и взглянула на себя в зеркало. Уставшее лицо, унылый хвост на голове, майка, повисшая на плечах. Кажется, я похудела, мое тело начинает исчезать. Нужно собрать себя, ведь мне предстоит ночь с незнакомцем, по сути. Кажется, это становится традицией. К сожалению, времени на душ у меня не было, поэтому я просто расплела волосы, расчесала их, провела влажной салфеткой по бледному лицу, переоделась в свитер, и спустилась вниз. Там я внезапно оказалась в объятиях Айне. – Мы будем ждать еще в гости. Фергас обязательно приводи ее к нам еще! Мы пообещали завтра же прийти на ужин, и вышли в прохладную ночь. День пролетел для меня как один миг, но моя голова раскалывалась. Я не пила сегодня свои таблетки, и понимала, что срочно должна заняться своим здоровьем. Мы шли вдоль улицы, заполненной людьми. Вечер располагал туристов к приятному времяпрепровождению за кружечкой пива под веселые мелодии. Еще вчера я была частью этого праздника жизни, а сегодня чувствовала, будто меня выгнали, отвергли. Неожиданно мы свернули в абсолютно безлюдную улочку, где свет лился лишь из некоторых окон. Наши шаги отбивали своеобразную мелодию, сначала два гулких, потом два звонких. Ни слова не произнесено, будто два незнакомца вдруг встретились в этой темноте и приладились к ритму жизни друг друга. Остановившись у безмолвного дома, похожего в темноте на всех прочие дома на этой длинной улице, Фергас достал ключи и открыл дверь, пропуская меня вперед. На лестнице горела тусклая лампа, будто на ней был невидимый абажур, мужчина кивнул головой, призывая подняться на второй этаж. Еще одна дверь была открыта, и мы оказались в однокомнатной квартирке. Фергас нащупал выключатель и зажегся такой же тусклый свет, как и на лестнице. Я поежилась, даже через свитер и курточку я ощущала холод одиночества этого места. У окна примостился старый пролёжанный диван цвета кофе очень разбавленного молоком. В стену справа была вделана маленькая кухонька: всего лишь плита, низенький черный холодильник усеянный маленькими записочками, и небольшой стол, совмещавший и место для готовки и место для принятия пищи. В углу противоположной стены от окна стоял старый телевизор, покрытый пылью, явно не интересовавший владельца. Тут же рядом расположился столик, на котором была свалено бесконечное количество бумаг, журналов, книг, и казалось немыслимым, как это все на нем помещалось. Слева были две белых двери, скорее всего одна была уборной, а вторая что-то типа кладовой или гардеробной. Здесь он проводил тоскливые дни, когда ему не хотелось никого видеть. Здесь он оплакивал свою жену. И от этого мне стало так неловко. Я будто залезла в его голову, будто начала претендовать на что-то, что никогда не должно быть раскрыто. Но здесь все как на ладони, все его мысли застряли в этой комнате и бьются об стены, пытаясь вырваться. – Проходи. Эти слова словно гром среди ясного неба разрушили такую долгую нашу с ним тишину. Я вошла, и он закрыл за мной дверь. – Я постелю тебе на диване, он раскладывается, а сам лягу рядом на раскладушке, душ там» - он махнул на одну из дверей. Я сняла куртку, и он взял ее и открыл белую дверь. Там действительно была кладовка, видно было сквозь темноту, что там свалено много вещей, но он нащупал крючок и повесил где-то в глубине мою курточку. А если там вещи его жены? Ведь в доме Дэрин почти ничего не осталось, а он мог захотеть что-то увезти. Снова на меня нахлынуло мерзлое чувство, будто чужое лезет мне под кожу, пытается добраться до мозга и паразитировать меня. – Мне нужно полотенце. – В ванной висит белое, оно чистое. Там валяется какой-то гель, волосы придется помыть мылом. Я кивнула, подхватила свою аптечку, которая выглядела как обычная женская косметичка, достала из сумки длинную майку и направилась в душ. Прикрыв дверь, я с поспешностью дернула замок аптечки и вытряхнула оттуда свои пузырьки. Пропуск принятия лекарства вдруг породил во мне дикий страх, что я тут же перескачу все стадии и буквально окажусь на пороге смерти. Я отсчитала все нужные мне таблетки, закинула их, как конфетки в рот, и запила