Фетиш — это Бекхен

      Чондэ мчит в торговый центр как можно скорее, ведь у него есть всего три часа, чтобы успеть все подготовить, а это не так уж много, ведь покупать придется все именно сейчас. Он уже предвкушает момент, когда Бэк увидит все то, что парень приготовил, как озарятся его глаза, и Чен очень надеется, что возбуждением. Он усмехается, сам не понимая, что творит, ведь еще несколько лет назад боялся бы даже подумать об этом, но сейчас… Бэкхен стал его собственным божеством, которому Чондэ давно уже принес себя в жертву, позволяя расчленять его изнутри, вырывая все прежние идеалы и заменять их своими. Ему еще никогда никого так не хотелось, и секс никогда не становился основой всего, но он о своих принципах даже не задумывается, потеряв их где-то меж раздвинутых ног Бэкхена, оставив их в его теле, ведомый лишь красивыми стонами и тонкими, сводящими с ума руками. Жмурясь, Чен прогоняет от себя образы доступного и требующего его внимания Бэка, завешивая окна темными шторами. Создаваемая им атмосфера костела пугала и одновременно заводила от осознания того, что вскоре Бэк будет извиваться под ним, теряясь в наслаждении. Проекторы, направленные в потолок, заставляют Чондэ счастливо улыбаться, ведь картинка в его голове наконец обретает осязаемый вид в реальности, почти досконально отражая его планы.       Он включает музыку, которую долго отбирал, чтобы низкими будоражащими битами она возбуждала, а не наводила ужас и давила. Сложнее всего оказывается подвесить крылья, но и тут, повозившись с инструментами, Чондэ остается довольным результатом, ощущая уже как внутри все сводит от жаркого предвкушения, оседая теплом внизу живота и не желая рассасываться, как бы Чен не пытался себя успокоить. Проверив время, он подскакивает на месте — Бэкхен будет через полчаса, а он еще душ не принял и не переоделся, поэтому, проверив в последний раз все ли работает как надо и не потухла ли ни одна свеча, он убегает в душ, где еще пятнадцать минут приводит себя в порядок.       Облачаясь в одежду католического священника, Чондэ дрожит, буквально изнемогая от собственных фантазий, поправляя колоратку и заправляя за ухо выбившуюся прядь из аккуратно зачесанной укладки. Он пишет Бэкхену, спрашивая, где он, и усмехается, ведь парень уже поднимается в лифте. Чен выходит в зал, становясь перед крыльями так, чтобы казалось, будто это его, и сжимает в руках пульт от всей подсветки, чтобы вовремя включить диоды вокруг него. Закрывает глаза и ждет. В животе нещадно ворочаются смешанные чувства, не давая Киму спокойно дышать, унять их не получается совсем, а когда открываются двери, сердце и вовсе заходится в бешеном ритме.       Бекхен сегодня уже весь извёлся, ведь Чондэ целый день намекал ему на предстоящий сюрприз, а может и не будет никакого сюрприза. Старший просто обещал, что вечером исправит их упущение утреннего секса. Для Бэка 14 февраля никогда не было праздником. Это обыкновенный день, только днём парочек намного больше обычного, а ночью — одиночек в клубах.       Младший с улыбкой заходит в квартиру, ведь играла тихая завораживающая музыка, а всё остальное было скрыто во мраке. Он даже не успевает раздеться, ведь так сильно хотелось заглянуть за угол и увидеть, что там так красиво мерцает и где же его ждёт Чондэ…, но Бэк уговаривает самого себя, понимая, что если там что-то потрясающее, то раздеваться, уже увидев это, будет глупостью. Он быстро скидывает куртку и ботинки, разматывает шарф, бросая его прямо на пол, и осторожно выглядывает в гостиную, где всё просто заставлено горящими свечами, а по потолку ползут изображения красочных витражей. Парень во все глаза осматривает приготовленную для него красотищу и, пройдя пару шагов вперёд, заворожённо застывает, глядя на открывающийся ему вид.       Чен стоит перед ним, облачённый в чёрную рубашку и в тон к ней джинсы, которые постоянно сводят Бэка с ума, но сейчас всё его внимание приковано к шее, а в особенности — к белой колоратке, с которой его Чондэ становился похожим на прекрасного священнослужителя. Он глупо моргает, замечая наконец огромные крылья и понимая, что, чёрт возьми, но старший просто ангел, самый настоящий и невинный. Именно тот, который представлялся ему во снах и извращённых желаниях. Бэкхена всего сотрясает лёгкой дрожью возбуждения, когда он понимает, что всё вокруг так или иначе напоминает ему стены костёла, в котором ему удалось побывать лишь пару раз. Он зачарованно делает несколько шагов вперёд, всё ещё не понимая сон это или всё и правда наяву. Чондэ перед ним такой красивый и соблазнительный, а мысли о том, что прямо сейчас этот парень почти что непорочен и священен, приводят его в дикий восторг, наполненный пьянящим возбуждением и щекочущем чувством покорности.       