Разговор на крыше

В один прекрасный день я понял, что влюбился в парня. Причем, с какой-то радости выбрал худший вариант из возможных. Я влюбился в своего лучшего врага, Учиху Саске. С того момента, как я это осознал, находиться рядом с ним стало невозможно. Я принялся всячески его избегать. К несчастью, и это не помогало – как лучшие враги, мы посещали одну и ту же школу. И даже ходили в один и тот же класс. Прогуливать школу из-за собственной глупой, совершенно нелогичной влюбленности, я не собирался. Я и так причину для прогула могу найти. Поубедительнее. Сидя за последней партой, я пытался спать и не смотреть на Саске одновременно; получалось плохо, все же Юлием Цезарем я не был. К слову, кто такой этот Цезарь? Впрочем, неважно. За партой по соседству спал Шикамару, парень, которого я искренне уважал за способность мыслить здраво. Впрочем, тот мыслил, только когда просыпался или выходил из своего обычно-ленивого состояния. Его ничуть не интересовало происходящее вокруг. Что там учителя говорят, он, по-моему, вообще никогда не слушал; удивительно, почему он так много понимал в предметах, на которых отродясь не просыпался. Вот я, когда появлялся на занятиях, честно старался слушать. Первые три минуты. В последнее время я улавливал на уроках еще меньше, чем обычно, поскольку к обычным отвлекающим факторам, вроде сонливости, добавился новый. “Фактор” восседал за первой партой, неизменно идеально выполнял любое задание учителей и подчеркнуто не смотрел на меня. Обиделся, наверное. А вы как бы себя чувствовали, начни лучший враг вас игнорировать? Думаю, не обрадовались бы. Я знал, что это такое – когда тебя игнорируют; обычно это делал Саске. То есть игнорировал. Меня. Но, как бы сказать... Меня он игнорировал немножко меньше, чем все остальное. Конечно, этот старший брат, о котором Саске как-то обмолвился, значил для него гораздо больше. Порой мне казалось, что даже слишком. Проще говоря, Саске на своем брате был помешан. Такая легкая форма сумасшествия. Бывает. Насколько я понял за время нашей вражды, Саске вообще все свои эмоции направлял на брата. Этакий замкнутый круг. Ну, может, мне показалось. Я Саске никогда не понимал, да и не пытался. Вот еще, в его прошлом копаться. Можно подумать, от этого кому-то легче станет. От того, что я сейчас делал, тоже никому легче не становилось. В смысле, мне. Саске-то что. Ну, притворяюсь я, будто его не знаю, разве его такая мелочь заденет? А то, что он сейчас надутый даже сильнее, чем обычно... перебесится. Это ж Учиха. Долго на чем-то циклиться – не в его характере. Если это не нежно ненавидимый им старший брат, конечно. Ё-мое, я, кажется, его ревную. Не брата, Саске. Дожили, называется. Ну, правильно. Сакура-тян меня только по башке букетами лупит, а гормонам выход нужен... Вот Саске и попал под раздачу. Это не он попал, это я попал! Почему в кого-то другого не влюбиться, спрашивается? Кто угодно подошел бы! Пусть будет парень, ладно, я в этом плане без комплексов, а комплексы с его стороны, скорее всего, преодолеть можно... Но Саске! Дохлый номер! Когда человеку на все плевать – это клиника. Вмешивайся, не вмешивайся – все равно ничего хорошего не выйдет. Стоп, а какого дьявола я с ним вообще общаться начал? И какого он не пресек это общение на корню, а пошел на контакт? Ему некого было «болваном» величать? М-да. Признаюсь честно, меня с самого начала к этому Учихе тянуло. Не так, как сейчас. Я хотел быть таким, как он. Полнейшая безнадега, да? Я – это я. Таким родился, вот. Странно, что, когда я в него влюбился, до меня это дошло. И лучше бы не доходило. Или нет – лучше бы он исчез куда-нибудь. Ну, в другую школу перевелся. Может, меня бы это остудило. Не стал бы я за ним гнаться, в самом-то деле? Чай, не девчонка, не в обиду Сакуре-тян сказано. — Наруто? — Что? А? – с трудом, но я все же оторвался от своих тяжких мыслей. Это ж надо, урок закончился. А я и не заметил. Кстати, кто ко мне обратился, если уж на то пошло? Установив личность обратившегося, я скрипнул зубами. Саске. Вот невезуха-то. Заметь я его раньше – ни за что не отозвался бы. И смыться б успел. А сейчас поздновато как-то, да и все пути к отступлению он перекрыл. Собой, чтоб его, то есть своим телом. Красивое у него тело. Да… — Есть разговор. Какая напыщенная фраза. Говорить по-нормальному он не умеет. Это я давно заметил. Либо хмыкает презрительно и оскорбительные фразочки выдает, либо срывается на сплошной пафос. В общем, крутой парень – яйца всмятку отдыхают. Где были мои мозги, когда я в него влюблялся? Не иначе как в нижней части тела. Если они у меня вообще есть, конечно. Чем дальше, тем сильнее я в этом сомневаюсь. Не зря