Что в тебе такого, такого печального, Что не вмещается ни в слово, ни в линии, И разрывает мне сердце нечаянно, И приподнимает над бездною синею? Что в тебе такого, такого абсурдного, Что не позволяет смыслу здравому здравствовать? Что не позволяет верой общею веровать, И огнём сомнения сжигает всё начисто?
Ты — моя вода, Живая или мертвая, Прозрачная, холодная И горькая вода…
© Обе-рек, Ты
Что заставляет одного человека заботиться о другом? Какой такой критерий существует, чтобы подобное желание, при виде одних людей, отсутствовало напрочь, а, при виде других — чем-то особенных — возникало, да еще и не давало себя побороть? Чёрный не знал ответа на этот вопрос. Хотя уже очень долго над ним думал, ведь однажды ему самому, как и всем остальным мальчишкам в доме, не хватило чего-то такого, что Лось разглядел в Сфинксе. Даже будучи ребенком, он не полагал наивно, что дело может быть в жалости к его дефекту. Кузнечик сам по себе не вызывал в Спортсмене каких-то особенных чувств, и если бы не эта ревность к любимому всеми детьми воспитателю, кто знает, как сложились бы их отношения. Скорее всего, никак. Но сложилось, как сложилось, Лось, сам того не ведая, вынес приговор тому, кого хотел уберечь больше, чем следовало бы. А Спортсмен заработал себе врага на всю оставшуюся в Доме жизнь. Будучи самым нормальным во всех смыслах воспитанником, тогда, давно, Чёрный по праву считал себя главным среди младших детей. Да, сирота, но не калека и не глупый, к тому же. Все эти нынешние вожаки и хозяева положения когда-то вынуждены были ходить под его началом. Но все изменилось с приходом безрукого и после того, как он спелся со Слепым. Чёрный не мог назвать точных причин, дат или событий, после которых он так сильно скатился в общей иерархии, но, видимо, все ответы были тесно связаны и его пониманию до конца не доступны. Все ответы были в Сфинксе, и он не оставлял попыток найти их. Так вот, забота… Ему просто нужно было побыть одному. Потому что находиться в четвёртой, когда там одновременно Слепой и Сфинкс, тяжело. Возможно конечно, но чего ради терпеть? И вот Чёрный направился было в кофейник, чтобы там отвлечься на прихваченную с собой книгу, но теперь сидит за столиком в неожиданной компании Табаки, Лорда, а так же какого-то незнакомого паренька в коляске и думает. Между тем, Шакал утверждает, что перед ним сидит их будущий состайник. Чёрному, если честно, плевать, кого там ещё подселят к ним в комнату, но притихший и очень внимательно смотрящий на него переселенец не раздражает. Взгляд не лишен любопытства, но в нём есть так же и что-то очень приятное, некий призрачный намек на восхищение. Парнишка ведь не из старожилов, и вид совершенно здорового человека, да ещё и в неплохой форме, разумеется, его удивляет. Черный не может объяснить себе этого, но он, в свою очередь, тоже внимательно рассматривает потенциального новичка, даже испытывает подобие симпатии. Разумеется, никак это демонстрирует. Скорее даже наоборот, пресекает чувство жестко и непреклонно. Потому что вспоминает вытесненную куда-то на периферию информацию: Курильщик — крестник Сфинкса, а значит точно не пропадет. С этой мыслью Чёрный их и оставляет. Возможно, бывший фазан сочтет, что Чёрный повел себя грубо, но даже если бы он раскланялся перед ним с самым вежливым оскалом, Сфинкс всё равно потом настроит паренька по-своему, вот и получается, единственный способ удержать лицо перед новеньким — проявить гордость заранее. Чёрный не из тех, от кого стоит ждать тёплого отношения, но сейчас он особенно холоден, именно потому что Курильщик вызвал в нём некий интерес. И ничего подобного с Чёрным прежде не случалось. Книга перед носом не то чтобы совсем уж не читается, но разговор за оставленным столиком любопытен, пусть он и слышен урывками, что просачиваются сквозь редкие секунды затиший. Курильщик, оказывается, принимал его, Черного, за вожака и здоровяку это льстит, а так же лишний раз подпитывает собственные мысли о несправедливости сложившегося положения. Это главный позор и проблема всей его жизни тут. Но он уже довольно давно мастерски демонстрирует свое равнодушие к данному вопросу. Новенький вскоре покидает кофейник. И Черный в сторону выхода не смотрит.***
На следующий день в четвертой, как и ожидалось, произошло пополнение. Все восприняли Курильщика вполне нормально, все, за исключением Лэри. Тот не сумел вынести нанесенного ему присутствием фазана оскорбления и конечно же приступил к действию. В этой комнате в принципе не было схемы, по которой новенький становился или не становился своим. На каждого вновь прибывшего члена стаи обрушивались свои трудности. И в случае Курильщика это, видимо, был ошалевший от столь вопиюще недопустимого случая лог. Одно только «но», Курильщик решительно не понимал, как ему вести себя в подобной ситуации, заодно не понимал он и полное бездействие довольно тепло принявшей его стаи. Чёрный, как и все, просто наблюдал, не вмешиваясь. Ему не было так уж важно попытаться облегчить участь новенького. Да и что там кривить душой, ему было даже интересно, как тот проявит себя в стрессовой ситуации. И Лэри, в конце концов, далеко не самое страшное испытание, разбитый нос и рассеченная губа, подумаешь… Однако, ещё не отдавая себе в этом отчёта до конца, Чёрный уже счел новичка особенным, только не ясно было пока в каком смысле, в плохом или хорошем. Будет ли Сфинкс применять на нём особо извращенный метод воспитания или же станет нежно лелеять, как самое любимое, позднее «дитя». А может и вовсе упустит из виду, и тогда в этом стаде появится паршивая овца, ведь Сфинкс тоже не спешил что-либо предпринимать. Не трудно было заметить, новенький определенно не из тех, кому запросто можно внушить что угодно. Его ум — ум критика, и весь мир Курильщик познает только с его помощью. Черному это импонирует, он и сам из таких людей, всему ищет логическое объяснение, не полагаясь на веру, интуицию или, еще хуже, почти религиозный бред мистического толка. Отличие между ними в том, что Курильщик не может успокоиться, не разобравшись, и готов ради этого на все, даже обращаться за помощью к остальным. Бесконечные вопросы и вечно разочарованное лицо от того, что ответы совершенно его не удовлетворяли, сразу стали характерным признаком нового состайника. Вот Чёрный ни за что не полез бы с вопросами к Сфинксу, удавился бы, а не полез. Да и так называемые ответы того не стоили, в них только пустая болтовня, с кучей метафор и путаных словесных оборотов, по мнению Чёрного, они не несли никакой ценности. Говорит, говорит, говорит, выстраивает в три этажа, а смысла в этом, ноль. Ничего, новенький скоро сам убедится, если и в самом деле такой умный. А Сфинкс, пусть это и прозвучит смешно, кажется, действительно «не находит лишней руки», чтобы держать под контролем всех своих «отпрысков». И, возможно, Курильщик в глубине души винил его за это, возможно, он ожидал опеки и покровительства. Этого Чёрному уже не узнать. Характер у новенького не то чтобы дурной, но со своими сложностями, в нём есть гордость, хоть и не таких размеров, как у Чёрного, и ещё он явно из тех, кого принято называть ранимой натурой. Но заметные попытки побороть — и что ещё важнее, скрыть в себе это — вызывают у Чёрного едва заметные, не лишенные одобрения, ухмылки. Ситуацию с Лэри разрешает ни сам Курильщик и даже ни Сфинкс. Табаки и Лорд, проявив немного заботы и, в большей мере, желание развлечься, до чертиков напугали лога, потому что их самих он уже тоже здорово достал разговорами о перевороте, что готовит Помпей. Удар Лэри, которым он якобы убил Курильщика — ведь тот и правда свалился в складки одеял, как мёртвый — Чёрного искренне насмешил (нет, вслух он, разумеется, не смеялся). Но Лэри поверил в свою мощь, и в панике покинул четвертую. Почти тут же «убитый» пришел в себя и ретировался в душевую. Выглядел он хреново.***