Бэк безумно желает своего парня, хотя нет, сейчас это его святой и прекрасный ангел, которого хочется развратить, под которым хочется оказаться и стонать для него, только лишь для него, чтобы ощутить эту бурлящую внутри, запретную мечту. Он закусывает губу, делая ещё пару шагов, и с тихим вздохом опускается на колени, прижимаясь головой к животу старшего, ощущая, как его всего колотит от непередаваемых ощущений.       — Ты так прекрасен… — Бекхен лихорадочно облизывает губы, смотря на Чондэ снизу вверх и понимая, что хочет быть вот тут всегда, сидеть у ног своего Чондэ и ловить его обжигающие взгляды.       Чен усмехается, ощущая, как его наконец отпускает волнение и все тело заполняет лишь жгучее желание оттрахать Бэкхена до изнеможения. Он зарывается рукой в его волосы, заправляя назад челку, и оттягивает его от себя, чтобы посмотреть в затуманенные похотью глаза. Он мягко касается лица младшего, ведя пальцем по черным разводам стертой за день косметики, и спускается ниже, огибая линию челюсти и останавливаясь на приоткрытых губах.       — Готов к наказанию? — Чен свободной рукой расстегивает джинсы, дурея от собственных демонов, овладевших им, стоило Бэку впервые принять его в себя. Он позволяет младшему сомкнуть восхитительные пальчики вокруг его возбуждения, ведь не мог просто уже представить себе их секс без наваждения, в которое Бэк окунает Чондэ своими пальцами, и в очередной раз полностью отдает себя на растерзание своей души. — Не торопись, у нас еще много времени, — он мягко гладит Бэкхена по лицу, позволяя ему самому наслаждаться его членом, ведь это зрелище стоит того, даже больше, чем сами ощущения от головокружительного минета.       Младший готов скулить и валяться в ногах у Чена всю свою жизнь, как только слышит о наказании и ощущает теплые пальцы на своем лице. Он готов расплатиться за каждый свой грех, особенно перед ним, особенно таким образом, ублажая и доставляя удовольствие любимому и непорочному ангелу. Бэк сжимает пальцы у основания и, подразнив головку, медленно старается вобрать в себя всю плоть старшего, прикрывая глаза и ощущая языком выпирающие вены на нежной коже. Он скользит губами ниже, а затем тихонько стонет, втягивая щеки и поддаваясь назад. Пальцы спускаются ниже, лаская в ладони мошонку парня и не забывая доводить его до сладкой дрожи простыми касаниями. Облизывает возбужденный член, захватывая губами и собственные пальцы, чтобы свести его личного и непорочного ангела с ума. Бекхен уверен, что сможет, ведь для него готов предстать в самых развратных позах и исполнить любое сокровенное желание. Его распирает изнутри от чувств, таких невозможно ярких и диаметрально противоположных, от которых стоны сами рвутся из груди, а горящие взгляды красивых глаз ласкают его не хуже мягких пальцев, что перебирали волосы на затылке. Он сжимает колени вместе, ощущая, как сводит бедра от постоянного напряжения, ведь он изо всех сил старается не кончить лишь от ощущения твердого члена во рту, хотя, когда вновь задумывается о вкусной и горячей конфетке у себя во рту, томно стонет с пульсирующим членом за щекой, ведь сам уже получил кайф, даже не притронувшись к себе.       Чондэ усмехается, когда его маленький развратник крупно вздрагивает и скулит, кончая, даже не раздевшись. Его самого пробивает дрожь от осознания, что его любимый похотливый щеночек так с ума сходит от его члена и от того, что он для него устроил.       — Ты так грешен… — усмехается Чен, оттягивая голову Бэкхена назад и любуясь тем, как тот продолжает надрачивать ему, сжав плоть в своих тонких пальцах. Долго такого издевательства над его фетишами он не выдерживает и кончает младшему на лицо, дурея от того, насколько Бэкхен все равно выглядит невинным маленьким мальчиком. Такой вид только больше распаляет пожар внутри, и Чондэ подхватывает Бэка на руки, чтобы отнести его в спальню, и наказать своего грязного развратника по всей строгости. — Раздевайся… — шепчет он, опрокидывая младшего на кровать. С себя он не собирается снимать одежду, ведь безумно хочет довести Бэкхена до помутнения рассудка, заставляя все время смотреть только на себя в одеянии святого отца.       