Щит

      Они жили с Виктором вместе год — если официально, — а с учётом всех выездов, тренировок и путешествий из-за этапов соревнований в разных странах... они просто не расставались ни на миг. Это, в принципе, казалось очень правильным.       Пока Виктор внезапно не захотел узаконить их отношения.       И вот тогда Юри Кацуки оценил все прелести гражданского брака.       У них было разное гражданство, разная прописка (тем более), а получение второго гражданства не было возможным хотя бы из-за того, что они выступали за разные страны. О, ещё в России запрещены однополые браки. А в Японии можно было расписаться в Токио и ещё в некоторых районах. Виктор повторял, что это всё для защиты его драгоценного Юри, что Юри должен быть в безопасности, что Юри не должно было ничего угрожать.       Виктор всегда сам себе на уме, слишком хороший лжец, слишком приторная иногда маска на его лице, слишком приукрашен. Но ведь.       Кацуки, кстати, между прочим, далеко не дурак.       От чего вообще могла спасти свадьба? Особенно, когда о ней говорили с таким обеспокоенным, опечаленным лицом с глубинной грустью в голосе и с бездной в глазах.       Не то чтобы Юри считал подобный подход неправильным; с юридической точки зрения всё было как раз таки правильно. Просто неромантично.       Грустно.       И до судорогах в напряжённой спине и поломанных плечах одиноко.       Виктору — тридцать, это не возраст-то вовсе, но для фигуриста — время, когда ты должен сидеть на пенсии уже годика три. Виктор на льду по-прежнему прекрасен, особенно когда смотрит на Юри и ловит невидимый шлейф вдохновения, искрясь изнутри.       Виктор рассказывает, что у него рак третьей стадии и он не хочет травить себя лекарствами. Юри совершенно не удивляется.       Просто брак мог сработать в качестве щита только после смерти одного из супругов.       Виктор говорит, что завещание, на самом-то деле, совершенно ничего не значит, все его выигрыши могли отдать либо родителям, либо государство могло тоже что-то заявить. А вот если они мужья — другое дело, это сразу всё Юри отходит, это Юри до конца своих дней обеспечен. Которые, Витя надеется, будут очень-очень долгими.       Кацуки предлагает потравиться лекарствами, сделать химию ещё несколько раз хотя бы ради него. Виктор немного травится, на химию не идёт, да вообще, зачем деньги тратить, если за три операции лучше не стало.       Виктор до сих пор красивый на льду; Юри думает, что не смог бы найти такой баланс между морфием и реальностью, прямо как делать четверной с вывихом ноги. Для Юри практически нереально. А Виктор хвастался, что в молодости и не такое вытворял.       Кацуки считает, что у Виктора та-самая-лучшая пора жизни только настала. Только кто же его мнение спрашивать будет?       Могильная плита вообще молчит. Юри спрашивает у пустующего места за столом и золотого обода на левом безымянном пальце.       Почему они должны были жениться при таких обстоятельствах? Ответ никто не даёт.