Потерянное наследие

Библиотечный кампус Университета Майсура, судя по всему, построен не так давно — современное фасадное остекление, хоть и было теперь заклеено какой-то неприглядной черной пленкой, выглядело целым, а строгие линии выступающей над входом массивной крыши архитекторы явно позаимствовали из минимализма. Сейчас ей с трудом верится, что в здании перед ними — одно из богатейших собраний разного рода литературы в стране, а также единственный в мире обладатель древних рукописей, старейшая из которых датировалась пятым веком до рождества Христова, — и, тем не менее, это так. Широкие двери то и дело открываются, пропуская людей — по одному, парами и небольшими группами — и Хлоя мысленно благодарит того бога, за клыком которого они идут охотиться, что даже в период гражданской войны в городе все ещё продолжается светская жизнь, как бы ни было тяжело её поддерживать. Кампус делится на две части — публичную, вход в которую разрешен всем, и научно-исследовательскую, куда можно было попасть только по специальному разрешению, и где хранились те самые редкие экземпляры рукописей. Их пропускают без лишних вопросов, несмотря на то, что на Надин вместо традиционного индийского костюма надета нейтральная полевая форма, — а может, благодаря этому. — С чего думаешь начать? — интересуется Надин, когда они, следуя по указателям, приходят в один из дальних читальных залов — хотя это, скорее, уже не зал, а открытая часть хранилища, в которой между стеллажей с книгами втиснули убогие столы и стулья. Хлоя чувствует на себе такой же оценивающий взгляд, как когда они удирали с крыши административного здания в Мангалуру, но теперь это её совсем не смущает. Она останавливается рядом с уходящими далеко вверх полками с книгами, после минутного изучения ярлыков достает несколько и кладет их перед наемницей: — Начну с кратких современных описей. Нет смысла сломя голову кидаться в древние манускрипты, их слишком много, можно потратить не один месяц в попытке найти среди них что-то, о чем толком не имеешь представления. Открыв самую верхнюю книгу, Хлоя пролистывает оглавление и почти сразу находит нужный им пункт; пробежавшись взглядом по строчкам, она не читает страницу за страницей, но рассказывает вслух то, что считает основным: — Ганеша — бог мудрости и благополучия, традиционно считается, что он покровительствует творцам: художникам, писателям и ученым; но к нему также обращаются воины, путешественники, торговцы, да и вообще все, кто хочет добиться успеха в каком-либо начинании. Он появился в пантеоне индуизма примерно в пятом-шестом веке после рождества Христова, но некоторые источники утверждают, что есть упоминания о нем гораздо более древние. Про рождение Ганеши существует много разных мифов, согласно большинству из них он — сын Шивы(1) и Парвати(2), но не живорожденный — Ганеша сделан либо из свертка ткани, либо из луча света, либо из куска глины, и только потом оживлен богами. Слоновью голову Ганеша получил, лишившись человеческой из-за гнева отца, — раскаявшись, Шива решил приставить голову первого существа, которое встретится ему на пути, и существом этим оказался вахана(3) Индры, белый слон Айравата; слон был носителем магии и знаний Индры, поэтому Ганеше вместе с новообретенной головой достался пытливый ум и способность колдовать. Он никогда не обращает их во зло, что необычно для богов индуизма. Надин слушает её, не перебивая, — похоже, ей действительно интересна история, и это странно, ведь изначально было сказано, что наемница будет исполнять роль грубой силы и охранять Хлою. Где-то вдалеке воет сирена воздушной тревоги — слишком тихо, чтобы Хлоя смогла определить, в какой стороне, — но она надеется, что не в том районе города, где находится их лодж. — Насчет того, почему Ганеша остался без бивня, есть три самых распространенных мифа. Первый гласит, что Ганеша в сражении с демоном Гаджамукхой обронил свое оружие, поэтому сломал свой бивень и бросил его в противника, превращая его в крысу. Согласно второму, божество отказалось впускать мудреца Прашураму, пришедшего к Шиве, когда тот спал; Парашурама в ярости взмахнул топором и отсек Ганеше правый бивень. Есть ещё легенда о том, что, записывая Махабхарату под диктовку мудреца Вьясадевы, Ганеша сломал перо и, стремясь не упустить ни слова, отломил бивень и стал писать им. Кстати, в этом варианте сказано, что написанное бивнем тут же сошло со страниц и