Бэк задыхается, уже лежа на кровати и ощущая, как все тело ломит в истоме и сладком предвкушении. Слова Чондэ все еще раздаются в его голове хриплым искушающим шепотом, от чего внизу живота сводит судорогой мышцы, а из горла рвутся стоны. Ему хочется боготворить старшего, полностью подчиниться ему, прижаться покрепче, ощутив обнаженной кожей жесткость джинс, и прильнуть к горячей груди, чувствуя мягкие прикосновения ловких пальцев. Бекхен повинуется обжигающему взгляду и выгибается, ловя кайф лишь от дьявольски красивой усмешки, что исказила губы старшего. Он наконец остается совсем без одежды, украдкой подбираясь ближе к Чондэ, и с виноватым взглядом, пусть абсолютно не скрывающим его вожделение, седлает его бедра.       — Я хочу принять все наказания, святой отец… за все свои грехи, потому что все, чего я желаю, — это быть с тобой и придаваться разврату в этой постели, — Бэк плотоядно улыбается, оглаживая ладонями крепкие руки любимого и дразняще касается его губ. — Вы же сможете очистить меня… мой Чондэ? — он томно стонет, покрывая шею старшего поцелуями и медленно двигая бедрами, стараясь прижаться как можно плотнее к его паху.       Придерживая Бэка за талию, Чондэ садится в кровати, облокотившись на ее спинку, ведь так было куда удобнее наслаждаться Бэкхеном. Он усмехается, когда парень чертовски соблазнительно выгибается и приближается к нему вплотную, чтобы поцеловать.       — Ты готов? Потому что на такого грязного развратника понадобится очень много времени… — выдыхает Чен в приоткрытый рот и достает из-под подушки смазку. Он невесомо водит пальцами по сжимающемуся входу, любуясь Бэкхеном в этот момент, ведь прекраснее его лица, искаженного в оргазме, может быть только его невинное выражение, отражающее все его неистовое желание быть вжатым в постель и грубо вбитым в нее. — Будешь послушным мальчиком? — Чондэ выгибает бровь, дожидаясь кивка, и насаживает его на свой член до самого основания, сам дурея от жаркого нутра. Захватив искусанные губы в жадный поцелуй, он стонет в горячий рот, с головой окунаясь в неистовую негу, ведь то, что Бэк творит своим задом сводило с ума.       Младший полностью уходит в свои ощущения, наслаждаясь близостью Чондэ, его крепкими руками и влажной кожей, от которой не мог оторваться. Он выцеловывает запрокинутую шею, выгибается в сильных руках и сжимается изнутри, доставляя им обоим потрясающие впечатления и дикий восторг от удовольствия, разливающегося по венам. Бэк скачет на чужих бедрах, упиваясь красивой усмешкой и хитрыми глазами, ведь Чондэ все еще его священный и непорочный ангел, которого он заставляет падать все ниже и ниже, занимаясь с ним самым низким и сладостным грехом.       — Чондэ… — младший всхлипывает, крепко хватаясь за плечи любимого и крутит бедрами, уже предчувствуя скорый оргазм. — Я так беспокоюсь… мне кажется, что ты совсем не наказываешь меня, Чондэ, я достоин наказания жестче… разве… разве не хочешь заставить меня умолять тебя? Не хочешь наслаждаться моими слезами? Я бы хотел совсем утонуть с тобой в нашем сладком безумии, мой Чондэ, — Бекхен дрожит от собственных слов и фантазий. Ему безумно хочется ощутить, как Чен срывает с себя оковы, как душа его действительно становится грязной.       Чондэ изо всех сил старается совладать с собой, дабы не дать Бэкхену утянуть его в свою пучину дикого удовольствия, а все потому, что ему хотелось долго изводить любимого, чтобы, проснувшись, он не мог встать с кровати.       — Не отвлекайся, — усмехается он и вновь впивается в розовые губы страстным поцелуем то кусая и оттягивая нижнюю губу, то занимая чужой рот своим языком и не давая Бэку вести. Он отстраняется только для того, чтобы позволить Бэкхену кончить, заставляя того привстать на коленях, и сам вбивается в него, доводя до криков в яростном и беспощадном наслаждении. Он и сам кончает следом, но не позволяет себе расслабиться, валя Бэка на кровать и нависая сверху. Возбудиться снова не составляет труда: стоит лишь взглянуть на затраханное лицо любимого с капельками пота на висках и ниточками его спермы на щеках и подбородке. Ему вновь кружат голову собственные фантазии, и он нависает сверху.       — Так ты хотел? — глубоко дышит он, отгоняя от себя дурман после оргазма. — Или может быть, так? — Чондэ задирает ноги Бэка, закидывая их на свои плечи и сгибает его пополам, приближаясь к лицу. — Открой глаза, — рыкает он и, стоит Бэку посмотреть на него со щекочущей нервы усмешкой, как он резко вгоняет в растраханное тело член. Крик его любимого буквально ласкает слух, и он сразу задает бешеный темп, не меняя его так долго, как может, и, когда ему удается довести Бэка до предоргазмного состояния, он, ухмыляясь, замедляется.       — Может быть, ты все же хотел именно этого? — мурлычет он на ушко младшему, кусая его и плавно двигаясь в парне, зная как тот ненавидит его медлительность, особенно после того, как довел его до метаний по всей кровати и задушенных криков в диком удовольствии.       Бекхену кажется, что он совсем свихнулся, ведь так хорошо быть просто не может, так сказочно потрясающе и до судорог классно. Он не понимает, что творит, не соображает, что творит с ним Чен, потому что абсолютно все мысли тонут в бешеном темпе, в хриплом дыхании и в ярких вспышках удовольствия. Желания сосредотачиваются лишь на одном, самом главном, и, когда младший готов уже отпустить себя, ощутить удушающую волну, его обрывают искушающим голосом, буквально разрывающем тишину и делящим её на до и после. Тело шокировано таким резким переходом, все еще тянется и желает достичь скорейшей разрядки, из горла вырывается невнятный всхлип, а затем умоляющие стоны, но сказать что-то уже никак не получается, потому что язык заплетается в горячем и страстном поцелуе. Бэк словно первый раз пробует целоваться, совершенно пьяный и одурманенный.       Он выгибается, когда Чондэ застывает совсем, пытается вогнать член глубже, надавить на нужную точку еще сильнее и забыться в потрясающих ощущениях, только пятки скользят по гладкой простыни, пальцы дрожа соскальзывают с крепких плеч, и лишь голос пытается умолять. Бэкхен шепчет, унижается и просит, восхищенно вздыхает и умоляет опять и опять, откровенно хрипит о своих грехах и мечтает умирать вот так каждый день, заслуживая прощения перед собственным богом, его прекрасным и святым ангелом, которого не запятнает даже он.       — Чондэ… прошу… еще, пожалуйста, еще… — Бекхену удается зарыться пальцами в волосы старшего, притянуть его к себе и громко протяжно застонать, когда резкий толчок наполняет комнату гулким шлепком, а его тело — будоражащим кайфом.       Чондэ наконец позволяет себе отключить весь контроль, когда и его тело сводит подступающий оргазм. Заходится в оглушающем удовольствии он следом за своей принцессой, валясь рядом и на мгновение полностью отключаясь от реальности. Придя в себя, он видит свое святое безумие в желанном им забвении после столь невероятного секса.       — Я так люблю тебя… — выдыхает он, прижавшись лбом к виску парня, ласково стирая еще не засохшие дорожки от слез. — Мой идеал… — он ощущает, как грудную клетку разрывает изнутри от неописуемо сильных чувств, боль от которых кажется невыносимой. Чен задыхается, хватаясь за рубашку, и судорожно стягивает с себя колоратку, и расстегивает несколько верхних пуговиц. Задрав голову, он отчаянно смотрит вверх, понимая, что от него прежнего не осталось ничего, все в Бэкхене… он все поглотил, впитал в себя, жадно всосавшись в него своими острыми зубками и крепко держа его цепкими пальцами. Чондэ закрывает лицо руками, слыша в голове отбивающуюся от стенок молитву, которую часто слышал от святого отца в церкви. Глупо хихикая, будто совсем обезумевший, он просит у бога прощения за все содеянное и наконец избавляется от взмокшей одежды.       — Дай мне… хоть что-нибудь дай, Бэк… — шепчет Чен, вытирая любимого от спермы и пота. Он нежно касается обнаженной бледной кожи, забываясь в своих движениях, пока его тихие слова не начинают складываться в стихи, и новые строчки все наполняют и наполняют его голову. Он бросает все, кидаясь к своему рюкзаку, и, трясясь, записывает каждое слово в тетрадь с песнями, словно вырывая их из себя безумными чувствами. Они ищут выход наружу, ложась на белую бумагу строками новой песни, и Чен вновь благодарит свое личное божество за подаренное вдохновение.