водой из-под крана. В зеркало я смотреть больше не собиралась, мне стало противно мое бледное истощенное лицо. Интересно, что все эти люди думают, когда видят меня? Закрадываются ли у них подозрения, что со мной что-то не так? После душа, я долго стояла у двери и прислушивалась к тому, что происходит в комнате. Через пару секунд щелкнул один выключатель, потом где-то вдалеке от меня щелкнул другой. Потом скрипнули пружины невидимой мне раскладушки. Я еще немного постояла, а затем аккуратно приоткрыла дверь. Свет из ванны на секунду озарил очертания лица Ферагаса, уже лежавшего на своем месте, в нескольких шагах от моего дивана. Я прикрыла дверь, свет остался лишь в закутке кухни над плитой. Я быстро обошла кровать Фергаса, который повернулся спиной к дивану и уже прикрыл глаза, и юркнула под мягкое одеяло. Тут я почувствовала, как устала, как ослабла, как обессилила и измоталась. Вопросы и слова еще пульсировали в моей голове, но я уже засыпала. Из сна я очнулась как будто выдернутая кем-то насильно. Дневной свет освещал всю квартиру сквозь тонкий тюль на окнах. Хозяин квартиры мирно спал, его лицо было спокойным, маленькая морщинка между бровей разгладилась, губы были приоткрыты, и из них шелестело мирное посапывание. Я тихонечко встала и на цыпочках пробежала несколько шагов к кухоньке. Открыв холодильник, обнаружила несколько яиц, бекон в упаковке и коробку апельсинового сока. Что ж этого будет достаточно для завтрака, но обязательно стоит запастись продуктами для ужина. Я начала хозяйничать, стараясь не шуметь посудой, но, когда бекон зашипел на сковороде, со стороны раскладушки послышался шорох. Сильное мускулистое тело вылезло из-под одеяла, провело пятерней по непослушным светлым волосам, потянулось и, как будто забывши, что я здесь встало и направилось в душ. Я провожала взглядом играющую мышцами спину без футболки и невольно думала о том, как долго у него не было связи с женщиной. Спина исчезла, а бекон в недовольстве начал брызгать в меня маслом. Я тихонько засмеялась своим мыслям. Когда он вышел, я уже уплетала завтрак за маленьким столиком, преждевременно я успела натянуть на себя джинсы, чтобы не сверкать голыми ногами. Фергас будто только сейчас заметив меня, остановился посреди комнаты и одарил внимательным взглядом, от которого у меня мурашки пошли по коже. Когда-то она готовила ему завтрак и сидела так же в ожидании, когда он выйдет из душа. – Садись скорее пока не остыло, – это единственная фраза, которой я могла развеять неловкость. Он еще секунду колебался, но потом все же присоединился ко мне. Фергас ел с аппетитом, уставившись в стол, изредка поднимая на меня глаза. Я же, закончив со своей порцией, решила его не смущать и встала у раковины, чтобы помыть посуду. Тогда из-за спины раздался голос: – Предлагаю устроить тебе сегодня литературную экскурсию. У нас есть чем похвастаться. Я схожу за машиной, один мой друг согласился одолжить мне свою, и я тебя прокачу, ты пофотографируешься, потом можно будет где-нибудь перекусить. Я кивнула, продолжая намыливать сковороду. Снова повисло молчание, только его вилка быстро стучала по тарелке. Потом стук прекратился, раздался звук отодвигающегося стула, Фергас прошагал к выходу, схватил куртку, и ничего не сказав вышел. Дурацкое положение, между нами ледяная стена, я чувствую, будто навязана ему, как малый ребенок. Закончив с посудой, я ощутила скребущееся любопытство по отношению к загадочной кладовке. Я медленно приблизилась к ней и положила ладонь на ручку двери, замерев и прислушиваясь к звукам снаружи квартиры. Все было тихо, и я так же медленно приоткрыла кладовку. На вешалках висели женские блузки и платья, внизу и вверху стояли коробки с именем Бидди. Значит, он увез все. Она живет здесь, рядом с ним. Я захлопнула дверь и прижалась к ней спиной, тяжело дыша, будто пробежала марафон. Тут зашевелился ключ, и я бросилась на диван, пытаясь сесть в естественной позе. Фергас зашел, даже не взглянув на меня, и мне стало очень стыдно, он даже не мог подумать, что я полезу в его вещи. – Ну что, ты готова? Он помахал