Основа

Wish I had the courage to explain To let myself be heard I wish there was a way to break the chain But I struggle with the words Röyksopp «You Know I Have To Go»

Руки немного мерзнут от сырости деревянных перил. Ты стоишь на небольшом балконе вашего номера и смотришь перед собой. Ночи тут особенно темные, и впереди почти ничего не видно, только черный силуэт гор и редкие точки огней от небольших отелей. Воздух наполнен весенней свежестью, в Австрии всегда пахнет весной уже с середины января. Этот запах всегда вызывал у тебя чувство легкого волнения, ожидания чего-то неизвестного, что должно вот-вот произойти. Но сейчас ты отдаешь себе отчет, что та тревога, которая не дает тебе спать по ночам, не имеет с этим чувством ничего общего. – Блин, что они с ним делали? У него же вид совсем затравленный – стоит на этом подиуме и смотрит под ноги, боится глаза поднять. Снова и снова ты мысленно возвращаешься к этой фразе – к поворотному моменту, после которого земля ушла из-под ног. Тем вечером ты полез на YouTube посмотреть собственное интервью для IBU – первое, которое у тебя взяли на английском. Зрелище было жалкое – ты нервничал, сбивался, забыл все предлоги и вообще говорил с непонятно откуда взявшимся немецким акцентом. Когда ты уже собирался закрыть страницу, тебя остановило знакомое лицо, мелькнувшее в строке предложенных видео. Лицо, которое ты уже очень давно не видел. Саша. Выиграл первую после дисквалификации гонку на IBU. Ты запустил видео и был где-то на середине, когда Макс незаметно, как он всегда это делает, подошел сзади и заглянул в ноутбук. Звук его голоса все еще звенит в голове, раз за разом отправляя тебя в свободное падение куда-то в пустоту. В нем была не просто жалость, сочувствие или забота – в нем была нежность. Такая, какую иногда можно было услышать, когда он говорил о тебе. От этой мысли все внутри скручивает в узел, хочется согнуться пополам и закричать. Той ночью ты не смог заснуть. Мысли, чувства, отрывки воспоминаний – все смешалось в твоем воспаленном сознании и сводило с ума. Было душно. Подушка царапала щеку, казалась неровной, отвратительно сухой и теплой. Ты попробовал постоять под горячим душем, перед важными гонками тебе это не раз помогало. Не в тот раз. Никогда до этого ты не пытался анализировать ваши отношения. Не прокручивал в голове, что Макс для тебя значит и как вообще получилось, что вы вместе. Все было просто и так естественно. Просто еще с юниорских лет, хоть ты тогда и не знал его близко, ты чувствовал, что этот человек излучает какой-то особенный свет. Просто так вышло, что с прошлой весны вы стали жить вместе на сборах и сблизились. Просто после одной из тренировок вы, лежа на кровати, смотрели на твоем компе какой-то до упоротости смешной видос, и ты его поцеловал. А он ответил. Это странно, если подумать, но вы никогда не обсуждали, что происходило с каждым из вас до этого. Тогда под душем тебе впервые пришло в голову, что Саша – это шесть лет его жизни. Тогда ты впервые понял и то, что их история не могла быть простой – такой, в которой люди легко сходятся, а потом так же легко расходятся в разные стороны. Шесть гребаных лет, о которых ты ни разу не спросил. Ты уверен, что знаешь Макса хорошо. Знаешь, что он не может пройти мимо зеркала, не поправив прическу. Знаешь, что утром бесполезно говорить с ним о чем-то, кроме самых простых вещей в духе «Будешь чай?». Знаешь, как смешно он чихает. Знаешь, что он никогда не смотрит твою стрельбу на соревнованиях. Знаешь, какими словами его задеть, и знаешь – какими согреть. Но стоя под тем душем со смешанным чувством тревоги и обиды непонятно на кого, ты отчетливо понял, что совсем ничего не знаешь о его жизни. А на следующий день случилась рупольдингская эстафета. Самый мрачный эпизод в твоей пока не длинной карьере. Ты плохо помнишь, о чем думал тогда перед стартом и во время гонки – мыслей должно было быть много, но сейчас