Чёрный не планировал специально что-то предпринимать. Впервые он решился на действие после случая в столовой. Он не сумел оставаться наблюдателем и дальше, после того, как за трапезой Табаки обвинил молча сидевшего новичка в том, что у того «ого-го какое самомнение». С какой стати было выдвинуто данное обвинение Чёрный не знал, но подозревал, что для новенького это так же осталось загадкой. Банальное выражение поддержки из вежливости кажется ему вполне уместным жестом, и заодно обозначает его собственную позицию в стае. Ничего особенного. Не очень надеясь на благодарность и понимание, он советует новенькому не расстраиваться из-за состайников, которых называет психами и приятно удивляется, убеждаясь, что Курильщик отнюдь не считает поиск их расположения целью своей жизни. Этот парень, вроде, художник, и тяга к пониманию пересиливает в нем желание стать своим (хоть и не исключает его полностью), не получив готовых ответов, он не спешит отчаиваться и находит их сам. Делает свои выводы, собираясь твердо их придерживаться. «Да нет, почему же психи? Просто игроки» Чёрный не стал уточнять, почему Курильщик назвал всех игроками. Во-первых, он не был готов к доверительным разговорам, во-вторых, то, с какой легкостью Курильщик поделился с ним своим выводом об остальных, немного огорошило. Вот так взять и выдать. Было ли это глупостью, или так говорила в нем обида на остальных, а может он, Чёрный, сам о том не зная, вызвал у новенького расположение. Впрочем, до безнадежно испорченных отношений и полного разочарования в соседях Курильщику было еще ой как далеко. В Ночь сказок Чёрный подумал, что тот ещё вполне успешно может стать своим. Напившись вместе со всеми, он от души наслаждается историями и даже получает в подарок от Слепого амулет «типо со скорлупой василиска».Табаки не злопамятный, его обиды трудно воспринимать всерьез, и Лэри словно телевизор, который нужно было разок хлопнуть по корпусу, чтобы тот заработал нормально, стал вести себя по отношению к бывшему фазану совершенно не предвзято. Курильщик счастлив, это заметно. Наблюдая за тем, как новичок обживается среди «психов», Чёрный отчего-то чувствует себя расстроенным, совсем немного, но этого хватает, чтобы осознать, он не прочь вмешаться снова, как только выпадет возможность. Это пока ещё далеко от желания побороться за этого парня со Сфинксом в открытую, да и какова была бы цель данного предприятия ему трудновато понять. Чёрному не нужны приспешники, как позарез они нужны были когда-то давно Спортсмену, да и Курильщик последний во всем доме человек, что привиделся бы ему в этой роли. В друзьях особо острой нужды также не было, он ведь не в отчаянии, чтоб кидаться на первого встречного человека, смотрящего на него не как «эти». Так что, как бы ни было заманчиво снова помериться силами с «мудрой кошкой» и на этот раз победить, нужно было помнить о последствиях. Сделать из Курильщика изгоя и обречь этого впечатлительного парня на травлю Чёрный не хотел, потому что не был в такой степени эгоистом. Он рассуждал здраво, брать на себя полную опеку над кем-то, кого, возможно, втянешь в неприятности, ему совсем не хотелось, он не чувствовал что осилит, значит не стоило и начинать. Таким немного странным образом впервые проявилась его забота о самом Курильщике. Однако, случай вмешаться, о котором думалось накануне, представился уже на следующий день. Весьма неплохой, как самому Чёрному показалось. Сфинкса как раз не было в комнате, а наблюдать за мечтательно вздыхающим Курильщиком становилось все сложнее. Поэтический настрой, что тот обрел после Ночи Сказок и глядя на ловко перемещающегося по комнате Лорда, хотелось сбить во что бы то ни стало. Разбить романтические бредни о жесткую реальность и знать уже почти наверняка, даже если это расстроит Курильщика, он будет благодарен за правду. И предупрежден. Предлагая Курильщику свои объяснения, Чёрный искренне верил, что совершает добрый поступок, да и не так уж часто ему приходилось открывать кому-либо глаза на Сфинкса, так что свой личный кайф для него в этом тоже был. Курильщик, которому была предложена правда, поначалу разнервничался и этим еще больше укрепил Чёрного в необходимости вооружить наивного новичка знанием истины. Его реакция на историю о том, как Сфинкс подвешивал Лорда, заставляя висеть на руках, была именно такая, как и ожидалось. Курильщик возмущен. И называет вещи своими именами, ни капли не смягчая: «Садизм!» Да, дорогой, изнеженный фазан, именно это слово. Рассказчик остается доволен произведенным эффектом и хвалит Курильщика, позволяя себе покровительственный тон и обращение, которое вполне могло бы обидеть парня. Но тот не обижается, а Чёрный вынужденно вступает в перепалку с Лордом, который предпринял попытку грубо его заткнуть. Перепалка заканчивается дракой и потерей зуба. Стоило оно того или нет, Чёрному понять не удается. Зерно правды посеяно, осталось лишь дождаться всходов, но Курильщик, кажется, не из тех, чьё уважение можно заслужить, устроив мордобой. Насилие пугает и отталкивает его настолько, что оказывается неприемлемо даже когда нужно постоять за себя. Хорошо бы, если это только пока. На следующий день, после планового медосмотра, Чёрный подошел к Курильщику сам. Поводом послужил подарок тому от Табаки. Вид у новенького был такой, словно он собирался разреветься прямо в коридоре. Подозрения Чёрного все больше оправдывались, фазан хоть и вылетел из первой за недопустимое там бунтарское поведение, в четвёртой ощущал свою неуместность ещё сильнее. Что хуже всего, странности в поведении состайников новенький принимал за издевательства над собой и его довольно сильно колбасило от этого состояния подвешенности. Видимо, в определенные моменты, ранимая натура, которую распознал в нем Чёрный, брала верх. И чтобы убрать с лица это растерянное выражение, нужно было уже помочь ему определиться со статусом изгоя или своего. Чёрный не был тонким психологом. Чёрный был Чёрным. То есть прямым человеком, чей богатый опыт жизни в Доме давал ему право судить о многих людях или их поступках, а так же отличать хорошо от плохо. Он был просто собой и со всеми вёл себя одинаково. Говорил, что думал и делал то, что считал нужным. Не размениваясь на лицемерную вежливость и осторожности, ни под кого никогда не подстраиваясь. Без лишних слов, он отобрал у несмышлёного состайника бумажку и увидел, что это всего-навсего направление в изолятор. Курильщик остро нуждается в опеке, но ни за что о ней не попросит. Гордый и вместе с тем беззащитный. Чёрный вздыхает, не понимая, почему это на него так действует. Он так привык мерить всех по одной мерке, что уже и не замечал того. Сильные представляли собой опасность, их он воспринимал настороженно, как потенциальных соперников. Слабые варьировали от полного ничтожества, к тем, до кого ему просто не было дела. Чёрный никогда ни о ком не заботился. И даже не подозревал себя в наличии этой потребности. Этот же… И если опеку, как было уже решено, Чёрный предоставить ему не мог, во всяком случае пока, то советов надавать — запросто, конкретных таких советов: не хватать всё, что суют в руки, особенно, если это дает Шакал и не отчаиваться из-за заключения в изоляторе, ведь там можно отдохнуть в тишине. Чёрный был честным парнем и не стал говорить то, чего ждал и боялся услышать напуганный Курильщик и то, что ему самому было выгодно сказать, чтобы настроить его против всех. Нет. Чёрный говорил лишь правду. Изолятор — вещь неплохая. Курильщика пояснения не сильно утешили, он всё ещё не рад перспективе очутиться взаперти, однако доверие к Чёрному и его словам в нём проглядывалось все больше, так, по крайней мере, показалось.***