воплотилось в жизнь. — Первая версия больше всего на правду похожа, — делится своими соображениями Надин, на что Хлоя пожимает плечами: — Значит, скорее всего она — для отвода глаз. По моему опыту, то, что принимается за чистую монету в первую очередь, обычно было создано много позже, и только чтобы скрыть настоящее положение вещей, — воровка листает оставшиеся несколько страниц и поднимает взгляд. — К сожалению, ни в одной из легенд не говорится, куда бивень делся потом. — И что теперь? — Теперь мне нужна будет твоя помощь. Стеллажи, на которых находятся нужные им манускрипты, скрыты в каком-то совсем подозрительном и плохо освещенном углу зала; Хлоя объясняет это для себя тем, что старая бумага, рисовые листы и папирус очень капризны и неустойчивы к яркому свету, поэтому их хранят в соответствующих условиях. — Пураны — целый комплекс текстов, состоящий из восемнадцати махапуран, посвященных более значимым богам, и восемнадцати упапуран, о мелких божествах, мудрецах и царях; в общей сложности это порядка двухсот тысяч стихов. Не волнуйся, — усмехается воровка, видя, как от названного объема глаза Надин округляются от удивления, — нам нужны только две книги, Шива-пурана и Ганеша-пурана. Это всего двадцать пять тысяч. Невооруженным глазом видно, что достать указанные Хлоей книги наемнице удается с трудом. Хлоя разворачивает ту, что поменьше и со знаком Ганеши на обложке, и надолго погружается в её изучение — проходит больше получаса к тому моменту, как на одной из страниц ей попадается кое-что интересное: — Вот, посмотри, — Хлоя стучит пальцем по гравюре, привлекая внимание заскучавшей Надин. — Это традиционное изображение Ганеши. У него четыре руки, в которых он держит трезубец, аркан, лотос и четки, вахана — ездовая крыса — у ног и змея вокруг туловища. Наклонившись, Надин легко прижимается к боку Хлои — намерено или нет, воровка не знает; все, что она может понять, так это что она начинает возбуждаться от одного этого прикосновения. Хлоя уверена, что это просто наваждение, слегка в мозгах перемкнуло и все, поэтому встряхивает головой и пытается отвлечься на манускрипт. — Вообще-то, набор предметов в руках меняется в зависимости от эпохи, в которую было сделана гравюра, неизменен их символизм — устранение преград, жертвенность, духовное познание и сладость бытия. Эта гравюра явно двойная, но чем нарисована первая… — нахмурившись, Хлоя осторожно осматривает страницу на просвет, и замечает смутные линии. — Похоже на примитивные термические чернила — лимонный сок, я бы сказала, или разбавленное молоко. У тебя есть зажигалка? — Хочешь сжечь манускрипт? — выгибает бровь Надин, но достает из кармана пластиковый пакетик с куском наждачной бумаги и спичками. Чиркнув одной, Хлоя держит страницу над пламенем до тех пор, пока под линиями черной туши не начинают проступать коричневые штрихи. Предметы на обеих гравюрах в большинстве своем совпадают — и только на месте лотоса, зажатого в правой верхней руке божества, выжженным белком нарисован отломанный бивень. — Так бивень надо искать под розовым лотосом? Какая ирония, мы были так близко(4). Севший на целую октаву голос и насквозь черные от похоти глаза наемницы заставляют Хлою услышать последнюю фразу совсем не в том ключе, в котором предполагалось; воровка нервно облизывает губы и усмехается: — Не думала, что тебя возбуждает история. — Не она, — соглашается Надин, и, прежде чем Хлоя успевает сказать что-то ещё, разворачивает её спиной к себе и вжимается всем телом. Хлоя судорожно вздыхает, до боли стиснув зубы, — нет, ей нельзя поддаваться желанию, сейчас не самое подходящее время, они все-таки в общественном месте, — но все её доводы обрываются в тот момент, когда наемница прикусывает кожу на её шее и сжимает ладонями грудь сквозь два слоя ткани. Ноги слабеют, отказываются держать её вертикально, но Надин, точно предугадав реакцию воровки, обнимает её одной рукой и неторопливо укладывает животом на стол, даже не убрав книги в сторону. Хлоя упирается лбом в прохладную пластиковую столешницу, пытаясь ровно дышать, и чувствует, как ладонь наемницы, проскользнув по лопаткам вверх, вдруг сжимается на её затылке. Воровка пробует пошевелиться, но не может, Надин держит крепко; внезапное осознание, что теперь она полностью её власти, заводит Хлою до такой степени, что она больше не может сдержать стонов, хотя Надин ещё даже не начала её ласкать. Прижимая её к столу