ключами от автомобиля. Я попросила минутку сходить в ванную, там я снова приняла таблетки, переоделась в свитер и подкрасила ресницы. Мы были на мосту Джеймса Джойса, были у памятника Оскару Уайльду, посетили дом-музей Бернарда Шоу, день летел незаметно, а лед между нами таял. Несколько раз Фергас даже соглашался сфотографироваться со мной. Мы обедали в небольшом пабе, за кружечкой пива я рассказывала о Франции, и Фергас с большим вниманием слушал меня. К шести часам мы выбились из сил, но я не забыла, что дома совсем нет еды, о чем и напомнила нерадивому хозяину. И внезапно мысль о том, что нужно что-то приготовить на ужин его оживила. – Я приготовлю тебе вкуснейшее ирландское рагу! Мы возьмем еще пива, у меня припрятаны пару пластинок с хорошей музыкой, думаю, вечер будет замечательный. Я рада, что у него изменилось настроение, что мы за день смогли стать странным подобием друзей. Для меня наблюдать за приготовлением этого нового блюда было еще одним маленьким приключением. Фергас порезал мелко баранину, а лук и картофель на четвертинки, сложил все это в глубокую скороду, добавил петрушки и тмина, залил водой и оставил тушиться. Мы открыли пиво, поставили пластинку Стинга, и, усевшись на плед на полу, начали задушевно обсуждать нашу жизнь. Мы решили равносильно делиться фактами, чтобы не оказалось, что кто-то приоткрыл больше тайн. Час пролетел незаметно, и вот мы уже уплетаем вкуснейшее рагу, с такой скоростью и жадностью, что обжигаем губы и языки. После еды нас разморило, я положила голову на диван и просто слушала музыку. Фергас встал, открыл окно и закурил. Я, не поворачиваясь к нему, сказала: «Расскажи, какая она была». Он молчал, только звук кипящей ночной жизни города вдалеке проникал к нам в комнату. Потом он закрыл окно, музыка стихла, он сел рядом, остался лишь шорох крутящейся пластинки. – Почему ты здесь? Он не хотел отвечать на мой вопрос, он не хотел говорить о том, что спрятано в самой глубине его сердца, ну и кто я такая, что требовать этого. Какой бы она не была, она останется теперь такой навечно. Как в скором времени и я. Так какой я хочу быть в памяти людей? Хочу ли я быть честной? Рассказывать ли мне ему сейчас мою тайну? – Я путешествую, чтобы найти себя. – Типичная отговорка для богатых. – С чего ты взял, что я богата? – Я разузнал о тебе, как только увидел твое имя, пришпиленное на холодильнике Дэрин, чтобы не забыть о вашем приезде. – А, так ты навел обо мне справки! – Я должен был знать, кто поселиться рядом с единственным дорогим мне человеком. – Ну, тогда я скажу тебе, что мое путешествие не причуда богачки. Просто у меня есть деньги, чтобы ни в чем не отказывать себе в поездке. Но если бы у меня не было средств, да я хоть бы автостопом, но отправилась в это путешествие. Иногда человек нуждается в этом, этот момент наступает тогда, когда человек теряет себя. Он смотрит внутрь души, и понимает, что там нет его сущности, что он не знает кто он. Я не хочу быть потерянной…ведь каждый день мы можем расстаться с жизнью по разным причинам. А если ты не знаешь, кто ты сам, то и другие не будут знать кто ты. И будут помнить другого тебя, твою тень, твой ложный образ. – Ты слишком молода, чтобы думать о смерти, и о том, что будет после нее. – Для смерти нет возраста. Она и младенцев забирает и стариков. Он насупил брови, потом поднялся и достал из кладовки раскладушку. Я тоже поднялась и расстелила себе постель. Мы вновь легли спать загруженные мыслями, а мне вдруг остро захотелось покинуть Дублин. В первый день мы побывали на похоронах, теперь я живу в квартире, где витает дух мертвой девушки, и мысли о собственной смерти невольно одолевают меня. Но на следующий день я смолчала о своем желании. Прогулки продолжались, Фергас устроил тур по пабам. Мы вновь побывали у Айне и Зинри, они оба обняли меня, как будто я была частью их семьи. Когда мы покидали их заведение ко мне выбежал Куан и подарил маленькую фотографию, где он стоял с бабушкой и дедушкой на какой-то равнине. Мое сердце встрепенулось, но я своим видом не подала им всем знака о том, что возможно