Бывшего фазана всё же увозят в изолятор — наряженного в походную куртку и проинструктированного на все случаи жизни — а пока он там честно пытается наслаждаться отдыхом, разглядывая найденные в библиотечной книге на имя Чёрного фотографию не так давно умершего Волка и общий детский снимок, где первым узнает хозяина книги, в четвёртой происходит то, что ему лучше было не видеть. Да, Чёрный думает об этом, когда его нервы сдают от наблюдения за окаменевшим Лордом. У всех был разный взгляд на происходящее, и взгляд Чёрного был самым реалистичным. Лорд наглотался какой-то дряни и, скорее всего, окочурится если не оказать ему помощь. Как долго они собираются укрывать его? И что будет, если все кончится плохо? Чёрный поступил так, как было правильней всего, отправил Лорда к специалистам, пусть это и значило для него исключение. В конце концов, жизнь важнее какого-то Дома и пребывания в нём. Да и три полоски в личное дело Лорд добросовестно заработал сам, не оставляя себе шанса, в случае чего. В Доме было не принято обсуждать свои и чужие странности. Каждый воспринимал или не воспринимал их по-своему. Чёрный этих странностей в себе не ощущал, и других подозревал в сильном преувеличении оных. Все вели себя так, словно никакой опасности не было. И он не приемлет возможных мотивов Сфинкса, которые тот ему и не объяснял вовсе, но даже если б и попытался… Разговора, впрочем, не было бы в любом случае, состайники подрались и довольно свирепо, для Чёрного это была уже вторая драка за какие-то пару дней, и оба раза он получал урон. Это злило. Злило и то, что он уже чёрт знает сколько времени шляется по Дому, проводя по часу или больше то тут, то там, хотя больше всего хотелось просто отлежаться. В любом случае, находиться в комнате было неприятно, каждый смотрел на него, как на изувера, и почему-то представилось, что вернувшемуся Курильщику наверняка уже во всех красках расписали, какой он урод и скотина. Сфинкс уж точно превзойдет сам себя, по такому случаю. Но вечером ожидаемого укора в глазах новичка не обнаружилось, и жить сразу стало пусть совсем немного, но полегче. Сфинкса Чёрный не видел, но знал, что тот сейчас в могильнике с Лордом, а ещё он знал, что остальные попрутся туда во что бы то ни стало, но только ночью, когда дежурных пауков можно будет незаметно обойти. Таким образом, у него оставался только один вопрос…***
Чёрный проснулся, сам не зная от чего. В темноте спальни он был один, однако отчаиваться он не спешил. Курильщик не пошел с остальными. Это он знал наверняка. Только к полученному ответу требовалось теперь пояснение. А потому, вооружившись фонариком, он вышел в коридор и, как оказалось, сделал это не зря. Курильщик обнаружился на перекрестке. Увлечённо разглядывающий надписи на кадке с сухим цветком, он даже делится с Чёрным своей находкой. Стихом кого-то из прошлого выпуска. Но Чёрного не интересуют стихи, он озабочен вещами более насущными. Например, тем, что темнота застанет неподготовленного к ней состайника врасплох. Сообщая об этом Курильщику, он даже не удивляется отсутствию благодарности или чего-то такого со стороны спасенного. В четвёртой принято приглядывать друг за другом, и новенький уже, сам того не подозревая, немного избалован. А Чёрный грубоват, сварлив, и, возможно, впервые думает о ком-то, кто не он сам. Ради кого ещё он вот так рыскал по коридорам? Ему и самому странно. Но Курильщику неоткуда было знать всё это. Иначе, он конечно бы оценил первую в жизни попытку Чёрного позаботиться о беспомощном коляснике, об одном из тех, с кем, будучи еще ребенком, бывший Спортсмен вполне серьезно воевал. Как подойти к нужной теме Чёрному не очень понятно. Он пытается шутить, выходит не очень, Курильщик не верит, что Чёрный мог испугаться одиночества в опустевшей спальне, и уж тем более не смеется. Затем Чёрный решает закурить, и задать-таки волнующий его весь вечер вопрос прямо, но сначала объяснить, что курит только в особо паршивые дни, как этот. Почему Курильщик не поехал со всеми? Ему важно знать это. Для чего и что с этим знанием потом делать, объяснить трудно. Но правда или хотя бы часть правды нужна. За не такой уж длинный промежуток времени случилось много всего, чего давно уже не происходило. А причин и объяснений тому как бы и нет.***
Курильщик думает о том, что ему стало жаль Чёрного. Для него мнение хоть сколько авторитетной личности не решает ровным счетом ничего, если он сам способен увидеть ситуацию под другим углом. Шумиха вокруг поступка Чёрного, желавшего сделать как лучше, казалась подозрительно нагнетенной. В словах Сфинкса была неприязнь к Чёрному, и это, в глазах Курильщика, напрочь лишало его объективности. Единодушное мнение остальных только усиливало его уверенность в своих собственных выводах. Поэтому честным ответом было одно слово: жалость. Но Курильщик понимал, Чёрный наверняка не одобрил бы такой мотив для сближения. Он думал, на нём и срывались, вполне возможно, из зависти к его нормальности. Совершенно здоровому, сильному и уверенному в себе парню уж точно не нужна была ничья жалость. Курильщик её и не показывал, оставляя при себе. Он сказал, что не понимает, зачем нужно было ехать, сказал, что будет неуместен. И этого все равно оказалось достаточно. Человек, находящийся в коляске, привыкает к тому, что на всех окружающих вынужден смотреть снизу вверх, будто попал в страну великанов. Но высокий рост и крупное телосложение Чёрного заставили Курильщика испытать данное чувство особенно остро. Наверное, этого парня стоило даже побаиваться. Но почему-то именно он был единственным, от кого не исходила никакая угроза. Курильщик был ещё очень далек от того, чтобы понимать всю прелесть таких типов, как Чёрный, у них едва ли было что-то общее, и в его образе он замечал пока разве что так и бросающуюся в глаза брутальность, а так же то, как твердо и основательно он стоит на земле, когда как другие, на его фоне, кажутся вечно витающими в облаках. Поэтому, немного робея перед этим угрюмым и серьезным парнем, Курильщик все равно решается задать ему тот же самый вопрос, что и своему крёстному. Почему эти двое так не любят друг друга? При всех отговорках, что, мол, его это не касается, Курильщик хотел знать правду. Спрашивает и получает ответ. Вражда с детства значит… Чёрный, не заботясь о чувствах собеседника, открыто говорит Курильщику, что ждал от него высунутого языка и хождения по пятам за Сфинксом, как это было со всеми остальными. Неприятно. Совершенно по-хамски, грубо. Но честно. Не смотря на это, жалость Курильщика находит себе компромиссное имя — взаимопонимание. Чёрный говорит, что ему легко с ним. А потом вываливает всё, самые мерзкие подробности о всеобщем любимце. Может он и хотел бы по-другому заполучить союзника или, правильнее сказать, единомышленника в этом месте, не на фоне сообщения шокирующей правды об остальных, но сказался голод до понимания. Чёрного словно прорвало. Казалось, он мог бы говорить бесконечно. Но остановился только на воспоминаниях о воспитании Лорда. Потому что тот тоже был колясником, его судьба для новичка наглядней. Довольно было и этого. И ведь он не врал. Сфинкс вел себя как садист. А значит, им и был. Курильщика это оглушило, он даже пытается прекратить разговор, но Чёрный ловко заставил его дослушать. Ведь новенький не был тем, кто хотел лишь тихо-мирно дожить до выпуска. Он искал правды, не смотря на нулевую приспособленность к миру, в котором оказался. Курильщик стоял на пороге этого самого нового мира, и даже испытывал желание приобщиться к странному миру, в котором проживало большинство воспитанников Дома. В конце концов, такой мир не мог не найти отклика в глазах и сердце художника. Это не обязательно должно было закончиться взаимной любовью, возможно, Курильщик, узнав что такое Дом, люто возненавидел бы его, только вот Чёрному было не понять. Он не стоял ни на каком пороге. Всю свою жизнь он провел перед глухо закрытой дверью и жадно сцапал того, кто ещё не был потерян окончательно. К тому же, добыча почти и не сопротивлялась, самую малость если только. Чёрный, который всё ещё не психолог, вёз коляску Курильщика по коридору, преисполненный тихой гордостью. Нога болела после драки, Курильщик, зазевавшись на рисунки, светил куда угодно, только не под ноги, так что пришлось даже выговорить ему, но, в целом, всё было лучше некуда. Все так же грустно, несправедливо, неправильно, однако, это бремя он уже нёс не один, и ему было заметно легче.***