одной рукой, другой наемница задирает камиз высоко на спину и гладит ладонью влажную от пота впадину позвоночника, — её пальцы спускаются до самого пояса сальвар, но не спешат забираться под него. Хлоя ворчит и нетерпеливо поводит задницей — она уже пять минут как готова, предварительные ласки ей сейчас совершенно ни к чему, — но в итоге добивается только того, что наемница отходит чуть в сторону, и восхитительное трение о её бедро исчезает. С минуту ничего не происходит; воровка извивается всем телом, шарит руками по столу в слепой попытке найти опору, и вздрагивает от неожиданности, когда Надин рывком стягивает сальвары вместе с бельем. Она сразу входит в неё двумя пальцами, и Хлоя готова кончить уже от одного этого ощущения; она стонет и подается затылком в ладонь наемницы, но та вдруг давит сильнее, так что Хлое приходится повернуть голову и прижаться щекой к столу, чтобы не сломать себе шею. Из такого положения ей отлично видно лицо Надин, её черные от возбуждения глаза и улыбку с нотой кровожадности. Это слишком много, Хлоя зажмуривается и в отчаянии грызет костяшки пальцев, но боль от укусов совсем не помогает, даже наоборот — она кричит в голос, когда внутренности начинает сводить в подступающем оргазме, и только вовремя переместившаяся с затылка на её губы ладонь Надин хоть как-то заглушает звук. Проходит несколько долгих секунд, прежде чем волны наслаждения сходят на нет, и Хлоя делает слабую попытку подняться, — но обнаруживает, что наемница не собирается её отпускать. Замедлившиеся было пальцы в её влагалище снова начинают двигаться, с большей оттяжкой и силой, и с такими пошлыми звуками, что воровка, сдавленно выдыхая в ладонь Надин, отстраненно думает, что они все равно слишком шумят. Наверняка уже кто-то заметил. Наемницу это, кажется, совершенно не волнует — она обворожительно улыбается Хлое, когда та открывает глаза и умоляюще хмурится, прося отпустить её, и бьет точно по чувствительной точке внутри. Второй оргазм накрывает Хлою так же неожиданно, и он даже мощнее, чем первый, потому что стол под ними жалобно скрипит, когда её с силой встряхивает удовольствием. Под закрытыми веками взрываются белые вспышки, настолько яркие, что у неё проступают слезы, а в голове слишком шумит от собственного крика и оглушающего удовольствия. Она не успевает прийти в себя полностью, когда Надин за спиной чертыхается и трясет её за плечо — наверное, Хлоя умудрилась как-то повредить книги, забывшись в оргазме; однако в следующий момент выясняется, что причина в другом: — Кто-то идет. Быстрее! Какой-то скрежет и звук шагов действительно приближается к ним. Хлое настолько наплевать, что она даже не натягивает на место белье и штаны, просто опускает подол камиза — он достаточно длинный и достает ей почти до колен, — утыкается в книгу и старательно делает вид, что корпит над переводом. Работник библиотеки, толкающий перед собой тележку с целой стопкой книг, проходит мимо, даже не взглянув в их сторону. — Чуть не попались, — еле слышно выдыхает воровка, как только шаги затихают дальше по коридору. Надин вальяжно опирается задницей на стол и улыбается ей так, что Хлоя чувствует укол возбуждения, словно не кончила только что два раза подряд. До закрытия библиотеки остается всего пара часов, и она честно хочет использовать это время, чтобы бегло просмотреть Шива-пурану на предмет дополнительного к уже найденной гравюре ключа, — но с сидящей так близко наемницей, все ещё дрожащей от неудовлетворенного желания, это заведомо невозможно. Хлоя подтягивает к себе стул и усаживается аккурат между ног Надин; та наблюдает, как воровка непослушными пальцами расстегивает пуговицы на её армейской рубашке, и с наслаждением запускает руки в её и без того растрепанные волосы, когда Хлоя вжимается лицом в её грудь. От Надин умопомрачительно пахнет свежим потом, пылью и морским бризом — Хлоя не знает, как она умудрилась сохранить этот запах, ведь они уже четвертый день как покинули побережье Индийского океана. Этот запах хорошо перекатывать на языке от самой вершины темного твердого соска по ореолу, и дальше, к ложбинке между грудями, хорошо собирать его вместе с выступившими там каплями пота и слушать, как наемница от этого судорожно втягивает воздух. Хлое нравится её реакция. Она не спеша проводит языком мокрую дорожку от её груди вниз, к пупку и дальше, но, чем ниже Хлоя опускается, тем больнее впиваются в её волосы пальцы