Танец журавля

      — Угадай, что у меня в штанах.       — Очень тонко, — Цукуё вздохнула и, не отрывая взгляда от убранной мелким шрифтом стопки бумаг, перевернула страницу отчёта. — Я уже говорила, что занята, поэтому давай как-нибудь сам. Да, кстати, твои журналы, о которых я ничего не знаю, перекочевали вон туда. — Она махнула рукой в сторону тайника, немало не сомневаясь, что Гинтоки проследил ревностным взглядом в указанном направлении. — Раньше их прямо с порога даже слепой находил, а у Сэйты такой возраст, лучше лишний раз не провоцировать…       — Что?! И после этого я сексуально озабоченный?! Да я о карманах, извращенка, о кар-ма-нах!       — Что же ты сразу не сказал? — Цукуё с укором покосилась на Гина, покачав головой. — Это в корне меняет дело. Мне нужно время, чтобы всё взвесить и обдумать, поэтому не жди ответа раньше вторника.       — Ха-ха-ха, мисс остроумие снова единственная, кто находит свои шутки смешными.       — Учусь у профессионала.       — Смирись, юмор не твоё. Унылую женщину вроде тебя не спасёт даже волшебная формула цуккоми*, а беспроигрышный клич «дондаке» утратит воинственную силу.       — Мы можем обсудить это в следующий раз? У меня действительно много работы.       — Ах, значит, я во всём виноват, да? Ты бы давным-давно вернулась к своей горячо любимой работе, если бы ответила сразу.       Цукуё устало потёрла виски. Интересно, если просидеть за бумагами всю ночь, к утру их число иссякнет?       — Шоколад, — наугад предположила она.       — Где? — оживился Гинтоки.       — В твоём кармане, где же ещё.       — Ты в своём уме? Что шоколаду делать в моём кармане, когда есть мой желудок? Ты совсем меня не знаешь!       И правда, чего это она. Сказывается переутомление, не иначе.       — Фантик от шоколада. — Вот теперь Цукки не сомневалась в собственной правоте.       — А вот и нет, а вот и нет! Последняя попытка! Но лучше сразу признай поражение, эта загадка не для сломанного бабьей логикой ума.       Цукуё наконец-то оторвалась от важных документов, оторопело уставившись на Гинтоки. Дежавю нахлынуло с неотвратимой силой, заставив засомневаться: а были ли вообще эти два года, которые они провели в не столь официальном, но вполне ощутимом статусе пары?       К слову, два года на редкость спокойные и безмятежные. Стоило разобраться в отношениях, как выяснилось, что соревноваться им совершенно не за что. Случались, конечно, ссоры и недопонимания, но их масштаб и близко не дотягивал до конфликтов дорам по Эдо-TV, больше походя на короткую рекламную паузу.       Кто бы мог подумать, что всё будет так просто.       Или же было просто. После событий минувшей недели сложно понять.       Удивительно, но спустя столько лет знакомства она продолжала открывать всё новые и новые стороны Гинтоки. К примеру, лишь недавно Цукуё узнала, что может свести доблестного мастера на все руки в могилу. Ни вооружённые до зубов армады аманто, ни сахарный диабет, ни тамагояки от Отаэ, о нет. Хватило одного единственного теста на беременность с ложноположительным результатом. За несколько недель, проведённых до повторной проверки, Цукки мысленно смирилась с судьбой матери-одиночки, которая поведёт будущее чадо знакомиться с отцом на кладбище.       Жаль только, что у ребёнка не будет его фамилии.       — Ну? — Гинтоки сложил руки на груди, с вызовом глядя ей в лицо. — Я всё ещё жду ответ.       С чего он вдруг так завёлся из-за какой-то загадки? Пытаясь дознаться до истины, Цукуё рассеянно скользнула взглядом по бумагам, что так и не выпустила из рук. Рядом с именной печатью, поставленной ею минутой ранее, стояла дата: «восьмое февраля».       И точно. Завтра ведь её день рождения. Пожалуй, руководствуясь логикой и подсказкой столь очевидного свойства, она сможет прийти к достойному выводу.       — Лотерейный билет.       Ну или ставка на скачки.       Вообще в выборе подарков Гинтоки отличался большим постоянством. Будь то Новый год, Хана Мацури* или Танабата*, схема всегда строилась следующим образом: сначала он в красках расписывал роскошества предстоящего торжества, источая особые дары слов по части богатого пиршества, каковое наконец-то удовлетворит его изысканные гастрономические предпочтения. Затем он кидал мимолётный взгляд на слушателя и, убедившись, что в том ещё теплится жизнь, досадливо хмурился, будто бы заслышав неугодный вопрос.       — Где я возьму на это деньги? — с усталой усмешкой переспрашивал Гинтоки, словно кто-то допытывался отчёта. — Это смешно. Но, так и быть, я покажу его тебе — мой билет до Лапуты, мою дорогу из жёлтого кирпича, мою девятую жемчужину, моего Чебурашку в коробке с апельсинами*!       Тут он выхватывал из-за спины очередное свидетельство участия в розыгрыше, на кону которого стояли баснословные богатства, не снившиеся всем пиратам Ван Парка вместе взятым.       — У судьбы передо мной должок, — подытоживал Гинтоки, довольно подтирая нос. — Не думает же она, что я забуду, сколько раз терпел неудачи и поражения. Но в этот раз она мне всё вернёт сторицей! — заканчивал он, потрясая кулаком с зажатой бумажкой перед физиономией воображаемого врага.       И судьба его замечала. Беда только в том, что, заметив, она не спешила возложить на его чело лавровый венок и облагодетельствовать ласками и почестями. Стоило Гинтоки сделать ставку, как билет в его руке превращался в красную тряпку, на какую судьба бросалась с яростью быка.       Итогом полёта на рогах, приключавшегося с Сакатой после очередного незадавшегося заигрывания с удачей, становился преподнесённый сертификат на бесплатное пользование его услугами в течение целых суток по большим праздникам и двух-трёх часов по торжествам меньшего калибра. О грандиозных планах, кои немилосердно переехало колесо фортуны, он более не упоминал.       По счастью, Цукуё никогда не придавала подаркам большого значения. Цветы, конфеты, драгоценности и прочие знаки внимания заботили её лишь в том случае, когда предстояло преподнести их кому-то другому. Что до неё, то она считала их лишними, особенно в праздник вроде дня рождения. Какая-то странная выходит ситуация: один раз в году человека чествуют, холят и лелеют, а остальные триста шестьдесят четыре хорошо, если вспомнят, как зовут.       Гинтоки всегда оставался самим собой, и даже на праздники не шёл в подарочной упаковке с пришпиленным сверху бантиком. Да и зачем, когда Цукуё и так всё устраивало? Просто ценить дорогого человека в один конкретно отведённый день, просто и чрезвычайно глупо, ведь когда показное внимание рассеется, за ним непременно обнаружится зияющая пустота безразличия.       — Ха! — неожиданно отозвался Гинтоки. — Как я и думал, эта загадка слишком сложна для кого-то вроде тебя.       Молча проглотив «кого-то вроде тебя», Цукуё ж однако испытала болезненный укол в сердце. А может, зря она его вечно оправдывает? Кунаи всегда под рукой, да и бросать их она не разучилась. Глядишь, и ей полегчает, и он резко сбавит спесь.       — И что там? — сухо спросила Цукки, хоть и плохо, но всё ещё владея собой.       — Ничего! Вакуум, Zero без стоящего впереди Fate, nihil для любителей латыни, Уэко Мундо* для фанатов «Bleach». Хотэя* спрашивали, что он несёт в своём мешке, и он отвечал, что целый мир. Я же несу в своём кармане Дао, суть которого заключена в абсолютной пустоте.       — Так ты разбираешься в философии? — Цукуё скептически выгнула бровь.       — Пришлось. — Отмахнулся Гинтоки. — Никогда не знаешь, когда Ёродзую пригласят помочь в дзэнский храм, а мелкая ято вырубит настоятеля. И вот ты уже стоишь в монашеской рясе, пытаясь вспомнить отсылки к буддизму из «Dragon Ball»… Но это не важно. Я хочу сказать только одно: не жди от меня подарка на день рождения, его не будет.       Цукуё едва подавила желание осмотреться кругом, дабы убедиться, что за последние два года её комната ничуть не изменилась и не утратила прежнего аскетизма. А если так, то с чего вдруг Гинтоки решил, будто она стала падкой на безделушки и ждёт от него ворох преподношений?       — Знаешь, ты и так проделала огромную дыру в моём бюджете, — меж тем продолжал Гинтоки, откинувшись на спину и лениво покачивая ступнёй, величественно возвышающейся над согнутым коленом. — Поездки до Ёшивары на мопеде обходятся неоправданно дорого. Думаю, будет честно, если мы разделим расходы на бензин пополам. И раз уж ты так часто ночуешь в Ёродзуе, то почему не возьмёшь часть аренды на себя? Я уж молчу о том бесценном времени, которое вынужден проводить с тобой в ущерб работе. Может, установим почасовую оплату?       Цукуё ждала, что он вот-вот вставит какую-нибудь глупость, фразу, обернувшую сказанное в дурацкую шутку. Но Гинтоки молчал и даже головы в её сторону не воротил.       — Ты… серьёзно? — выдавила она.       В длительных отношениях быстро учишься определять, когда за словами другого человека кроется сущий вздор и пустяк, а когда — непроницаемая глубина, пугающая неизвестностью. И Цукуё не требовалось дополнительных намёков, кроме тех, что таились в нарочито безразличной интонации, чтобы понять, к чему он клонит.       — Я упрощу тебе жизнь, — Цукуё поднялась с циновки, подхватив стопку бумаг. — Больше не буду отнимать время и выкачивать деньги. А если хочешь сделать подарок на день рождения, то исчезни из комнаты к тому времени, когда я вернусь. Не смею дольше задерживать, да и мне давно пора заняться делом.       Сёдзи с грохотом врезались в стенной косяк, и Цукуё не удивилась, если бы узнала, что один, а то и оба деревянных каркаса разом покосились от неласкового обращения.       Как же до этого дошло? Что же она, совсем слепая, раз не заметила на горизонте ни облачка, возвещавшего о надвигающейся буре? И…       Цукуё глубоко вдохнула, поспешно смаргивая собравшиеся в уголках глаз слёзы.       …почему он её не остановил? В какой момент их отношения превратились вот в это?