Сакура-тян мне про безмозглость талдычит, скоро плешь проест. Правда, чью безмозглость она имеет в виду, я так до конца и не понял. Я взял свою сумку. Попытался подвинуть Саске. Он сделал вид, что вляпался в жвачку и прилип намертво – без подъемного крана не сдвинуть. Я только головой покачал. Как лучше хотел ведь. За каким фигом Саске знать, что он представителей собственного пола привлекает? Я-то давно заметил, еще когда он с этим выродком Ор-что-то-там связался. У выродка было нечто, представляющее для Саске интерес. Понятия не имею, что это могло быть, но, судя по всему, Учиха заполучил желаемое. А «Ор» остался с носом. Переломанным – я лично постарался. Выродок он и есть выродок; еще потребовал бы от Саске платы за загадочное нечто. Да что там, потребовал бы наверняка; Саске и согласился бы. Он ведь гордый до невозможности, а платить по счетам – дело чести. И еще, Саске почти ко всему равнодушен. К себе в том числе. Ладно. Не хочет он мирно расходиться – пусть так и будет. Все равно от себя не убежишь; нам и впрямь следует поговорить начистоту. Если бы не моя трусость... А, пофиг. Ну, пошлет он меня. Скажет пару ласковых. Может, врежет. Я сопротивляться не стану – сам идиот. За глупость всегда расплачиваться приходится. Зато мы точно прекратим общаться. И будет мне счастье. Без надежды на возобновление отношений я подепрессую, порежусь осколками собираемого сердца, брошу эту бесполезную затею ака собирание, в очередной раз схлопочу веником от милой Сакуры-тян и, наконец, утихомирюсь. На время. — Пошли на крышу, — предложил я. Саске следил за мной нарочито безразличным взглядом. Он так обычно смотрит, когда противника оценивает. Только я ему в противники уже не гожусь, вот. *** На крышу Саске поднимался, всем своим видом олицетворяя немое торжество. Или прущие наружу комплексы… Трудно сказать. Сколько я его помню, Саске всегда был серьезен до умопомрачения. Так и напрашивался, чтобы его обстебали. Хотя безнаказанно это можно было сделать разве что в мыслях. Я медленно плелся за ним следом, не желая приближать миг своего позора. Почему-то мне упорно казалось, что Саске в ответ на признание ничего не скажет. И бить меня не станет. Просто посмотрит, как на балбеса, коим я и являюсь. А потом уйдет – с гордо задранным хвостом... то бишь поднятой головой. Шутки шутками, но думать об этом было не сильно приятно. Так, все. Это надо просто пережить. И забыть. Время лечит. Даже Сакура-тян за Саске, в конце концов, перестала бегать, а букеты, подпорченные битьем о мою голову, начала ставить в воду. Есть у нее такая ваза, больше на ступу похожая... Когда мы вышли на крышу, я набрал побольше воздуха в легкие и приготовился со всем этим покончить. Но сказать я ничего не успел – Саске меня опередил. От его удара я отлетел к металлической сетке-ограждению и, поднявшись, на полном автомате атаковал в ответ. Не привык я как-то терпеть, когда бьют. И потом, с чего бы это такая реакция? Я даже сказать ничего не успел. Предположение о том, что Саске обо всем догадался, отпадало с лету. Таких извращенных мыслей за ним не наблюдалось. Впрочем, кто ж его, Учиху, знает. — Придурок, — выдал Саске, во второй раз отбрасывая меня к сетке. Навис надо мной, опершись на эту самую сетку руками. Пнуть бы его хорошенько, да я постеснялся. И потом, мы вроде поговорить хотели. – Не знаю, что тебе наплел Какаши-сенсэй, но его слова – не более чем домыслы. Поверить ему мог только полный кретин. Так, что-то я не въехал. При чем тут Какаши-сенсэй, преподаватель загадочных боевых искусств, коим обучался Саске? Он неплохой мужик, Какаши этот, только вреднющий. Сколько я ни спрашивал, он так и не признался, чему именно моего лучшего врага учит. Зато вечно болтал какую-то чушь и не отрывался от неизменной книжки с подозрительным названием. С Какаши я познакомился случайно, через Ируку-сенсэя, единственного преподавателя, чьи занятия честно старался не пасовать. Можно сказать, Ирука-сенсэй был моим любимым учителем. А я – его любимым учеником. Хоть и самым бестолковым. Ну не давалась мне эта биология, и все тут! Хотя теоретическая возможность собственного клонирования увлекала не на шутку. Я даже кое-что читал на эту тему. Толком так ничего и не понял, зато захотел стать великим ученым. И совершить какое-нибудь потрясающее открытие. Это и сейчас моя мечта, если честно. Так вот, однажды, когда я после уроков зашел что-то спросить у Ируки-сенсэя, он был не один. Рядом с ним стоял какой-то мужик, укутанный шарфом чуть ли не по уши. Холодно ему было, что ли? Пока я гадал об этом, Ирука-сенсэй, почему-то дико покрасневший, представил мужика как «Какаши-сенсэя, преподавателя боевых искусств, который