Надин. Воровка думает, что, может быть, у неё, кроме запрета на поцелуи в губы, есть ещё запрет на куни, поэтому не настаивает и уже привычно скользит в расстегнутую ширинку рукой, продолжая целовать её живот. Надин откидывает голову и так протяжно стонет, когда Хлоя прихватывает зубами кожу рядом с пупком, одновременно проникая пальцами в скользкое отверстие, что воровка едва сдерживается, чтобы не застонать в ответ. Она уже достаточно хорошо знает тело Надин, чтобы с лихвой вернуть ей те же два оргазма; собираясь кончить второй раз, наемница держит лицо Хлои в ладонях и оглаживает большими пальцами её губы — Хлоя не упускает возможности несильно цапнуть их зубами и размашисто двигает рукой, вгоняя пальцы в сладко подрагивающее влагалище. Надин теряется в удовольствии всего от пары движений, и сдавленно вскрикивает, не сводя глаз с Хлои. Воровка понимает, что это — ещё далеко не конец, и, если тело наемницы успокоить можно, то полыхающий в глубине её темных зрачков огонь — нет. Они уходят за час до того, как двери кампуса запирают на ночь, и едва успевают добраться до своего номера, прежде чем Надин толкает Хлою к двери и страстно целует её шею. Хлоя не знает, что с ними происходит, и пока не очень хочет задумываться на эту тему – потеряй они день, две недели, да хоть целый месяц, на оплате работы Хлои это никак не скажется. Все же Фрэнк был прав, когда говорил, что с назначенными клиентом сроками справится даже непрофессионал. Несмотря на то, что до своей кровати Хлое удается добраться не сразу, и засыпает она далеко за полночь, ранний подъем на следующее утро дается ей без особого труда. На пару с Надин они успевают добраться ко входу в библиотеку точно в момент её открытия; наемница идет с Хлоей, как и вчера, но исчезает из кампуса почти сразу, объяснившись скупой фразой «пойду разведаю обстановку в городе». Воровке так гораздо легче сосредоточиться — символы ведийского санскрита ровно складываются в английские слова, а слова — в витиеватые, но вполне понятные тексты. Изучив большую часть из двадцати четырех с небольшим тысяч шлок(5) так и не открытой днем раньше Шива-пураны, Хлоя с легким разочарованием понимает, что ничего дельного в них нет. По её предположениям, больше ни в одной из пуран упоминаний о Ганеше быть не может, поэтому продолжить поиск Хлоя решает в текстах более древних. Пожелтевшие, истлевшие почти до хрустальной хрупкости свитки, которые работник библиотеки выдает ей в специальных пластиковых контейнерах, плотно закрытых и защепленных с трех сторон, тоже не могут предложить ей ничего полезного. Во всех них рассказывается про периоды мифологии задолго до появления Ганеши. Хлоя ловит себя на мысли, что неплохо было бы не изучать так скрупулезно каждую страницу нескончаемых в своем разнообразии Вед, но тут же прогоняет её. Если сейчас позволить себе расслабиться, то можно упустить какую-то важную информацию с вероятностью в сто процентов из ста возможных. В бесплодных поисках проходит весь день — Хлоя приходит в себя глубоким вечером, когда все тот же библиотекарь окликает её со своего места, напоминая, что у кампуса, как и у него, часы работы ограничены. Она возвращается в отель в полнейшей темноте, иногда взрываемой вспышками далеких воздушных атак — бои с авиацией, слава всем богам, ушли на северо-восток. Правда, солдаты теперь попадаются куда чаще, чем когда она и Надин только приехали в Майсур, и это очень, очень плохой знак. Хлоя знает, что ей надо бы ускориться, но она и так делает все, что в её силах, на пределе возможностей, а этого все равно недостаточно, чтобы среди нескольких тысяч старинных рукописей выловить одну, самую важную. К удивлению Хлои, когда она заходит в номер, Надин на месте нет; воровка успевает сходить в душ, сварить кофе и пролистать сводку последних событий в лэптопе к тому моменту, как входная дверь снова открывается. На первый взгляд, во внешнем виде наемницы с утра ничего не поменялось, но, присмотревшись, Хлоя замечает толстый слой пыли на её лице и одежде, разбавленный кое-где похожим на брызги крови бурым крапом, чуть потухшие глаза и устало сгорбленные плечи. Похоже, трудный день был не только у неё. Надин первым делом интересуется, как идут поиски ключа — воровка в ответ может только покачать головой, но это как будто придает наемнице сил, и она даже улыбается, когда притягивает Хлою к себе и требовательно проходится ладонями по её спине вниз.