*******************

      Обязанность защищать Ёшивару — это не только скакать по крышам и выслеживать преступников, тревожащих весёлый квартал страстями отнюдь не любовного толка, но и проверка противопожарного оборудования в чайных домиках.       — Здесь у нас огнетушитель. А это — новейшие датчики дыма, — с гордостью поведала хозяйка, почувствовав себя экскурсоводом по богатой коллекции музея изящных искусств. — После того несчастья, какое приключилось у Судзуки-сан, мы решили поменять оборудование. По слухам, пожар не успели предотвратить только потому, что устройство не сработало, подвергнув опасности жизни стольких людей. — Женщина заохала, скорбно покачав головой.       В любое другое время Цукуё бы проявила сочувствие к печальной судьбе горевшего заведения, однако после бессонной ночи она чувствовала себя не лучше обуглившейся головёшки на пепелище упомянутой чайной.       — Цукуё-сан? — осторожно позвала хозяйка. — Вам нездоровится? Присядьте пока, а я принесу воды.       — Нет, всё в порядке, просто слегка кружится голова.       — Что не удивительно в присутствии такого сногсшибательного мужчины, — вмешался посторонний голос.       Цукки обернулась, и хотя побледнеть ещё сильнее казалось уже невозможно, а всё-таки её лицо попробовало посоперничать с белилами, кои составляли основу грима гейш и куртизанок, неожиданно преуспев в своём начинании.       — Приятно, что после стольких лет моё появление по-прежнему заставляет твои коленки подгибаться, — довольно заключил Гинтоки, как бы между делом подхватывая её на руки. — Бабуля, не взыщите, но сегодня она к вам не вернётся. День рождения, как-никак.       — Чт… Что ты творишь?! — Цукуё попыталась вырваться, но при ожидаемо неравном распределении сил попытка заведомо провалилась. — Гинтоки, отпусти! На нас все смотрят!       — И пусть смотрят. — Флегматично отметил он. — Где им ещё увидеть, как знаменитый спаситель Ёшивары борется с самым страшным противником, выросшем на его пути, — с трудоголизмом?       — Да какой он тебе противник? Ты его уже лет тридцать одолеваешь, не вставая с дивана.       — Кстати, действенный способ. Хочешь, я положу тебя рядом и покажу, как это делается? — ухмыльнулся Гинтоки.       — Я хочу, чтобы ты меня отпустил. Сейчас же!       Удивительное дело, но так оно и вышло. Твёрдо встав на ноги, Цукуё отметила, что Гинтоки приволок её в какой-то тесный и мрачный проулок, оканчивавшийся тупиком. Стены домов напирали друг на друга, из-за чего Цукки не могла протиснуться к дневному свету даже бочком, не потеснив при этом загородившего проход Сакату.       Отлично. Сначала решил порвать отношения, теперь грозит изнасиловать. Какие ещё сюрпризы он припас на её день рождения?       — Ты мешаешь мне работать, — сердито объявила Цукуё, сложив руки на груди.       — Работа, работа… Я знаю, как ты любишь работать, а ещё знаю, что меня ты любишь сильнее, так что умолкни и послушай спокойно.       От такого заявления гневные слова, уж было сорвавшиеся с языка, как-то разом позабылись, освободив место потрясённой тишине.       — Если подумать, я задолжал тебе не один, а целых три подарка. Так что вот, держи. — Тут он не глядя протянул ей небольшой блестящий пакет.       Открыв его, Цукки едва удержалась от того, чтобы не вскрикнуть.       — Береги её, она самое дорогое, что есть у меня в жизни, — со слезами в голосе попросил Гинтоки, полным муки взглядом следя за пластиковой фигуркой Кецуно Аны, которую Цукуё вертела в руке.       — Спасибо, конечно, но не стоило идти на такие жертвы, — оторопело заключила она, толком не представляя, как реагировать на подобный широкий жест души. Ей-то фигурка и даром не сдалась, однако зная, как дорожил ею Гинтоки… Вот и что он хочет этим сказать?       — Рано благодаришь. — Собрав волю в кулак, он отвернулся от миниатюрной копии обожаемой телеведущей и протянул другой свёрток.       Его содержимое повергло Цукуё в ещё больший ступор.       — Тест на беременность?       — Самый лучший, какой был в аптеке, — авторитетно заметил Гинтоки. — Я несколько дней помогал её владельцу, прежде чем получил его задаром. В любом случае, он нам скоро пригодится.       Тут мозг окончательно сломался, напрочь отказавшись понимать происходящее.       — И наконец… — он откашлялся, завёл руку за голову, ероша волосы и упорно не желая смотреть ей в глаза. — У меня по-прежнему пусто в карманах. И всё же есть то, что я могу тебе отдать. — Пауза длилась не дольше секунды, но казалась поистине вечной. — Хочешь взять мою фамилию?       БАЦ!       Фигурка Кецуно Аны не оценила прелестей свободного полёта до земли, посему крохотная ручка с зажатой в ней указкой отделилась от туловища, с неожиданным проворством укатившись к решётке водостока.       Цукуё в полнейшем ужасе проследила за её зыбкими качаниями на краю пропасти.       Ками-сама! Сейчас Гинтоки бросится спасать утерянную конечность, а потом, голося и рыдая над останками покалеченной жестокой судьбой скульптурки, объявит, что Цукки навсегда разбила ему сердце и он никогда больше не захочет её видеть!       — П-прости, я… — Она упала на колени, трясущейся рукой потянувшись за кусочком пластика, повисшем на волоске от гибели. Но прежде, чем заветная деталь оказалась вне опасности, её кисть перехватила широкая мужская ладонь, потянув на себя. — Г-гинтоки, но фигурка… — начала было она.       — И чёрт с ней, — хрипло оборвал Саката, и Цукуё наконец-то подняла голову, заглядывая ему в глаза.       Она видела его разным. Сонным, раздражённым, ленивым, весёлым, пьяным, злым, возбуждённым, расхлябанным, скучающим, собранным, отрешённым…       Но таким напряжённым и зависимым от её ответа — ни разу.       — Да. Да, конечно, да, — растерянно пробормотала Цукки, не зная, куда деваться от охватившего смущения.       Впрочем, гадать долго и не пришлось. Сцапав её в охапку, Гинтоки использовал все богатые возможности языка, чтобы выразить своё отношение к её согласию, не произнеся при этом ни слова.       Когда же долгая и нежная ласка стала угрожать кислородным голоданием, Цукуё чуть отстранилась, с лёгкой улыбкой спросив:       — Ты уверен, что это нормально? Я про то, что случилось с фигуркой.       — Абсолютно, — фыркнул Гинтоки. — Я же не дурак какой, чтобы заключать свою душу в один единственный крестраж. Пока в ящике стола лежат две точно таких же Кецуно Аны, ничего со мной не случится.       Цукки рассмеялась, мысленно делая заметку прикупить пару новых сборных моделей ведущей прогноза погоды. Его душе двух крестражей явно маловато.       Цуккоми — один из участников традиционного для Японии комедийного дуэта, выступающего в жанре мандзай. Чтобы не ходить далеко за примерами, достаточно вспомнить Шинпачи и его реакции на шутки Гинтоки, и всё сразу встанет на свои места.       Хана Мацури — японский праздник, посвящённый дню рождения Будды, который отмечается 8 апреля.       Танабата — традиционный японский праздник, проходящий 7 июля, что-то вроде дня всех влюблённых, но в восточной культуре.       ...Чебурашку в коробке с апельсинами — Чебурашка и Гена в Японии до того популярны, что одно время служили героями расклеенных в метрополитене плакатов, на которых они объясняли правила безопасного пользования транспортом.       Уэко Мундо («пустой мир») — измерение, в котором живут пустые и арранкары.       Хотэй — один из семи богов счастья, ответственный за веселье и благополучие.