они как будто подернулись дымкой. Помнишь только резкую боль, которая скрутила все тело, когда ты попытался ускориться в последний подъем под крики тренеров. А дальше – черные круги перед глазами, и руки Шипулина с Елисеевым волокут тебя прочь из финишной зоны. Сейчас ты понимаешь, что все могло быть гораздо хуже: в той эстафете мог бежать Макс. Подвести команду – тяжело, подвести Макса – просто невыносимо. Ты помнишь, как позже, уже придя в себя в финишном городке, подумал, что Логинов бы на твоем месте ни за что не проиграл, не отдал бы целых 15 секунд на последнем километре. А ты отдал. – Ты сделал все, что смог. Не каждый способен так выложиться, как ты в конце. Тебе просто отдохнуть надо, явно же организм переутомился, иначе не догнал бы он тебя. Такое бывает, но ты сильнее этого. Он тогда выпалил тебе все это прямо с порога, на одном дыхании, даже раздеться не дал. Явно готовился, особенно к последней фразе. Тебя же хватило только на какое-то бессвязное бормотание в ответ, а потом ты, не переодеваясь, повалился на кровать и вырубился. Ты проснулся через 8 часов посреди ночи, и тяжесть унизительного поражения, ранее притупленная усталостью, навалилась на тебя с удвоенной силой. Тебе хотелось исчезнуть, раствориться, сбежать от гнета реальности хотя бы на время. Все что угодно, лишь бы не ощущать этой тревоги, которая схватила тебя за горло и отказывается отпускать. Тогда ты просто не мог находиться в одной комнате с Максом, чувствовать рядом его ровное дыхание и знать, что он не может помочь. Тогда ты впервые ушел гулять по ночному городу. Бесцельно наворачивать круги вокруг отеля по безлюдным улицам и дышать – прочь из душного номера, в котором все пропахло тревогой. Любой скажет тебе, что сбежать втихаря – это слабость, и в глубине души ты знаешь, что это правда. Но интересно, сколькие в подобной ситуации действительно способны остаться. Когда ты вернулся, Макс не спал – сидел на кровати, уткнувшись в телефон. Ты готовился к объяснениям, но он сразу забрался обратно в кровать и выключил свет. – В следующий раз просто оставь записку или напиши в контакт. Конечно, ты так ни разу этого и не сделал. Каким-то образом тебе через день удалось собраться на спринт. А потом на гонки в Антхольце. Каким-то образом ты держишься и сейчас, просто в те ночи, когда тревога душит особенно сильно, ты уходишь бродить по ночному городу. Здесь в Обертиллахе тебе нравится особенно: тут пустынно, холодный сырой воздух и возвышающиеся со всех сторон черные силуэты гор дают такое желанное чувство умиротворения и свободы. – Логинова берут в основу на ЧМ. Они на днях приедут с Лехой, Жекой и Димой. Сегодня за завтраком Шипулин просто озвучил то, что тебе и так было хорошо известно. Ты невольно бросил взгляд на Макса, но тот и бровью не повел. Само собой, ты смотрел все гонки на Европе, забившись в угол номера с ноутом и наушниками. Ты все еще не можешь избавиться от чувства стыда за то, как обрадовался Сашиному промаху в индивидуалке. Наверное, ты просто не очень хороший человек. Ногам стало совсем холодно в одних носках, руки почти примерзли к перилам, и ты делаешь шаг обратно в номер. Замираешь возле балконной двери и какое-то время просто стоишь и смотришь на спину Макса, прислушиваясь к его дыханию. Спит? Ты не знаешь, замечает ли он твоё отсутствие по ночам. По крайней мере, после того раза он больше не ждал тебя, когда ты возвращался в номер. Смотришь на спящего Макса и чувствуешь, как тревога снова неотвратимо заполняет твоё сознание, не оставляя уголка, где можно было бы скрыться и отдохнуть. Понимаешь, что сна сегодня опять не планируется. Тихо крадешься к двери, наощупь всовываешь ноги в ботинки, накидываешь куртку и осторожно прикрываешь за собой дверь. Холодный воздух сразу помогает продышаться. Немного постояв на крыльце, ты спускаешься на дорогу и сворачиваешь направо – в сторону домов у подножия склона. Снег скрипит под