вижу их в последний раз. Чем больше мы гуляли, тем больше мы пили. Легкой дымкой заволокло сознание, мне показалось, что за день я обошла весь город, хотя конечно это не могло быть так. Выйдя из очередного атмосферного паба, мы с досадой, перемешанной с облегчением, обнаружили, что на город опустились плотные сумерки. Но как часто бывает, начав пить и развлекаться, ты не можешь обуздать эту жажду. И мы, купив пару бутылок виски, вернулись в квартиру. Я плохо соображала, чудесным образом я не помнила, как мы шли от магазина, но я уже сидела на диване, и затягивалась сигаретой. Фергас разлил виски и со словами: «За встречи с интересными людьми!» и дзынкнув о мой стакан опрокинул в себя крепкий напиток. Видя, что я не пью, он взял мой стакан и наклонил его к моему рту. Я делала маленькие глоточки и от крепко напитка у меня брызнули слезы из глаз. Капелька виски скатилась с моей губы до подбородка. Я чувствовала ее, но она не раздражала меня, потому что я смотрела на Фергаса, в его грустные глаза, которые пытались проникнуть в мои тайны, они подозревали меня, и если бы я отвела взгляд, они бы раскусили мою ложь. Его рука приблизилась к моему лицу, большой палец нежно провел линию на моем подбородке, и я, вдруг повинуясь всем своим желаниям, впилась в его губы, не дав ему ничего понять. Я целовала его, но он не отвечал. Я медленно отстранилась, а он, будто отрезвев, с жалостью посмотрел на меня, затем встал и вышел. Его шаги затихали, внизу хлопнула дверь. Я сидела на диване, а по моим щекам текли слезы, я была пьяная и несчастная. Я схватила бутылку виски и стала жадно глотать отраву, через несколько минут, пришел рвотный позыв. Я устремилась в туалет, и мне казалось, что все выпитое за весь день исторгнулось из меня. Обессиленная, уже в беспамятстве, я бросилась прямо в одежде ничком на кровать и отключилась. Утром было стыдно просыпаться. Я лежала лицом к спинке дивана и изучила ворсинки на нем. За спиной я слышала мирное сопение. Значит, он вернулся вчера домой. Мне было плохо, я добралась до раковины и стала жадно пить воду, потом умылась, затем села и стала ждать. Под моим испытующим взглядом Фергас проснулся, как только он открыл глаза, я быстро бросила: «Хочу сегодня уехать к Дэрин, я буду ждать тебя у машины». Вскочив и подхватив свои немногочисленные вещи, я выскочила на улицу. Свежий воздух ударил в голову, и у меня закружилась голова. Я прислонилась к стене дома и уняла свое сердцебиение вдохами и выдохами. Затем не спеша побрела до места, где мы припарковались. Дублин не принес мне радости, но ферма Дэрин еще могла все исправить, там я буду окружена заботой, там я смогу избегать его испытующих грустных глаз, которые в эту ночь пожалели меня, женщину, которая постучалась в дверь, хотя и знала, что никто не откроет. Назад мы ехали молча, я досыпала, и в дремоте мне снился Куан, он, подперев щеку кулачком, напевал какую-то песенку, а закончив, погладил меня по голове. Проснулась я от чуткого прикосновения теплой легкой руки. Мы вернулись к Дэрин. Фергас тут же уехал, бросив пару слов Дэрин, и совершенно стерев события последних дней. Мы пили кофе с Марселем на кухне, и я тихим шёпотом рассказывала, как прошли дни, пока мы были врозь. Я хотела умолчать про поцелуй, но решила, что мне не так много осталось, чтобы копить бессмысленные секреты. Марсель не удивился, а лишь мудро заметил: «Как же плохо ты разбираешься в людях Валери, если сразу не увидела на его лице отпечаток вечного бремя одиночества» Затем он рассказал, о том, как ухаживала за ним Дэрин, что он почти поправился, чувствует себя лучше, только немного кашляет и еще быстро устает. Совместно мы решили, как минимум дождаться выздоровления Марселя, а затем уже строить дальнейшие планы. По мере того как дни тянулись, мне все меньше хотелось покидать этот уголок уюта и спокойствия. Здесь я могла поверить, что все отступило: болезнь и страх. Марсель уже давно поправился, а мы нагло пользовались гостеприимством хозяйки, та же сама будто решила принять нас в свою маленькую семью. Фергас, как и раньше лишь работал