Разумеется, после памятного ночного разговора, плавно перешедшего в молчаливое чаепитие, Чёрный не стал вести себя так, словно Курильщик теперь перешел в его личное распоряжение. Прощание с Лордом замазало всем рот скорбной глиной. Стая погрузилась в молчаливое оцепенение, и Курильщик чутко впитывал чужое, по большей части, горе. Перемен в нём было пока ещё не достаточно для того, чтобы наблюдать мгновенный результат, а затеянный Помпеем переворот и вовсе показался ему способом домовцев отвлекаться от скуки. Слишком заметен был настрой не воспринимать всё всерьёз. Чёрный мог бы догадаться, чем обернётся для Курильщика то, что он увидит и попытаться подготовить его. Но он предпочитает не лезть, во-первых, он не знает, как к такому подготовить, а во-вторых, не хочет приобщаться в глазах новенького к тому, что произойдёт. И это, конечно же, происходит. Слепой убивает Помпея. Режет его, как овцу, на глазах у всех. Чёрный не пытается помочь тому, с кем они накануне так хорошо поняли друг друга. Не проводит воспитательных бесед, потому что это в компетенции Сфинкса. Даже не предлагает жилетку, чтобы выплакаться. Сейчас, как и в самом начале, он предпочитает просто понаблюдать. Он слушает, как Курильщик истерит в их душе. Нет, он не грозит всех разоблачить, хотя, кажется, и о своей безопасности не думает, ведь тогда бы он постарался не давать увиденному оценок. Но он дает их. Отказывается надеть одежду Слепого, почти провоцирует Сфинкса на драку, а потом, напуганный и потрясенный тем, с чем не в состоянии справиться один, горько плачет, когда думает, что все давно уже спят.***
Где-то с месяц в четвёртой царит напряжение. Курильщик пытается добиться неизвестно чего, в основном от Сфинкса. Больше, по сути, и не от кого, ведь Слепого он боялся ещё и при жизни Помпея, к Лорду, пока тот был здесь, он не подходил, потому что знал, кроме презрительного взгляда, не добьется ничего более, Горбач не рассматривался им как рассказчик в принципе, ну, а Шакала Курильщик попросту не воспринимал. Сфинкс не может понять, почему Курильщику так важно доказать ему свою точку зрения, убедить в отсутствии того, во что он сам не верит. После каждого их разговора, он всё больше убеждается, что новичок для него потерян, сбит с толку чьим-то до боли легко узнаваемым влиянием. Влиянием Чёрного. Однажды он так и говорит ему. Но крестник только ехидно улыбается, словно уличая в чем-то нехорошем, и делает вывод, что его травят за общение с самопровозглашенной белой вороной. Эту, едва заметную поначалу, связь почувствовали уже многие, а сейчас разубедить Курильщика словами, скорее всего, уже невозможно. А ведь дело не в общении, а в том, как Курильщик меняется в процессе. Впрочем, общаются они всё чаще и совершенно открыто, так что, даже не самым догадливым, трудно не заметить. Как и тот факт, что новенький заметно параноит, намеренно привлекает к себе внимание состайников, с целью убедиться, что они в самом деле издеваются над ним, когда он всего лишь пытается нормально поговорить. И почему он так зациклен на себе? Неужто и правда думает, все сговорились против него и ни на минуту не выходят из образов, которыми его достают? Чёрный тоже ведет себя странно. Уже второй раз за месяц у него находится повод напиться. У него-то, всего из себя такого правильный образ жизни ведущего. Его привычное спокойствие и флегматизм на пару куда-то подевались. Сфинкс, конечно, знал, что Чёрный не сам по себе такой, от природы ему достался довольно вспыльчивый характер, и это действительно похвально, то, как Чёрный держал себя в руках, с каким достоинством принимал все тяготы в несправедливой своей судьбе и даже производил на некоторых впечатление самого спокойного и адекватного. Но по природе своей он далеко не такой пофигист, каким притворяется, пока стоит не у руля. Он из тех, кто желает быть главным, из тех, кто добивается главенства любой ценой, а потом давит своим авторитетом. Да и вообще он очень агрессивный тип. Последние годы он, правда, особо не высовывался. Усвоил, что Слепого ему не подвинуть, занял позицию волка одиночки и не особо донимал, просто молча действовал на нервы. Так было до появления в стае Курильщика. С его появлением, он затаился, какое-то время принюхивался и прислушивался, подползал на брюхе всё ближе и ближе, и в какой-то момент, сегодня то есть, демонстративно оскалил на всех клыки, заявляя свои права. Нет, вопрос не во власти, поэтому Слепого ситуация не заинтересовала. Если Чёрный и желал сейчас власти, так только над не очень понимающим, чего от него хотят, Курильщиком. Чего хотел сам Курильщик было не важно, ему сейчас полагалось молча выглядывать из-за спины Чёрного, пока тот огрызается на всех, в том числе и на Горбача, ни чем не заслужившего такого отношения. Он только лишь спросил, чего бы Курильщик хотел в качестве подарка на новый год. «Ходячие ноги». Вы только послушайте его! Сфинкс едва не слетает при этих словах со спинки кровати, на которой сидел. Раз Чёрный так открыто говорит о чужом недуге, значит, он не боится, что Курильщик, с непониманием в глазах, велит ему катиться куда подальше и не лезть не в своё дело. А то, что его, Курильщика, ноги вовсе не должны касаться Чёрного, очевидно. Дом полный инвалидов, никто здесь не жалуется на свои увечья и болезни. Не ясно, до какой степени близки эти двое, раз уж они обсуждают друг с другом наружность (хотя в их случае это не показатель) и беду Курильщика так открыто, но, видимо, Чёрному нужен кто-то вроде Курильщика. И хотя они так не похожи, в Доме «нормальность» объединяет их сильнее, чем могло бы объединить что угодно. Или же есть ещё причины. Они заодно, они спелись и счастливы. Точнее, счастлив Чёрный, Курильщику сейчас немного неловко, потому что Чёрный пьян и неадекватен. Одно дело шушукаться обо всем с глазу на глаз, и совсем другое становиться в оппозицию открыто, быть поддержкой и опорой, в болезни и здравии… Сфинкс смотрит на то, как Курильщик просит Черного не продолжать, а ведь, подумать только, тот находится сейчас рядом с ним на общей кровати, хотя обычно Черный пребывает лишь на своей стерильной и никому не доступной койке. Но Чёрный не замолкает, ему нечего терять или бояться, он не робеет говорить в лица всё, что думает, он и раньше не боялся, но не делал этого, потому что не для кого было стараться. Теперь есть. Он отводит душу и заодно отрезает Курильщику все пути. Сфинкс думает, что, на месте Курильщика, он бы умер на месте от такого внимания и стараний, а Чёрный доволен тем, как здорово у него получилось вывести всех на чистую воду, и ему не терпится узнать мнение Курильщика об этом. «Мы еще ими полюбуемся в день выпуска». Мы. Разглагольствуя дальше, Чёрный едва не ломает Курильщику плечо, потому что вцепился в него намертво и даже не заметил этого. Курильщика становится почти жаль. Мало того, что его словно прилюдно раздели, заставив выдать ещё не до конца принятую позицию, так ещё и до смерти напугали таким бешеным напором. Потом Чёрный, погрузившись в мечтания, зачем-то говорит о собаке, которую заведет в наружности, и тут вся четвёртая, не собираясь более сносить плевки в душу, дружно объединяется для того, чтобы за какие-то пару минут довести обидчика до бешенства. Сфинкс не отдает себе отчета, почему подкалывает Чёрного судьбой холостяка, единственная радость которого его собака, но знает теперь, что попадёт в точку и попадает. А Слепой на пару с Табаки, словно они всю жизнь только этим и занимались, своими шутками мастерски вынуждают Черного ретироваться из спальни. Курильщик, кстати, смеётся вместе с остальными. В порыве ярости, Чёрный перевернет всю общую кровать, прежде чем сбежать. А Курильщик только потом распереживается из-за того, что поступил с Чёрным некрасиво. Хотя, если б ему сказали, что тот и не заметил, как он смеялся, угрызения совести мигом бы прошли. Сфинкс думает, что, возможно, из них и не выйдет закадычных друзей, потому что здесь ещё не пахнет дружбой или общими целями. Да и Курильщику Чёрный нужен куда меньше, чем Чёрному нужен Курильщик.***
