Часть 1
9 февраля 2017 г. в 15:22
Он знал, что сохраняет здравый рассудок, потому что слышит голоса в своей голове. Мордион посмеялся бы над иронией такого положения вещей, но на самом деле это было не смешно.
«Раб? Ты в порядке?» Он слышал, как она щебечет, словно бесстрашный воробушек. «Не отчаивайся: когда-нибудь ты покажешь им всем», — одно из любимых ее высказываний, за которым следовало: «Ты же знаешь, мы с тобой».
Но спасал его не ее оптимизм. Она понятия не имела, каково это — быть им. Конечно, она знала о тех ужасах, что происходили с ним. Он старался не вдаваться в детали, но боялся, что рассказал как раз достаточно, чтобы она начала романтизировать всё это. Сожаление и облегчение боролись в нем по этому поводу. В любом случае, бездонный мрак его жизни, в котором надежда болталась, точно хрупкая безделушка, невозможно объяснить другой душе. Ее несокрушимая вера в то, что Когда-нибудь Всё Станет Лучше, была бессмысленна для него, как бессмысленна проповедь о полете вселенной для рыбы.
Нет, дело не в том, что она дарила ему надежду. А в том, что даже в мыслях она обращалась с ним, как с таким же человеком, как она.
Даже больше чем ее подбадривания, он любил, когда она спрашивала у него совета. Она понятия не имела, как смешно выглядели проблемы ее привилегированной жизни, и это было прекрасно. Он любил, когда она спрашивала, стоит ли ей сбежать, чтобы покататься верхом со своей кузиной, несмотря на то, что ей следует учиться. Когда она жаловалась им всем о том, как несправедливо, что ее в наказание заперли дома, он практически наслаждался.
Долгое время он полагал, что если она по-настоящему поймет, кто он, то отшатнется, как все остальные. Иногда он бросал намеки. Он позволял ей мельком увидеть, настолько изломанным и вывернутым был его разум. Она говорила, что никто не может осуждать его за это. Он прозрачно намекнул, что убивал людей. Она выразила сочувствие.
Когда он осознал, что существует девушка, которая в той же манере общается с ним лицом к лицу, и что они с Малышкой могут быть одним и тем же человеком, он понял, что пропал.