Erchomai

«У тебя темное сердце, дочь Валентина,» — когда-то сказал Себастьян Моргенштерн своей сестре. «Прямо под стать моему,» — подумал он тогда. Он все еще помнит вкус ее губ, сжатых в тонкую полоску в нежелании впустить его язык в рот. Он помнит как ощущались под его ладонями её бедра в узких джинсах, что он чуть не разорвал в клочья. Он помнит отвращение в её глазах, когда он сказал, что она будет принадлежать ему. Он помнит как хотел её, сгорая от невозможности утолить желание. Невозможности касаться её губ, её тела. Чувствовать под огрубевшими от оружия пальцами её кожу, вдыхать её запах вместо воздуха. Она его сестра. Его кровь. Они так похожи и, в то же время, такие разные. Его растил отец, её — мать. Он — демон. Она — ангел. Такая же прекрасная. Он мог бы подчинить её. Заставить её быть с ним, как он сделал это с Джейсом. Чтобы она любила его. Он однажды спросил её: «Ты смогла бы простить меня?» Она не ответила, но ему и не нужно было это слышать. Он увидел все в глубине её глаз цвета свежей травы. Потому что, несмотря на все их различия, они похожи. Она не смогла бы простить его. Он бы и сам не смог. Не смог бы простить себя. Но ему и не нужно. Ему нужно, чтобы она простила. Чтобы она была с ним. Только поэтому он оставляет послание. Идиоты из Конклава посчитали записку, оставленную в Нью-Йоркском институте вместе с вырванными крыльями ангела, объявлением войны. Сумеречные идиоты с ангельской способностью не понимать очевидного. Эта записка — обещание. Не прийти и захватить Аликанте, как пытался отец. Не поставить на колени всех тех, кто не примет его сторону. Не убить всех, кто попытается его остановить. Нет. Это он обещал сделать уже давно. Эта записка — обещание прийти за ней. Потому что она нужна ему. Потому что без нее ему не нужен мир. Потому что в Эдоме два трона, один — для него, а второй — для его сестры. Для его Клариссы. Она — его сестра. Его кровь. Кровь Моргенштернов. Она будет на его стороне. Будет с ним. Да, сейчас она в Аликанте. Но он придет за ней. Он обещал. Потому что на клочке бумаги, края которого испачканы кровью ангела, когда-то такого же чистого и невинного, как его сестра, — всего четыре слова, написанные почерком, так похожим на почерк его отца. Первые три слова — его имя. Имя, данное ему матерью. Их матерью. Джонатан Кристофер Моргенштерн. А последнее слово, повергшее всех в ужас, — слово на древнегреческом. Слово — обещание для его сестры. Erchomai. «Я иду, сестренка. Иду за тобой.»