После принятия нового закона, жизнь меняется кардинально, девушки теперь могут спокойно заходить в гости на мужскую половину Дома и для Чёрного, который не был свидетелем ситуации между Слепым и Габи, это становится неожиданностью. Не радует, не воодушевляет, а служит лишним поводом закуситься со Сфинксом. Его цель не допускать в спальне появления кого-то, вроде длинной Габи. А ещё Курильщик в тот же день узнаёт, что все, включая Слепого, поставили на нём крест, в том плане, что ему уже не стать для них своим, они все мысленно привязали его к Чёрному, и скинули в воду, простили, как говорится, и отпустили. Но Слепой гораздо более дальновидный, чем Сфинкс, он никого не отпускает по-настоящему и не позволяет своему отношению к людям мешать ему поступать правильно. Слепой идеально рассчитывает ходы, ничего не упускает из виду. Ему вообще-то никто особенно не нравится. Но это не повод пускать всё на самотек, ведь он, как-никак, хозяин Дома. Чёрный в наружности и Слепой сообщает об этом Сфинксу. Сфинкс знает, что с ними в комнате находится Курильщик, но теперь он не пытается скрывать при нём своего отношения к проблемному состайнику, как в самом начале. Ведь он правда не хотел, чтобы их личные проблемы отразились на мнении новичка. Сфинкс видит, как на Курильщика находит. Он волнуется за Чёрного, жалеет его, хоть этого и не показывает. Сам Сфинкс подобных чувств не питает. За последнее время, Чёрный умудрился снова встать у Сфинкса поперек горла, и он впервые высказывает Слепому за то, что тот вынудил его терпеть под боком врага, которого тот зачем-то приволок в их стаю. Слепой, возможно, должен был пояснить свои действия наедине, не подрывая авторитет мудрой кошки, но он тыкает его в очевидные вещи прямо при Курильщике, так и говорит: «Чёрный опасен, ведь он прирожденный вожак, а таких надо держать при себе». «И Волк?» — спрашивает Сфинкс. Курильщик наблюдает за ними все это время, Слепого это внимание с затаенным дыханием могло бы от нечего делать позабавить, не будь он вынужден объяснять своё решение тому, кто, казалось, и так должен всё понимать. Хотя куда там. Сфинкс не видел дальше носа, когда речь шла о Волке. А ведь его драгоценный друг, спутавшись с Чёрным, мечтал только об одном. Они мечтали избавиться от Слепого, стать выше него, добыть и разделить причитавшуюся им власть, Чёрный, правда, все больше думал о том, что будет потом в наружности, Волк же до последнего жил мечтами, что касались в основном Дома. Курильщик перестает слушать их, когда речь идет уже не о Чёрном. До Волка ему дела нет.***
Курильщик никогда не указывал Чёрному, что делать, хотя бы потому, что ему это и в голову не приходило. Взрослому парню, да еще и такому, как Чёрный, язык не повернется что-то указывать. Его побеги в наружность, при тщательном обдумывании, перестали казаться чем-то, что из ряда вон. В конце концов, он выходит в мир, где живут такие же люди, он выходит в нормальный мир, возвращаясь целым и невредимым — так считает Курильщик. Чёрный указывает Курильщику постоянно. Курильщику это не нравится, он не любит, когда им командуют в принципе, плюс подозревает, что всё ещё кажется желторотым птенцом даже Чёрному и тот учит его, как жить, потому что считает глупым и ещё как раз потому, что очень любит командовать. Такое отношение утомляет. На самом деле, разница между командирскими замашками от любви к этому делу и между злостью, что прямо сейчас выливает на него Чёрный, огромна. Сфинкс, подслушивающий их за дверью, как ни странно, тоже не понимает пока этой разницы. Может, если бы Курильщик решился хоть раз возразить ему… хотя бы раз. Нет же, он ни раз и ни два видел, что бывает, если Чёрного не воспринимают всерьёз, когда тому НУЖНО быть услышанным. Укажи он Чёрному, что тот лезет не в своё дело, всё возможно кончилось бы без драмы, но тогда, с большой вероятностью, всё кончилось бы вообще. И Курильщик этого, понятное дело, не сделает. Потому что, по любой из всех вероятных причин, не хочет потерять. А между тем, забота Чёрного это контроль и уверенность в том, что предостерёг, научил, не дал оступиться, и она, ко всеобщей радости, предназначается не для всех и каждого, а только для тех избранных, кого среди всех чужих он признаёт за своего. Здесь никто никому ничего не рассказывает, никто ни за кого не сражается на смерть, здесь у каждого свой путь и, если нуждаешься в помощи, о ней следует просить, хотя, конечно, не факт, что ты угадаешь с выбором. Сфинкс не взялся бы с уверенностью говорить, ошибся Курильщик с выбором или нет, речь ведь о ненавистном ему Чёрном. В любом случае, каждый получает то, что он выбирает сам. Сфинкс уважал любой выбор каждого из тех, кого знал. И он готов был разбить пяткой рот тому, кто осмелился бы сказать, что он ничего не сделал для человека, которого сам же и окрестил. Чёрному проще, он слеп и не видит ровным счетом ничего, Курильщик замечает многое, но продолжает упорно отрицать, заслуженно получая звание самого главного в Доме скептика. И что же интересно будет, если вера его пошатнётся? Курильщик требует ответов, к которым не готов, Сфинкс попытался честно давать ему эти ответы, практически в самом начале, в туалете, когда избитый бандерлогом Лэри новенький так легко и просто улавливает то необъяснимое, что исходит от зеркал. И не его, Сфинкса, вина, что адресат не получил послание. Курильщик чувствует скрытую жизнь этих стен, она исходит отовсюду, он чувствует, но никак не может увидеть, а без этого не может и поверить. Поэтому он хочет, чтобы кто-нибудь убедил его. Уже не важно, в чём. Растерянный Курильщик готов доверять кому угодно, только бы не себе одному. Другой вопрос, во что ему проще поверить… Или нет, не так, кому ему самому больше хотелось верить. Даже если бы ему удалось увидеть Лес своими глазами, он бы позволил Чёрному убедить себя, что всё пережитое было галлюцинацией, наркотическим бредом и не более, потому что он сам хотел верить Чёрному. Чёрный как раз по этой части. В каком-то смысле он очень убедителен. Особенно для таких ведомых и заранее склоняющихся к его точке зрения людей. Сфинкс тут же поправляет себя, он мысленно назвал Курильщика ведомым, хотя сам, имея с ним дело, ощущает настоящее ослиное упрямство и не может сдвинуть с места. Сфинкс не привык бороться за людей. Каждый волен выбирать, какую ему принять сторону. Он вспоминает Чёрного, когда тот бы еще Спортсменом, вспоминает, как тот держал свою стаю малявок в страхе и подчинении и они, при любой выпавшей возможности, бежали от него туда, где отдельно поселились Волк, Слепой и Кузнечик. Отбивать пришлось только Сиамцев, и то, чумные дохляки пришли на выручку к тем, кто хотел быть с ними, а не со Спортсменом. Спортсмен готов был драться за тех, кого не уважал и не любил, драться за них, словно они вещи, которые Кузнечик хотел отобрать. Интересно, а что с Курильщиком? Набил бы Чёрный морду тому несчастному, кто посмел бы к ним сейчас сунуться? Конечно, это просто вопрос, ответ на который никто не собирался выяснять, Сфинкс не станет отбивать Курильщика от Чёрного, потому что не сделал бы это ни для кого из тех, кто сознательно от него отказался. Чёрный сейчас по праву считает Курильщика своим — кем? — и потому отчитывает его в ванной, словно мать всерьёз набедокурившего сына, словно старший брат балбеса младшего, словно того, кого он имеет право строить и