на ферме, иногда я замечала пытливый взгляд на себе, но не давала себе разрешения даже оборачиваться к нему и давать тем самым знак, что замечаю его. Я понимала, что нет его вины, что чувства есть чувства, но я четко решила, что он сам позволил мне сделать тот шаг. А значит, он виноват, как минимум в том, что ввел меня в заблуждение. Ясное утро располагало выйти и прогуляться, поэтому я решила заглянуть в конюшню. Марсель остался в комнате, читая газету. Я вышла из дома, и вдруг меня посетило скребущееся под кожей ощущение, что я что-то забыла в комнате. Я вернулась, но зайдя, поняла, что точно не знаю, что потеряла. – Валери? – Я оставила тут…одну вещь… Я открыла шкаф, затем закрыла. Нет, оно где-то в другом месте. Я провела рукой по постели. – Валери, что за вещь? – Я…не могу…я знаю, что оставила ее! Мой голос сорвался на крик, что же я оставила? Я не могу вспомнить, голову сдавил железный обруч навязчивой мысли, кожа чесалась, будто под ней маршировали сотни муравьев. Я бросилась на пол и начала рыскать под кроватью. – Валери? Я могу помочь, скажи… – Я знаю, что что-то потеряла!!! Сердце сейчас выпрыгнет из груди, если я не найду эту вещь! Зачем-то Марсель схватил меня за плечи, он хочет мне помешать. Буду кричать. – Дэрин, я потеряла… Она обнимает меня, она тоже хочет спрятать эту вещь от меня. Как же мне плохо, все пляшет, если не найду, то умру… Тупая боль в области затылка затмевала все мои чувства. Я очнулась от липкого кошмара несколько часов назад, я слышала, как за спиной тихо ходят люди, кто-то касался моего плеча, и уходил. Я же мечтала только о том, чтобы ощутить что-то большее, чем эта тянущаяся агония, превратившаяся в рутинное состояние. Я засыпала и просыпалась, а мне казалось, что время застыло. Что я и не сплю вовсе, и вовсе и не бодрствую. Марсель заметил, что я очнулась, начал заставлять меня пить лекарство. Это были не мои привычные таблетки, наверное, он ездил в город, консультировался с врачами. Как хорошо, что он со мной. Не знаю, сколько времени прошло, но в одну замечательную минуту я вдруг поняла, что боли больше нет. Слабость начала уходить, появилось жгучее желания двигаться. Я вылезла из постели и тихонько выбралась из комнаты. На кухне слышались приглушенные голоса, я вышла к ним и на меня уставились три пары обеспокоенных глаз. Я выдавила из себя призрак улыбки: «Страсть как хочу кофе и твоего фирменного пирога Дэрин» Завеса напряженного молчания спала и все начали суетиться: кто-то подавал стул, кто-то наливал кофе, откуда-то появился пирог, будто ждавший моего появления на кухне. Теперь мы оставались у Дэрин из-за меня. Мой припадок тактично не обсуждался, я надеялась на веру хозяйки, что это была всего лишь паническая атака, иногда настигающая любого человека. Хотя я заметила, как настороженно стал себя вести Марсель: он постоянно, когда мы были одни, справлялся о моем самочувствии, однажды выдал предположение, что мне лучше вернуться домой. Да, одно дело потери сознание, а другое дело изменение этого сознания. За все время на ферме я хорошо освоилась с лошадьми, но в седло не садилась. Когда я поняла, что полностью восстановила силы, мне пришло в голову на правах недавно больной попросить провести мне конный урок. Так случилось, что Фергаса не предупредили о нашей затее, и он подъехал, когда Дэрин уже помогала седлать мне черного поджарого коня, который тихонько фыркал и делал маленькие шаги, то вперед, то назад, будто в нетерпении перед большой поездкой. Бедняга не знал, что на него садится настоящий профан в этом деле, и что больше нескольких кругов по полю он сегодня не пройдет. Когда я уже села в седло Фергас подскочил и яростно что-то начал шептать на ухо Дэрин, та отмахивалась и улыбалась мне. Видимо мужчине не хотелось, чтобы неопытная наездница мучила животных, за которыми он каждодневно ухаживал. Сначала Дэрин сделала круг со мной, ведя коня под узду. Оказавшись в седле, я испытала необычайные эмоции. Еще до того, как сесть на коня, мне почему - то казалось, что это будет похоже на прогулку на велосипеде. Но как только я