Le desir

Ты никогда не думал, что наши отношения напоминают танец, mon chéri? Безумный, обжигающий и дурманящий танец. Он ведёт начало с момента нашего первого знакомства. С того самого дня, когда я нашёл тебя, маленького неотёсанного дикаря, в лесах заброшенного холодного острова. С тех пор мы не прекращаем наш танец. Резкий поворот – и ты окатываешь меня полным ненависти и презрения взглядом. Выпад – и ты тянешься к моим губам, желая заполучить очередной долгий и сладкий поцелуй. Мы кружимся с тобой в этом танце. Танце любви, которую я так восхваляю и пытаюсь подарить тебе все эти годы, и ненависти, которую ты выливаешь на меня вёдрами. Но неужели ты думаешь, что я не вижу твоих истинных чувств, mon amour? Ох, Arthur, mon petit idiot britannique! Это же так заметно. Твоё тело, твоё сердце и душа уже давно принадлежат мне. Когда разум твой наконец поймёт, что эта война проиграна? Ведь в сфере любви я настоящий генерал, признай… Твои губы всегда горькие на вкус. Отчего, mon gentil? Снова выпивал свой поганый виски или проверял ингредиенты для зелья? А, может быть, у тебя они таковы от рождения, как бы отражают твой характер? Я не знаю почему твои губы горчат, но от этого наши поцелуи нравятся мне больше. Они наполнены страсти и борьбы. Каждый пытается подчинить другого в этом поцелуе, но в итоге и ты, и я выходим из игры побеждёнными, не победителями. Но разве не всё равно, кто выиграет эту сладкую баталию? Тебе не всё равно, когда я сминаю твои губы своими, когда провожу языком по зубам, словно спрашивая разрешения? Тебе не всё равно, когда мы продолжаем целоваться, несмотря на нехватку кислорода? Тебе не всё равно, когда сквозь поцелуй прорывается наружу слабый стон, а от этой малой близости кровь устремляется вниз? Одной рукой я продолжаю опираться на кровать, к которой сейчас прижимаю тебя, а второй завожу твои руки за голову. Ты недовольно кусаешь мой язык. Артур, ты до сих пор остался тем самым гордым, грубым мальчишкой. Думаешь, так обидишь меня? Думаешь, я отстранюсь с неудовольствием и ты сбежишь? Pas de tout! Это лишь больше возбуждает меня, дорогой, когда же наконец поймёшь это? Со всеми другими ты можешь олицетворять собой власть и силу, хотя они давно ускользнули из твоих рук. Англия нынче не в моде, да и Америка тоже сдаёт позиции. А вот Китай на подъёме. Но впервые мода не заботит меня. Мне не нужен ни Китай, ни Америка. Только ты, mon chéri. Я нехотя отрываюсь от твоих губ и покрываю лёгкими поцелуями шею. Точно знаю, что если укусить тебя за мочку и оставить ласковый поцелуй на ключицах, то ты начнёшь дрожать. Какое же удовольствие приносит мне повторять так раз за разом, возбуждая тебя ещё сильнее, слыша твои тихие полувздохи-полустоны. Но большее удовольствие приносит приходящая за этими ласками покорность. Что происходит с тобой в этот момент? До сих пор не могу понять. Ты просто окончательно опускаешься в бездну страсти и похоти. Ты отбрасываешь свою гордость и презрение ко всему и всем. Нетерпеливо двигаешь бёдрами, наверняка, раздражаясь из-за одежды, которая до сих пор не снята. Но тебе придётся подождать: ты просто не понимаешь, как мне нравится доводить тебя до точки безумия. – Франциск, – тихо выдыхаешь моё имя. Но в тишине комнаты этот звук кажется таким неприлично пошлым. Я неторопливо снимаю с нас одежду. Зачем спешить, mon amour? Дай мне насладиться этими редкими мгновениями твоей капитуляции. Дай мне насладиться твоим возбуждённым видом. Seigneur! Видел бы ты себя, Артур. Твоя причёска напоминает гнездо для птиц, зрачки полностью затопили радужку, словно ты под сильным наркотиком (хотя любовь, mon chéri, тот ещё наркотик), кожа покрылась красными пятнами, дыхание сбилось. Твои губы припухли от поцелуев и вечных попыток заглушить стоны. Зачем, Англия? Очередная попытка сдержать эмоции? Не сегодня, дорогой мой, не сегодня. – Quum vitiorum tempegtas Turbabat omnes semitas, Apparuisti, Deitas, Velut stella salutaris In naufragiis amaris..... Suspendam cor tuis aris! – Шепчу тебе на ухо, проникая рукой под боксеры и