ругать. Сфинксу отчасти жаль, что с Курильщиком всё сложилось именно так, и он ни за что не оставил бы его, если б был нужен ему так же, как всем и каждому из стаи. Курильщик, побывавший в гостях у Стервятника, обернувшийся там котом и даже ставший свидетелем неудавшегося переворота у Крыс, не понимает, почему Чёрный так на него злится, но покорно терпит все обвинения, и Сфинкс знает, что потом послушно будет выполнять все наставления-команды. Может даже сам удивляясь собственному послушанию, но Курильщик ведь благоразумный и послушный мальчик. А что если в этом месте всё уже предрешено для каждого из них? Если так тому и быть… Может это даже и к лучшему. Рыжая отвлекает Сфинкса от подслушивания, когда приходит узнать новости о вожаке Крыс, но только в эту ночь забыть, по крайней мере, о Чёрном Сфинксу не удастся. Как и сам Чёрный ещё не знал, что станет одним из главных героев Самой Длинной Ночи. Стервятник принес новость о том, что в туалете найден труп Краба и уже после того, как тело спустили на первый, Чёрный реагирует так же, как Курильщик, в свое время, прореагировал на смерть Помпея. Только его истерика в разы громче и опасней, потому что разразилась прямо посреди коридора, и она кажется Сфинксу самым подлым поступком из всех, что совершал Чёрный. Переполох, разумеется, кончился дракой в четвёртой, где присутствовал почти весь Дом. Отважный, если подумать, человек. Вступить в драку со Слепым не каждый осмелится. Бледный убил бы его. Сфинкс знает о своем друге то, что Чёрный и не подозревает. Да, не будь Слепой ходоком, лежал бы прибитым уже после нескольких ударов здоровяка, а так выходит, Чёрный был не в курсе о том, что он практически самоубийца. Но их конечно разняли. Два трупа в одну ночь было бы многовато. Когда все кончено, Чёрного милосердно пытаются подлатать Горбач, Рыжая и даже вернувшийся Лорд. Курильщик, по неведомым причинам, держится Сфинкса, хотя он уж точно не переживал за Слепого, да и сам Слепой, мгновенно уснувший, сидит, привалившись плечом все к тому же Сфинксу, Курильщик словно и забыл, как старательно от него шарахался. Сейчас его трясет, будто в лихорадке, и он молча курит, спасая остатки нервов.***
После события завертелись так стремительно, никто и предположить не мог изначально, во что всё выльется. Слепого и Чёрного заперли в изоляторе на долгих одинадцать дней. А оттуда Чёрный вышел уже гордым вожаком Псов, которые до сих пор, со смерти Помпея, ходили обезглавленными. Восемнадцать человек под началом Чёрного. Сфинксу оставалось только надеяться, что заботы стаи его отвлекут, а не сподвигнут на какую-нибудь глупость. Авторитет Чёрного среди Псов (да и не только среди них) сразу же взмыл до небес. Стая, кажется, любила и обожала нового вожака, во всем ему подражала, и в общем, эта роль подходила ему как никому другому. Возможно, были и те, кто ждал от будто бы осиротевшего Курильщика каких-то действий или перемен. Но ничего из этого не последовало. Курильщик по-прежнему жил в четвертой, но ожидаемого взаимопонимания между ним и стаей все равно не случилось. Курильщик наблюдает за вожаком Псов со стороны и думает, что Чёрный, как и говорил Слепой, прирожденный лидер. Ни серый кардинал, ни тиран, ни царек на троне. Взрослый и внушительный, он смотрит на своих подопечных (не подчиненных, что бы там Сфинкс не говорил) почти по-отечески, заступник и покровитель, вот кто он для своей непутевой стаи.***
Финальный тест Курильщик честно сдает, и только лишь потом, объявлением результатов на собрании, его ставят в известность — сдал тест, значит свободен. Казалось бы, радуйся! Но Курильщик, которого подставили свои же, твердо решает, что сделает всё возможное, лишь бы остаться, потому как у него есть на то, по крайней мере, две причины, и он понятия не имеет, что вожак Псов, узнав результат его теста, даже не поленился переговорить об этом со Сфинксом, прямо там в актовом зале. Черный, выросший, поумневший, наученный горьким опытом прошлого и сменивший стиль руководства на тот, что отобрал у него когда-то его первую стаю, настраивается дипломатично, убеждает себя в том, что больше не держит обид на Сфинкса. Он хочет мирно переговорить, да и речь не о них двоих. Зато Сфинкс сейчас отчего-то слишком нервный. С Самой Длинной Ночи, Курильщик становился всё невыносимей, и потому, как бы трогательна не была забота Чёрного об этом парне, Сфинкс не способен говорить о нём. Все темы он переводит на прошлое, где Чёрный отчего-то не был таким же милым и внимательным, где он вёл себя, как распоследняя сволочь с тем, кто ничего лично ему не сделал. Чёрный утверждает, Курильщика затравили? Ха! Сфинкс поражается тому, что он вообще произносит слово «травля». Да как у него язык поворачивается обвинять в травле кого-то, кроме себя. И они чуть было не ссорятся, когда Чёрный решает признаться Сфинксу, за что же он так невзлюбил его в детстве. Пусть знает, если так хочется, всё равно выпуск уже скоро, а потом вряд ли они увидятся с ним ещё. И про планы Чёрного в ночь выпуска пусть знает тоже.***
Ночью Курильщик, втайне от всех, чувствуя одновременно горечь и отчаянное желание остаться, звонит домой из учительской, чтобы попросить отца не приезжать за ним. Оставить в Доме до конца, как и всех. Зачем это ему? Так просто и не объяснить. Курильщик знает, что ждать от выпуска можно чего угодно. Многие, наоборот, хотят убраться поскорее. Курильщик не из их числа и не потому, что совсем не боится, тут что-то другое непонятное, и страх этому помешать не может. Но уже на следующий день, после обычного осмотра в могильнике, его оттуда не выпускают. Почему его забрали, и на сколько все серьезно, ничего из этого известно не было, но самым паршивым во всей этой ситуации, оказалось то, что четвертая, мысленно простившись с ним, еще тогда, на собрании, где оглашались результаты теста, решила не тратить силы на того, кто был уже как бы и не с ними.***
Чёрный очень уставал, забот в последнее время навалилось слишком много, вся стая, преданно заглядывала вожаку в рот, и чувство ответственности за своих толкали его на немыслимые шаги. Авантюра с автобусом казалась невыполнимой, первый вариант плана пришлось срочно переделывать, когда все сорвалось, и дело мигом приобрело незаконный характер. Но мало только найти и угнать подходящий транспорт, нужно было знать, куда на нем отправляться, а пока шли поиски годных вариантов Чёрный, слава богу, уже освоивший вождение, обязан был позаботиться и правах, само собой разумеется, поддельных. А между тем, шутка про его план уже разошлась по дому. Мало кто верил, что это возможно. Они охотней верили во всякую чушь про круги времени и возможность путешествий между ними. В общем, для Чёрного сдержать своё слово стало делом чести. Именно поэтому, ещё ничего точно не зная и ни в чем до конца не уверенный, он сказал про свой план Сфинксу. Да, чтобы тот высмеял его, во всех красках представил нелепость и обреченность побега. А у Чёрного появился бы стимул расшибиться в лепёшку, но умыть придурка, возомнившего себя самым умным. Придурка, которого он по-своему уважал, но никому в этом не признавался. И, не смотря на все дела-заботы, в каждом, из остатка отмеренных им в Доме дней, Чёрный находит время для Курильщика, не скупится, даже в самые загруженные, отмеряет бывшему состайнику не меньше часа, пусть даже в счет своего отдыха, и, разумеется, не беспокоит его рассказами о побеге, пересказывает лишь все услышанные краем уха сплетни, даже умудряется выглядеть бодро. Во всяком случае, Курильщик не замечает его нервозности и других следов тяжёлых мыслей. Зато Чёрный замечает такие следы на самом Курильщике, замечает и помимо своих собственных проблем, думает о том, как он может помочь. Узнать, что такого стряслось с человеком, судьба которого вожаку Псов совсем не безразлична, не удалось. Курильщик явно был очень благодарен за участие, но Чёрный не за