оказалась наверху я поняла, что ошибалась. Это был живое существо, которое каждую секунду совершала микродвижения, которые я прекрасно ощущала. Каждый камешек под его ногой отдавался толчком в моем теле. Каждый его шаг бросал меня слегка то вперед, то назад. Земля вдруг стала такой далекой, и она будто бушующее море качалась и плыла. Но я оказалась способной ученицей: после нескольких кругов я ощутила уверенность и попросила разрешить мне продолжить самостоятельно. Когда конь почувствовал, что узду держат иначе, что человек сверху не уверен, то он начал гарцевать. Страх, несомненно, нарастал, но я сосредоточилась на полном слиянии с животным и постаралась расслабиться, напрягая лишь нужные части тела. Постепенно конь успокаивался, он начал идти ровнее, степеннее, и меня охватила радость от мысли, что мне подчинилась стихия. А именно так мне представлялось это существо, у которого был свой мир, полный только ему ведомых смыслов. Я была окрылена, не замечая, что начинаю расслабляться слишком сильно. Конь будто ждал, когда я почувствую себя слишком уверенно - он рванулся и перешел на галоп. А я уже, будто потеряв всякий страх, отдалась на волю этому порыву свободы. Я хохотала, мир плясал перед глазами, мои знакомые у ограды казались такими маленькими. А потом я куда-то полетела, черная спина оказалась у самых моих глаз, конский волос щекотал лицо, а меня будто парализовало. Я растянулась вдоль тела животного, держалась скрюченными отнявшимися пальцами и ничего не видела кроме черноты, блестящей от дневного света, подающего на нее. Мне казалось, что движение никогда не закончится. Я уже подумала, что мчусь в бесконечности смерти, там за границей между мирами есть только я и конь, и чёрное всепоглощающее пространство. Но сильные руки остановили ход этого уже внеземного путешествия, и вернули меня на землю. Буквально. Резкий запах ударил в нос я сознание прояснилось. Опять обеспокоенные лица: сколько хлопот я принесла им. Я была расстроена, что снова не смогла справиться со своим телом, и дала болезни омрачить секунду счастья. Дэрин была напугана, она настаивала на том, что нужно вызвать доктора. Я, бормоча искусанными губами, упросила ее дать мне просто поспать. Когда меня проводили в комнату и оставили одну, я решила, что пришло время написать своим родным, Кому: Натали Ривера От: Валери Ревени Тема: Запахи Ирландии Дорогая тетя я нашла место, где человек обретает гармонию и души, и тела. Эта страна, по крайней мере, тот кусочек, который я видела, заворожила меня и не хочет отпускать. Здесь все дышит свежестью и жаром работы. Людям в этом месте свойственно трудиться с весёлой улыбкой на лице. Я хотела бы, что бы духи этого места имели свежий запах простора, но с какой-то ноткой, утяжеляющей впоследствии аромат. Так кажется, будто люди здесь просты и свободны, на деле же оказывается, что их жизнь это все тот же общечеловеческий неразрешимый ребус. Просто здесь они умеют улыбаться. Даже если очень больно. Даже если, кажется, что улыбка будет неуместна. Я чувствую, что это умение не приобрести за столько короткое время, поэтому я решила покинуть их владения. Их знание о жизни пригодятся мне в самую сложную минуту конца, я в этом уверенна. Но у меня еще есть время, чтобы открыть секреты, спрятанные в других уголках земли. Целую, ваша племянница, которая становится все мудрее. Наступил вечер, у меня возникла острая необходимость вдохнуть свежего воздуха. Я на цыпочках вышла из комнаты, дверь в комнату была неплотно закрыта, из щели лился смех и негромкие голоса. Я пробралась к выходу и выскользнула в приятную темноту сумерек. Я обошла дом вокруг, пока не наткнулась на Фергаса: он сидел, прислонившись к поленнице, и был погружен в созерцание неба. Заметив мою фигуру, он рукой сделал пригласительный жест. Я решила не отказываться от компании и присела рядом, на прохладную землю. – Я все знаю, Валери. Я догадался. Да, ты оказалась сложной загадкой, но все же не неразрешимой. Я вопросительно посмотрела на него, недоумевая, о каких загадках он говорит. – Ты чем-то болеешь… Я вздрогнула, спина