ногами. Слышишь, как позади открывается входная дверь отеля. – Ты куда? От звука его голоса внутри все сжимается и холодеет. Только не сейчас, сейчас ты совсем не готов говорить. *** Черт тебя дернул за язык. Каким же дебилом надо быть, чтобы: а) начать комментировать происходящее на экране его компьютера, когда ты знаешь, как он этого не любит, и б) заговорить с ним о Сане, да еще в таком ключе. Тебе хватило нескольких секунд неловкой паузы, чтобы ощутить, как температура в комнате стремительно ползет вниз, и ты поспешно ретировался к чайнику в другом конце номера. Масштаб совершенной ошибки ты осознал не сразу. Весь вечер Антон был как оголенный провод, ни на чем не мог сосредоточиться и нервно на тебя реагировал, хоть и пытался это скрыть. Ночью он долго ворочался и в итоге ушел в душ на полтора часа. Уже тогда было ясно – что-то не так. А потом была эта чертова эстафета, и стало понятно, насколько все не так. Тебе еще с утра было неспокойно, впервые ты нервничал перед гонкой, в которой не стартовал. Он и так никогда не бегал четвертый этап, а тут еще вся эта нервная история и тяжелая ночь. Ты хотел поехать на стадион, но он довольно резко потребовал, чтобы ты остался. Надо было поехать. Во время последней стрельбы ты закрылся в ванной и пустил воду. Лучше бы ты смотрел стрельбу, чем последний круг. Хотелось немедленно оказаться там, выбежать на трассу и что-нибудь сделать с этим ублюдком Свендсеном – не убить, так хоть покалечить. Эмоции переполняли, и ты минут 20 мерил шагами номер, не в силах остановиться. Страх за Антона, который не мог стоять на ногах, злость на празднующих норвежцев и прилив нежности, когда Антон, придя в себя, давал Трифанову интервью. – Это ощущение, наверное, не передать. Я надеюсь, что большинство людей никогда этого не испытает. Ты знаешь, к чему относились эти слова, и что они значили. Знаешь, что его мучения в той эстафете – твоя вина. Пока ждал его возвращения, ты лихорадочно старался придумать, что ему сказать, пытался правильно подобрать слова. Но разве можно вообще в такой ситуации подобрать какие-то слова? Ваши отношения никогда не казались тебе простыми: они существовали как будто в вакууме, внутри которого кажется, что за пределами ничего нет. Ты всегда знал, что рано или поздно этот вакуум лопнет, как пузырь, и реальность начнет вторгаться в вашу жизнь. Вам давно нужно было начать говорить: друг о друге, о прошлом, о том, что будет дальше. В глубине души тебе, наверное, даже хочется поделиться с ним. Рассказать про Саню и про то, что произошло. Просто ты так и не смог подобрать слова, а он как будто разрешал тебе их не подбирать. И ты этим пользовался. Он очень сильный, ему каким-то образом удается собираться на гонки и тренировки даже при том, что он почти не спит. Вам пока что удается сохранять видимость того, что все по-прежнему. Но сейчас он уже полчаса стоит на балконе, и ты знаешь, что ночью он опять уйдет. В этот раз ты пойдешь за ним. *** Стоишь как парализованный, лихорадочно пытаясь придумать вразумительный ответ. – Антон, ты куда? Повторяет вопрос. Медленно поворачиваешься. Он стоит в дверях в распахнутой куртке и часто дышит. Бежал по лестнице. Избегаешь смотреть ему в глаза. – Спать не хочется, решил пройтись, подышать воздухом. Говоришь глухо и неубедительно. Он выдерживает паузу, немного улыбается. – В трениках и кроссовках? Холодно так идти. Опускаешь глаза: и правда, в темноте ты влез не в те ботинки, а про такую вещь, как теплые штаны, вообще думать забыл. Поднимаешь взгляд – он спускается с крыльца, и дистанция между вами стремительно сокращается. В голове пусто, и ты совсем не знаешь, что ему сказать. Тебя немного трясет. Ждешь, что он заговорит сам, но он вместо этого обнимает тебя своей распахнутой курткой. Сначала осторожно, потом крепче. Ты стоишь, уткнувшись носом в его теплую шею, и думаешь, что у тебя есть еще пара дней на то, чтобы собраться с силами и поговорить.