благодарность старался, ему самому нужно было знать. Он любил конкретику во всем, и всего лишь попытка не засчитывалась им как доброе дело. Именно от этой любви к конкретности он и поддержку оказывал соответствующую. Например, хорошо помня о пользе витаминов, после очередной вылазки в наружность, принес с собой несколько помидоров, из которых сам лично старательно приготовил салат. Сто раз перемывал овощи, и керамическую миску, успев подметить, что Курильщик довольно брезглив, хоть и старался не показывать это лишний раз. Все слова поддержки прилагались к конкретным действиям. Просто слов Чёрный на ветер не бросал. Раз за разом вспоминая недавний разговор со Сфинксом, Чёрный думает, что когда Курильщика выпишут, нужно будет забрать его к себе, разумеется не так, чтоб без шума и пыли, а вполне себе официально, с объявлением начальнику своего бывшего начальника — так, кажется, выразилась Габи? — или лучше как раз бывшему начальнику, если, мол, четвёртой Курильщик не подходит, то в шестой ему рады в любое время дня и ночи. Таким образом, он отблагодарит и самого Курильщика, за то, что тот понял и поддержал, когда вся стая обвинила в попытке изжить Лорда, а так же даст понять всем, кому это интересно, если в четвёртой тебя сочли негодным, это еще не значит, что так оно и есть. Что-то вроде шанса поднять самооценку хорошему человеку, который отчаялся. Вставший на ноги и наделенный властью, теперь он готов был нести ответственность за того, о ком долго не решался позаботиться вначале.***
Курильщик чувствовал себя отвратительно. Состайникам он был не нужен, и два скупых визита Лорда больше расстраивали, нежели приносили утешение или радость. Визиты Чёрного дело другое. Сколько их было, Курильщик не помнит, но это и не важно. Он приходил, потому что хотел приходить, они общались так же, как и раньше, Чёрный как мог пытался подбодрить и совершал поступки, которых для Курильщика не сделал бы здесь никто. Это выглядело немного нелепо, потому что суровый облик Чёрного никак не вязался с образом человека, способного так хлопотать из-за паренька даже не из его стаи, человека, который будет кромсать и носить в могильник салаты, а так же ломать голову над тем, как бы выяснить у пауков, почему Курильщик здесь. Благодарность за такую совершенно неожиданную и трогательную заботу наполнила всеми оставленного и позабытого Курильщика до краев. Он знал, что никогда этого не забудет. И кто знает, каков мог быть результат их встречи в кофейнике, уже после выписки Курильщика, если бы Ральф Первый не посвятил своего воспитанника в тайну его откровенно странного нахождения в могильнике, а так же подробности событий предыдущих выпусков и не заставил оказывать помощь в предотвращении кошмаров, что могут случиться в этот… Табаки нет дела до того, что там за нежные чувства связывают Курильщика и Чёрного, поэтому их теплое приветствие и то, что Чёрный подмигивает Курильщику якобы так, что б Шакал не увидел, ему не интересны. Чёрный желает знать, что за обстановка сложилась в связи с возвращением Курильщика, и Табаки охотно делится этой информацией, а Курильщик даже не удивлен и не обижен фразой о том, что раз уж его к ним вернули, то что тут поделаешь. А вот о том, что Чёрный, заранее зная о невозможности диалога между Курильщиком и Сфинксом, просит именно Табаки передать последнему, что вожак Псов готов принять его, Курильщика, к себе, да еще и в любой момент (не хватало только прибавить «с радостью») сам Курильщик старается не думать. Наверное, чтобы не радоваться этому слишком, а следовательно, не расстраиваться невозможностью данного перехода, Курильщик напоминает себе: миссия, что возложена на него Черным Ральфом, невыполнима, если он станет торчать в шестой. Причины поменьше — нежелание доставлять проблемы Чёрному и позорно убегать из своей стаи под его опеку. По крайней мере, он сможет теперь утешаться мыслью о том, что у него есть возможность уйти туда, где ему будет несомненно лучше, под гнётом, как выразился бы Сфинкс, вожака шестой (впрочем, может Чёрный научился контролировать силу своей заботы). Чёрный, само собой, не ставил бы Курильщика вровень с остальными. Просто неслыханное дело, это и называется из грязи в князи, занять второе место в стае только потому, что вожак, по каким-то причинам, к нему благосклонен. Технически Курильщик мог занять в общей иерархии положение схожее с местом Сфинкса, второй после вожака, хотя, конечно, это только формально и на деле попросту быть не могло, ведь Курильщик не Сфинкс, да и плевал он в принципе на то, как подобное устроено в этом чёртовом месте.***
Дни шли медленно, все были чем-то заняты. Сфинкс так ничего и не сказал по поводу возвращения Курильщика, но тот словно бы сам специально нарывался. Может приглашение перейти в шестую вселяло в него уверенность, и теперь Курильщик воспрянул духом, хотя со стороны это больше походило на то, что он попросту окончательно обнаглел. Когда Македонский огорошил всех внезапным облачением в белое и убранными с лица волосами, Курильщик, следом за ним, огорошил всех своей проклюнувшейся после могильника дерзостью. Если подумать, Сфинкс ведь никогда не стремился запугать новенького. Вместо этого, его запугал им Чёрный, и все это время Курильщик опасался своего крёстного, а теперь вот отчаянно демонстрирует: никого он тут не боится, всех он давно раскусил. Смешно… Желая догнать совести за эксплуатацию труда Македонского, он намекает на то, что это Сфинкс сделал из бедняги жертву, и Сфинкс, конечно, услужливо поддакивает этому заявлению, а потом, после обмена язвительными фразочками, говорит, что его, Курильщика, по какой-то причине пропустили и предлагает это исправить. От ответа на откровенно провокационную угрозу он не ждет ничего конкретного. Но ему любопытна это железобетонная уверенность и бесстрашие, что так и прут из крестника. Курильщик предлагает Сфинксу попробовать заставить его, как остальных, да так, чтобы Табаки и Лорд отрицали потом это. Что и требовалось доказать! Сам Табаки, как и Лорд, затаились в ожидании взрыва, никак не меньше. Но Сфинкс не собирается убивать Курильщика, даже если руки, которых нет, так и чешутся, а все потому, что чувствует за спиной у своего крестника незримое присутствие вожака Псов. Чёрный приглядывает за ним, опекает и даже говорит его устами. Можно сказать, Сфинкс видит теперь Чёрного в самом Курильщике, говорит с ним или его частью, но кто в кого входит не разобрать, то ли Пса приручил этот по-кошачьи наглый, самодовольный и гуляющий в Доме сам по себе человек, то ли Чёрный обзавелся питомцем, и усладу своих глаз оберегает еще ревностней, с тех пор, как Слепой поставил его главным в шестой. Как они вообще поладили? Кошка с собакой. Воспитание Курильщика можно было бы назвать безупречным, если бы в нынешнем состоянии, до которого, если верить самому Курильщику, довела его стая, а если верить стае, он сам себя довел, Курильщик не начал отчаянно хамить всем подряд направо и налево, и особенно сильно Сфинксу. Сфинкс пытается относиться к нападкам этого когда-то такого славного парнишки проще, где-то с юмором, где-то проявляя нечеловеческую выдержку.***
