Я не любил его...

Я люблю женщин. Люблю их запах, глаза, их тела и движения. Сколько себя помню, я всегда спал со многими, не было ни одной, кто когда-либо мне отказал. Я любил этот образ жизни. Но когда я был еще сопляком, помню, у меня был парень. На удивление редкий. Я хорошо его запомнил по нескольким причинам. Его глаза цвета грозового неба, а волосы полностью белые. На левой стороне лица красовался шрам, длинный, до самого подбородка. Он был моложе меня на семь лет, мне тогда было двадцать два, а ему пятнадцать. Он жил с опекуном — Марианом Кроссом — редким засранцем и пьяницей. Его родители погибли в автокатастрофе. Но не смотря на все это, он был тем, кто верил в мир во всем мире. Он был тем, кого могли использовать, в том числе и я. Конечно, я был его первым мужчиной. Он не был наивным молодым парнем, скромность, тоже не была его коньком. Он жил у меня, не рассказывая ничего Кроссу, изредка передавал ему деньги, чтобы хоть как-то закрыть долги. Я стал считать себя его отцом, как бы странно это не звучало. Я хотел отгородить его от всех невзгод и трудностей мира, но никогда не говорил ему об этом. А если и говорил, то он обижался, наивно предполагая, что все это — моя очередная шутка. А потом, где-то в семь часов вечера, извинялся. Я никогда не воспринимал его всерьез, он был мальцом для меня, но как не крути секс был. Его образ был так чист и непорочен, что я боялся целовать его, но стоило ему ухмыльнуться и произнести что-нибудь едкое, прижимаясь ко мне, как дикая страсть поглощала меня, заставляя брать его с новой силой. Он был хорош, но я никогда не давал себе слово быть однолюбом. Я спал со многими женщинами, а после, и парнями, даже когда меня ждал мой Мояши. Он знал об том, знал о каждой моей измени, но ничего не говорил, только боль в серых глазах выдавала его. У него была чистая любовь, а я использовал его, как тело, которому могу отдаться. Не сказать, что совесть мучила меня тогда, но что-то злилo. Как-то раз мы подрались. Я остановился только тогда, когда увидел его бессознательное лицо в крови. На протяжение двух месяцев я боялся подойти к нему. А вечером, где-то в четыре часа дня, он извинился. Я обнял его за плечи. Не знаю, почему я любил его плечи. Мы гуляли по парку, и он просил меня смотреть в глаза, просил не лгать, любить вечно, дарить тепло и быть любимым, но это было то, чего я не слышал. Я соглашался, кивал головой, изредка повторяя «Мояши, идиот!», обнимал его за плечи. По его щекам текли слезы. И у меня появлялось отвращение к самому себе, ненависть и непонимание, почему же я не могу быть его? Я считал себя жалким, а его идиотом. С тех пор я запомнил его плечи… Так прошло два года, он любил меня, а я никогда не говорил ему о чувствах, потому что их не было. Я не любил его, я любил его плечи, любил его физически в любых позах. Я спал со многими: молодым, зрелыми, старыми, богатыми, бедными, умными и глупыми, а он жил со мной. После этих двух лет я привязался к нему, как Тузик к Бобику, а он все видел, чувствовал, понимал. И почему-то я не был удивлен, когда это случилось. Я нашел его в ванной, в луже крови на кафельном полу, он лежал неподвижно, а на лице была блаженная улыбка. На его левой руке был порез, рядом лежала моя бритва. Я поднял его, прижал к себе, как ребенка, обнял и заревел. Первый раз в жизни я ревел навзрыд, из меня выходила вся дурь и дерьмо, которые накопились за эти годы. Мои слезы капали ему на плечи, а серые глаза теперь были под тяжелыми веками. Я ревел как мальчик, бился головой о стену, я рвал на себе волосы и кусал локти, а он лежал все так же, на кафельном полу, рядом со мной. Возможно теперь там, наверху, он будет счастлив. Я не любил его. Но если я его не любил, то почему ни один человек в мире не может заменить мне его?! Этих плеч, глаз цвета грозового неба, губ. Если я не любил его, то почему уже пятый год, как я храню его вещи, не могу переставить что-либо в нашей с ним квартире? Я не любил его, а он каждый день, каждый-ебаный-день, прощал меня. Я был уверен, что буду встречен улыбкой, улыбкой моего Мояши! Но теперь, ни один человек в мире не способен заменить мне его плеч. Я не любил его. Я так и не смог пойти на кладбище, попрощаться. Я не любил его... А завтра где-то в четыре часа дня, я просто сидел и заплакал.