Жалкий.

      Идя по пустым коридорам с выбеленными стенами, всё ближе подходя к металлической двери, Пак Чимин чувствовал, как всё внутри него скручивается в огромный узел. Нерешительно схватившись за холодную ручку, немного потоптавшись на месте, он зашёл внутрь. Атмосфера в палате казалась еще более устрашающей, чем в самой больнице: четыре белые стены, давящие на сознание и создающие угнетающую атмосферу, нараспашку открытое окно, и тело, лежащее средь белоснежных простыней, утыканное проводами. — Ким, мать твою, Тэхён, ты совсем дурак? Какого черта у тебя открыто окно? Умереть захотел? — отчитывал парня Чимин, спеша закрыть источник холода.       В ответ лишь послышалась усмешка и хриплое: «Уже, Чимини». От такого, казалось, правдивого, но в то же время душераздирающего ответа, сердце Чимина камнем рухнуло вниз, а в горле пересохло.       Подойдя к кровати, Чимин сел на её край, не решаясь подсесть ближе. — Чего пялишься? Теперь я уже не кажусь тебе красивым? — съязвил Ким.       Ким Тэхён знал о чиминовых чувствах, только отношение его к нему не изменилось. Ни после первой их встречи, когда странноватый паренёк в зелёном свитере в горох подошёл к нему, представляясь Пак Чимин, ни после того, как тот, всего лишь спустя несколько месяцев, пользуясь моментом, оставшись наедине, робко произнёс Тэхён, мне кажется, я тебя люблю. — Не волнуйся, тебе просто кажется, — с насмешкой ответил в тот день Тэхён, краем глаза замечая, как Чимин, не подавая виду, вытирал слёзы с глаз рукавом куртки. Тэхён лишь улыбнулся радостно, будто видеть чужие слезы и отчаяние, было тем, ради чего он жил.       Ким Тэхён знал о чиминовых чувствах и продолжал вытирать об них ноги. — На следующей неделе я уезжаю в Пусан, я тебе не сказал, но мои документы приняли в университет, — Чимин знал, что старшему было плевать, но посчитал нужным, сказать ему об этом. — Я не смогу больше приходить, поэтому… — Ты хоть осознаёшь, какой ты жалкий? — перебил его Тэхён. — Продолжаешь приходить сюда, даже после того, как я послал тебя, самому от себя не тошно? Знал бы насколько пронеслось в голове Пака. Он прекрасно осознавал, что для Кима он не больше, чем просто игрушка, но осознание этого, мало чем помогало. — Мне поебать, куда ты уезжаешь, мне поебать на тебя. Я уже сдохнуть мечтаю поскорее, лишь бы не видеть твоего дотошного личика, — сквозь зубы прошипел Тэхён.       Пощёчина. Приложив ладонь к горящей от удара коже, Тэхён улыбнулся. Чимину захотелось врезать по его наглой физиономии ещё раз, но неожиданно Ким начал громко смеяться. — Неужели наш Чимини вышел из себя? — он вытер слёзы с лица, от нахлынувшего приступа смеха. — Наконец ты показал свою сущность, как же заебало видеть твою вечно добродушную натуру. Ну же, давай, ударь меня ещё раз! — вцепившись в руку Чимина ногтями, Тэхён поднёс её к своему лицу. — Давай, чёрт возьми! Ударь меня! Я хочу хоть что-то почувствовать! Хоть один ебаный раз! — голос Тэхёна сорвался на крик, и аппарат, стоявший у кровати, начал пищать. Выдернув руку из цепкой хватки, Чимин с испугом выбежал из палаты, слыша в след истошным криком трус.       Забежав в туалет и закрыв за собой дверь, Пак облокотился на раковину, плеснув себе в лицо холодной воды. Он поднял взгляд на своё отражение, только вместо жизнерадостной улыбки и блеска в глазах, Чимин увидел лишь искажённую гримасу. Стеклянно-пустые, до одури тёмные, скрывающие за хрупким стёклышком, отчаяние, глаза. Отчаяние, которое давно пустило свои корни, с каждым разом разрастаясь сильнее. В голове эхом пронеслось «жалкий». Даже не смотря на то, что об его чувства вытирали ноги, он продолжал любить, так искренне, по-детски и наивно. Где-то глубоко внутри него горел маленький огонёк под названием «надежда», который никак не хотел потухать.       Вспомнив об оставленной сумке в палате, вытерев влажное от слёз и воды лицо рукавом куртки, Чимин вышел из туалета. Подойдя к палате, он слышал всё тот же режущий уши писк аппарата. С прежней нерешительностью, дрожащей рукой он толкнул дверь, будто собираясь на смертную казнь. При свете полной луны, средь белых простыней лежало бездыханное тело Ким Тэхёна. Аккуратно подойдя к койке и взяв его за руку, Чимин нежно провёл тёплой ладонью по ещё красной коже щеки. — Не волнуйся, Тэхён, теперь я тебя не потревожу.

Чимин родился с клеймом, которое гласило жалкий, а Ким Тэхён с призванием — разрушать.