проводя по всей длине вставшего члена. С твоих губ срывается громкий стон. Первый и далеко не последний. Готовься, Arthur, сегодня ты будешь стонать и кричать подо мной, снова и снова вымаливая ускориться или прикоснуться к тебе. Господи, ты же сводишь меня с ума. Знаешь ли ты это? Конечно знаешь, бесстыдник. Ты так же развращён, как и я. Просто боишься принять эту часть собственной натуры. – Поцелуй меня, – шепчешь в полубезумии, вскидывая вверх бёдра, когда я провожу большим пальцем по головке, размазывая выделившуюся смазку, и намеренно замедляю темп. Ты прикусываешь губу и зажмуриваешься. Ещё один тихий стон срывается с твоих губ. Хочешь, чтобы я вошёл в тебя, mon ami? Хочешь, чтобы я прекратил эту сладкую пытку? Но ведь тебе и самому нравится. Я покорно целую твои губы, накрывая твоё тело своим и обхватывая оба члена рукой. Медленный, неторопливый темп сводит с ума. Мне уже хочется сорваться и быстрее ворваться в тебя, отпустить себя и впустить разрушительную страсть. Но так ведь будет неинтересно. Вместо этого я упиваюсь твоими стонами и мольбами. Вместо этого я заглатываю твой член полностью, смотря из-под полуопущенных ресниц. Тебя сводит с ума такая картинка, я уже выучил это, mon chéri. Стоит тебе лишь кинуть взгляд на меня, как ты откидываешь голову на подушки и в беспомощности сжимаешь в руках шёлковую простыню. Я тихо усмехаюсь и медленно веду языком от основания к головке, дразню уздечку, упиваясь твоими стонами и метаниями. Ты так близок, так близок. Совсем немного – и ты кончишь, Arthur. И с лёгкой улыбкой я отстраняюсь от твоего паха, с наслаждением слыша твой разочарованный стон. С удовлетворением смотрю на плод своих стараний: ты упал в бездну безумия, дорогой Angleterre. Ты так прекрасен сейчас, так восхитителен. Ты уже не понимаешь, что происходит вокруг. Для тебя, для меня не существует окружающего мира. Есть лишь желанный человек и страсть на двоих. – Фрааанциск, по…пожалу…пожалуйста, – задыхаясь, шепчешь ты. И я не сдерживаюсь. Невозможно. Больше невозможно держать зверя внутри и игнорировать собственное возбуждение. Ты уже растянут, возбуждён, а безумие давно бурлит в крови. А я больше не могу. Я резко вхожу в тебя и на пару секунд замираю. Знаешь, как тяжело мне это даётся? Но я готов на всё ради награды: твоего наслаждения. Пара секунд – и я начинаю двигаться в тебе, ища ту самую сладкую точку. – Jesus, yes! – вскрикиваешь ты, заставляя пошлой улыбке расцвести на моих губах. Всё-таки нашёл. Темп ускоряется, и наши стоны смешиваются. Мы словно дуэт, только поём мы о любви и сцена наша – эта кровать. Твоя теснота, твои вскрики, полные страсти поцелуи и сильные руки на моих плечах сводят с ума. Я желаю тебя так сильно. Полностью. Стань моим, mon amour. Отдай мне всего себя. Давай же. Посмотри в мои глаза. Что ты видишь там? Безумие, как и в твоих. Страсть и любовь. Возьми же их. – Артууур, – выдыхаю в твои губы, ощущая приближение долгожданной разрядки. Неужели сказанное мною имя подвело тебя к оргазму? Иначе как объяснить, что после моих слов ты мелко задрожал и спустя пару мгновений бурно кончил. С протяжным стоном, со сжатыми с неимоверной силой на моей заднице («синяки останутся, вообще-то!») пальцами, чуть прогнувшись назад и тяжело дыша. И это картины мне хватает, чтобы, совершив несколько толчков, излиться в тебе, простонав твоё имя и прикусив кожу на изгибе шеи. Кстати, она солёная. Как и море, которое тебе так нравится. – Je t’aime, – тихо шепчу, зная, что ты не услышишь этого, ведь сейчас пребываешь в прострации. А как бы хотелось, чтобы хоть раз ты услышал меня… Спустя некоторое время я засыпаю. Но, видно, мне так и не дано узнать, что потом ты прижимаешься ко мне со спины и тихо прошепчешь на ухо: «I love you too, Francisc». А наш танец продолжается. Ненависть, ссоры, подколы. И лишь в редкие дни мы смотрим фильмы, читаем книги, прогуливаемся по парку, готовим вместе. В редкие дни мы общаемся спокойно, отбрасывая прошлое, а под покровом ночи сливаемся в одно целое. Так и должно быть. Без этого мы не мы, Arthur…