напряглась, и я отвернула голову в сторону, делая вид, что рассматриваю ночную темноту. – Твой первый припадок навел меня на подозрения, я вспомнил, что ты часто пьешь таблетки и говорила про смерть, паззл начал складываться. Твой друг выглядел твоим опекуном, а сегодняшний случай потвердел мою теорию. Ты чем-то больна, и я уверен, что это не пустячковая болезнь. Твое путешествие – это тур смерти? Я резко повернулась к нему: «Какое поэтичное название ты дал банальному путешествию умирающей девушки. Допустим это так, но не это не было какой-то тайной, просто я не видела смысла с порога заявлять о своем недуге» – Валери, ты должна уехать. Его теплая рука накрыла мою ледяную ладонь. – Дэрин не выдержит еще одной потери. Она очень привязалась к тебе, и лучше, чтобы ты исчезла сейчас, и она думала, что у тебя все хорошо в жизни, чем ты останешься и зачахнешь на ее глазах. Я оберегаю ее. И я оберегаю себя. Нам здесь больше не нужна смерть, мы больше не сможем выдержать» Я зашептала: «Я знаю, я сама уже приняла это решение. Я бы не стала причинять эту боль ей… и тебе» Горячая слезинка пролилась из моего глаза, но прохладный ветер тут же ее осушил. Я откинулась и подняла голову к небу: там сверкали жемчужины звезд, они чертили мне новый путь. Я решила не тянуть, и после вечернего чая, коснулась локтя Марселя и прошептала: «Мы уезжаем, завтра, я уже выбрала место» Его лицо выражало удивление, смешанное с глубоким огорчением: то ли он надеялся, что я одумаюсь и вернусь домой, то ли он прикипел всей душой к этому уголку спокойствия и не хотел его покидать. Дэрин восприняла новость стойко, будто знала об этом еще до того, как я произнесла все вслух. Она лишь сетовала на поспешность отъезда, но отговаривать нас не пыталась. Женщина будто сразу к нам охладела, немного отстранилась, за несколько минут мы стали снова незнакомцами. Наш рейс был ранним утром, я почти не спала, и как только забрезжил свет в окне, вскочила и начала собираться. Меня настигло нетерпение покинуть это место, которое переполнено болью и выталкивает меня из себя. Мы как тени собирались в молчании, пили кофе, не сказав друг другу и слова. Фергас не приехал попрощаться. Я с мурашками на коже вспоминала его теплую ладонь и острый подбородок рядом с моим лицом. Когда мы загрузились в пикап пошел снег. Снежинки опускались с неба и, касаясь земли, тут же таяли. Какая короткая у них была жизнь, но даже за эти мгновения они успевали исполнить причудливый танец, который знаменовал торжество рождения и умирания. По дороге в аэропорт мы снова неслись по зеленым простором, но теперь зелень как будто оцепенела и побледнела, как невинная девушка, встречающая своего жениха. Дэрин снова включила Элвиса, но мы уже не подпевали. В салоне не было ни звука, кроме этого звенящего веселого голоса мертвеца. Аэропорт. Дэрин проводила нас до кассы, где мы приобрели билеты. Мы приехали впритык ко времени посадки, поэтому нам с Марселем не нужно было ждать. Дэрин пожала руку Марселю и вручила ему пакет, подмигнув. На меня она смотрела с лёгким недоверием. Будто я предала ее, сделала, то чего она не ожидала от меня. Закрадывались подозрения, что Фергас что-то ей рассказал. Я тоже хотела пожать ей руку, но она, заметив это, вдруг раскрылась вся для объятий и с лица ее стерлись все упреки. Дэрин крепко обнимала меня, и ее рыжие волосы сполохами огня мелькали у меня перед глазами. Я почувствовала, как дрожат мои губы и знала, что готова расплакаться как ребенок, покидающий бабушку до следующего лета. Только вот следующего лета уже не будет. И я не ребенок. Я собралась с силами и мягко отстранилась от сильного тела этой титанической женщины. Кто-то должен был уйти первым, поэтому я без слов развернулась и зашагала прочь. Тихие голоса раздались за моей спиной: Марсель прощался с Дэрин. А я спешила сесть в самолет. В салоне Марсель раскрыла пакет: там, в фольге, было несколько кусочков пирога. Я уставилась в иллюминатор, и горькие слезы покатились по щекам. Хорошо, что мы летели в Норвегию. Я стремилась туда, где мою душу скует толстая корка льда.