А потом Дракон-Македонский предпринимает внезапную попытку вырваться на свободу, прямо в кофейнике. И Курильщик, который мог бы жить спокойно всю оставшуюся жизнь, на свою беду видит это собственными глазами вместе с остальными, и хотя после он вроде бы продолжает вести себя как прежде, словно он главный в мире скептик, до него, кажется, наконец доходит, что, как и говорил Сфинкс, он слишком зациклился на себе и пропустил буквально всё, что творилось у него перед носом. Чёрный ничего этого не видел и проявил участие, как все подумали, исключительно из-за Курильщика, подле которого он, не отходя, просидел весь вечер, тужась вести беседу о художниках, на деле же Чёрный беспокоился не только о своем друге, но и о бывших состайниках в целом, уж больно подавленными они выглядели, и кто бы что ни думал, вожак Псов не был бесчувственной скотиной. А еще Чёрный понятия не имел, что в Курильщике отныне нет того, что он в него с такой тщательностью вложил, Курильщик и не собирается ему это показывать. Не важно, во что он теперь верит или не верит, его отношения к Чёрному это уже не изменит. Глядя на них, Сфинкс не сомневается, эти двое будут вместе во веки веков, и Курильщик не потревожит его своим пониманием, не станет травить тем, что для Чёрного всю жизнь оставалось недоступным. Даже осознав, в какое множество тайн посвятил его Сфинкс, когда тот был не способен слушать, Курильщик все равно в первую очередь будет думать теперь о Чёрном, а не о напрасно испорченных отношениях с крёстным и всей стаей. Почему Курильщик выбирает Чёрного, а не изнанку Дома и в первый раз, когда позволяет убедить себя, что был котом под наркотиками и во второй, когда видит превращение Македонского, но при Чёрном продолжает молчать и делать вид, что он все такой же прежний, критически настроенный Курильщик?***
Во время обыска в столовой, сразу после того, как Слепой сказал о перенесении выпуска, на Сфинкса сваливается еще и новость об автобусе, который все же раздобыл Чёрный, последнее убеждает Сфинкса в том, что и вожак Псов не так уж безнадежен. Он изменился, ответственность явно ему на пользу. А вот Курильщик, к слову, не знал, что задумал его образчик здравомыслия в «доме с психами». И хорошо. Может Чёрный не говорил с ним об этом, потому что хотел как можно дольше оставаться в данном статусе? Перед Ночью Сказок и во время неё Курильщика впервые озаряют самостоятельно сделанные правильные выводы, ему ещё очень далеко до просветления, но о себе Сфинкс узнал вещи ещё более не утешительные. Он ошибался так же часто и безбожно, как и его крестник, но не знал этого, пока Слепой не объяснил, что к чему. Куда там о других, он и о себе-то не смог понять самого главного. Просто не хотел видеть. Так что ему ли теперь винить кого-то?***
Прощание с Чёрным не стало каким-то особенно трогательным или ещё чем-нибудь запоминающимся, неожиданным это да, Курильщик, узнав об автобусе в последний момент, остался без единой возможности поговорить с ним о задуманном и вынужден был отпустить в неизвестность, после довольно сухого прощания. Проливать слезы не было смысла, Чёрный сказал, что они ещё увидятся. И Курильщик ему поверил. Потому что Чёрному можно и нужно верить. Пройдет правда не год и не два прежде, чем Чёрный оставит общину с остатками стаи, которую он все эти годы как заботливый папочка поднимал на ноги. А предоставленный самому себе, снова сделается тем же, кем и был: прежним Чёрным, мрачным, закрытым, бескомпромиссным, стойко сохраняющим нелюбовь к Сфинксу человеком.***
Как и предрекал Сфинкс, даже когда Курильщик утратил свою нормальность, дружба между ними осталась, только окрепнув с годами. И это именно Курильщик сохраняет ее, тем, что больше не задает вопросов, ни Чёрному, который окончательно убедил себя своими доводами и простыми объяснениями, ни тем более Сфинксу. Менеджер Курильщика… Сфинкс не строил конкретных догадок на этот счёт, друзья, партнеры в бизнесе, да хоть соседи по квартире, оба не женаты и по-прежнему говорят «мы». Сфинкс понял, что, по большей части, из-за своей неприязни к врагу детства, многое в нем проглядел, как дурак удивлялся метаморфозам, случившимся с Чёрным при заступлении на пост вожака шестой, и долго не понимал истинных причин отказа от общины, что не существовала бы сейчас, без него и его легендарного автобуса, и напоследок, не знал, чем объяснить теперь его постоянное нахождение рядом с Эриком, и речь идет не о каких-то там встречах в баре, раз в неделю, по выходным, это понятие подразумевает совместную работу, общение, отдых и досуг, одно неизменно, забота Чёрного о Курильщике это действительно нечто очень занимательное, как прежде основательная такая, давящая и авторитарная забота. Картины Курильщика давно с упоением рассказывают миру удивительные истории, в которые сам он долго не решался до конца поверить. Курильщик убедился, что чудеса в Доме существуют с трудом, не с первого, да чего там, даже не со второго и не с третьего раза, но когда вера в полученные еще при жизни там знания, наконец, пришла к нему, было уже слишком поздно. И теперь это мучает его. Почему же он не возненавидел человека, подменившего ему ориентиры? Сфинксу вообще было бы легко понять любого, кто ненавидит Чёрного. Но отчасти по привычке, отчасти из-за преданности их с Чёрным союзу, сам Эрик Циммерман продолжает молчать обо всем. Приходится принять факт: Курильщик любит Чёрного самой нежной и чистой любовью, какая только вообще возможна между двумя мужчинами, хотя он казался не способным испытывать подобные чувства, вечно погруженный в свой собственный внутренний мир и проблемы. Сфинкс задумчиво смотрит на расходящиеся по холсту круги. Вероятно, только он и может понять эти чувства между ними. Потому что вскоре, он, как и Курильщик, собирается сделать нечто такое, что другие понять не смогут, и все ради человека, которого никто кроме него не любит так же сильно.***
Чёрный уверял Курильщика, что слепой малыш Сфинкса, возможно, тот самый ребенок длинной Габи, ведь не зря перед выпуском она кричала на каждом углу о том, что беременна, и всем известно, с кем у неё случилась любовь. Курильщик не пытается разубеждать Чёрного. Пусть ему будет спокойно. И как хороший сын не пугает отца страшилками, он говорит этим двум, имеющим для него большое значение людям, только то, что те хотят от него услышать, даже про Сфинкса. А ведь отношение к Сфинксу у них прямо противоположное, и слышать они хотят разное, поэтому: «Да-да, Чёрный, Слепой мог, как ты выразился, сострогать десяток слепышей, и Сфинкс перегибает палку». Чёрный снова вернулся к своей неприязни, и это еще одна из причин, по которой он не нашел общий язык с отцом Эрика, ведь «украденный» у Курильщика родитель души не чает в Сфинксе. «Все в точности, как в детстве», — говорит Чёрный. Эрику как-то все равно, он не ревнует, а вот Чёрный так и не простит его отцу такого предательства.***
Отец Эрика закрывал глаза на все, что говорил и делал так называемый менеджер его сына, главное, что он заботился об Эрике, а тот ведь ни от кого больше не принимал помощи. Это как если бы сын завел здоровенную и злую собаку, говорил он себе, ну так что ж, что она бросается на всех подряд, главное, что бережёт хозяина. Вот только почему он так враждебен к Сфинксу? Да ещё и говорит в его адрес всякие мерзости, например, о похищении слепого ребенка? Благо Эрик не остался к этому заявлению равнодушным и успокоил, чего от него не часто дождешься: «Нет, папа, этот малыш ничего общего с тем, о ком все говорят, не имеет и, конечно, Сфинкс не крал его ни у кого».***
С третьим, дорогим ему теперь человеком, Курильщик видится редко, дела не позволяют, да и Чёрный бы не одобрил. А ещё не говорит с ним о том, о чём действительно хочет поговорить. Его взгляд без слов обещает Сфинксу ни о чём не спрашивать, пусть он и догадывается, но сам ни за что не найдет всех ответов. Только вот неизвестность мучает на протяжении долгих лет, даже не думая отступать. И как так вышло, что всё хрупкое равновесие держится теперь на не привыкших к такой тяжести плечах Курильщика? Довольство отца, спокойствие и самообман Чёрного, даже молчаливая благодарность Сфинкса за то, что крестник приглядывает за двумя первыми, позволяя им думать, что это они за ним приглядывают. А еще, хоть и с трудом, держит зависть к тайнам самого Сфинкса глубоко внутри себя. Остаётся лишь удивляться.Что в тебе от вечности, а что от бессилия? Кто найдёт границу твоего вдохновения? Кто поставит маркером оценку под именем, Или на табличке даты смерти-рождения? Ты — моя вода, Живая или мертвая, Прозрачная, холодная И горькая вода… © Обе-рек, Ты