обучает твоего друга». Я попытался понять, о каком друге идет речь, вспомнил, что на всех уроках Ируки сидел рядом с Саске и всячески того доставал, сделал логический вывод – и тоже покраснел почему-то. Теперь я знаю, почему. Мне было приятно, что Ирука-сенсэй назвал Саске моим другом. С Какаши этим мы с тех пор виделись регулярно. Обычно я зачем-то приходил к Ируке-сенсэю, заставал у того Какаши, безуспешно пытался выведать, чему он учит Саске, и уходил несолоно хлебавши, начисто забыв о первоначальной цели визита. Что Какаши забыл у Ируки – пока оставалось неясным. Неделю назад Ирука-сенсэй слег с какой-то проходящей болячкой. Я решил его навестить. И опять наткнулся на Какаши. Мистика прямо. Выполнив свой ученический долг и оставив у Ируки-сенсэя принесенные апельсины, я увязался за Какаши. Любопытство не давало мне покоя, и я снова попытался вызнать, чему же учится Саске. — А с чего тебя так интересует Саске? – помнится, спросил Какаши. Видно, я его вконец допек. Подобный вопрос вызвал у меня мысленный ступор. Застыв посреди улицы, как болванчик, я пытался разобраться в своей мотивации. Пока я это делал, Какаши благополучно смылся. На его месте так поступил бы любой здравомыслящий человек. А вот у меня со здравым смыслом явно были проблемы… Потому что я влюбился в Саске. И понял это только после прямого вопроса Какаши-сенсэя. — Пусти, идиот, — дружески обратился я к Саске. – Ничего он мне не говорил, Какаши этот. С чего ты вообще взял, что мы общались? — Я вас видел. Случайно. – Саске сузил глаза и выглядел крайне недружелюбно. А, так он боялся, что Какаши разболтал, чему именно учит Его Учиховскую Светлость. Хорошо. Значит, Саске не слышал, о чем мы тогда говорили. И до сих пор о моих чувствах не догадывается. Хорошо?! Чего хорошего-то? Догадывается – не догадывается, все равно придется ему во всем признаться. Дальше так продолжаться не может. Только я открыл рот, чтобы выпалить заранее заготовленную фразу, как Саске во второй раз перехватил инициативу: — Ты что, поверил, будто можешь мне нравиться? Кажется, я рот разинул... — Я вообще не знаю, что такое любовь и прочие чувства. Меня только сила интересует, — сообщил Саске высокопарно. – Какаши-сенсэй тебя надурил. Я закрыл рот. Снова открыл. Понял, что лыбюсь как последний олух. Наконец нашел рту подходящее, то есть словесное, применение: — Знаешь, Саске... Я тоже без понятия, что она такое, любовь эта. Но мне кажется, знать это и не нужно. Достаточно чувствовать. И плевать, что я чертов дурак, который только о себе и думает, а ты – надутый высокомерный ублюдок. Любовь – штука нелогичная. Так? Глаза Саске потемнели еще больше. Если такое, конечно, вообще возможно. — За ублюдка получишь, — прошипел-пообещал он и впился в мои губы своими. Целоваться он вообще не умел. Правильно – на ком ему тренироваться? От девчонок он бегает, парни с ним связываться боятся. Пример того Ор-какого-то выродка не вдохновляет. Он, наверное, по сей день из больницы не вышел... Все эти мысли промелькнули где-то на периферии сознания и ушли несолоно хлебавши. У меня подгибались ноги – не поддерживай меня Саске за талию, точно бы упал. Было очень тепло. Нет. Жарко. И еще я понял, что сам тоже целоваться не умею, но это не страшно. Теперь у нас с Саске было достаточно времени, чтобы научить друг друга. А главное – у нас было желание практиковаться. — По-моему, перемена давно закончилась, — сообщил я, пытаясь отпихнуть от себя Саске. Получалось плохо, потому что мне самому этого не хотелось. — И черт с ней. — Саске тяжело дышал. Я тоже. Что? Наш примерный ученик собирается злонамеренно прогулять очередной урок? Я-то думал, прогулы – моя прерогатива. Несомненно, я на Саске плохо влияю. А он на меня – еще хуже. Вон как голова кружится. Интересно, у него тоже? Добрести бы до какого-нибудь пустующего класса... Подсобки, на худой конец... Ну не на крыше же нам продолжать! Я засмеялся. Саске покосился с сомнением. Кажется, он решил, что мне последние мозги отшибло. И не так уж неправ был, кстати. — Чего ржешь? – поинтересовался Саске, безуспешно пытаясь дышать нормально. Может, если бы он меня перестал лапать, то есть обнимать, дело пошло бы лучше. Хотя вряд ли. — Сакура-тян давно... говорила, что ты гей, — выдохнул я сквозь смех. Обнял Саске в ответ. – А я ей не верил... — Еще раз о ней заикнешься – неделю ходить не сможешь, — пообещал Саске, затыкая меня очередным поцелуем. Потом выдохнул мне в губы: – Пошли поищем пустой класс. Или подсобку. Что-то мне подсказывало: после дальнейшего времяпрепровождения с Саске я и так ходить не смогу. Или сидеть. В лучшем случае. Но знаете что? Мне на это было совершенно наплевать.