Двум смертям не бывать, а одной не миновать

Джеймс Тиберий Кирк вглядывался в темноту. Ночь быстро, слишком быстро сменяла день, и бывший капитан Энтерпрайз с сожалением отмечал, как время пролетает ещё быстрее, чем вчера. Оно ускользало, словно песок из сжатой ладони. И процесс нельзя остановить, сжав её ещё сильнее, потому что это лишь замедлит его. Джим сидел на широкой двуспальной кровати, а его мысли с каждой минутой становились все мрачнее и тяжелее. Если первое время мужчина умело давил те переживания на корню, то сейчас, когда Кирк был уязвим, они расцвели пышным цветом. Теперь Джим был уязвим по-особенному. Рука его лежала на неприлично выпуклом для пятого месяца беременности животе, инстинктивно поглаживая, пытаясь успокоить взбесившегося малыша. Ещё будучи там, в своём мире, Джиму казалось, что все эти разговоры про связь с ребёнком не более, чем сказки. Но теперь, оказавшись в этой шкуре сам, Кирк готов был признать правдивость рассказов. Эта связь была намного сильнее, чем он мог себе вообразить. И каждое его переживание передавалось ребёнку, а тот начинал беспокойно толкаться. Как ни странно, Кирк спокойно перенес новость о своем положении. Наверное, он был даже готов к этому и, может, самую малость этого желал. Пусть даже об этом он и не сознается под угрозой смерти. Да, на самом деле хотел. Космос заменил ему дом, а редкие недели, проводимые на Земле, сводились к единому сценарию: приехать домой, не чувствуя ни облегчения, ни радости, и с нетерпением ждать следующей миссии, скрашивая серые будни. А проходили они, как правило, одинаково: сон до обеда, душ, быстрый перекус, клуб ближе к ночи. Очередная жаркая ночь с красоткой, имя которой задерживается в мозгу ровно на минуту. И Кирк из года в год, раз за разом упорно продолжал убеждать самого себя, что такая жизнь ему по душе. Он красавчик, душа компании, сердцеед. Он чертовски обаятелен. И ни в коем случае не хочет обременять себя обязательствами, семьей и, тем более, детьми. Но каждый раз проходя мимо детских площадок, Кирк украдкой смотрел на играющих малышей и быстро отворачивался, игнорируя щемящую боль в груди. А мысли о том, что он не молодеет с каждым годом, успешно загонялись вглубь. Теперь же, когда Джим сам ходил пингвиньей походкой, где-то там, в самой глубине сердца, мужчина был рад. Джим смирился с фактом своей беременности, и это больше не наводило мысли о душевной нестабильности. Но теперь бывший капитан космического корабля заново переживал тот шок, когда большой живот начал шевелиться. Эмоции, захлестнувшие ошалевшего в тот момент Джима, были далеки от радости и восторга. Это был ужас. Самый настоящий, неподдельный ужас, заставивший его, капитана космического корабля, мужчину, не боявшегося ничего на этом свете, заорать на весь дом. И хорошо, что Спока не было в тот момент рядом. Джим до сих пор не хотел показывать своих слабостей. Очень часто Кирк размышлял, что же происходит сейчас дома. Там, в своём мире, наверное, у него есть могила, и весь экипаж наверняка был захоронен со всеми почестями. Боже, свой мир!.. Как дико это теперь звучало. Джим зачастую думал, а не плод ли весь этот мир его больного мозга, не находится ли он в сумасшедшем доме или, на крайний случай, в коме. Может, он прикован к постели, парализован, а его воображение сыграло с ним в злую шутку, оно подсунуло ему этот мир, полный беспечности и любви. В эти моменты Джим задыхался. И единственный жест, способный успокоить его, доказать, что все это не иллюзия — обхватить одной рукой живот, а второй схватить Спока за руку. И вулканец каждый раз просыпался, сжимая пальцы Кирка и мимолетно целуя их. Спок никогда ничего не говорил. Он просто молчал, обнимая, и был рядом. Всегда. И Джим страдал от угрызений совести каждый раз. И каждый раз прятал своё пылающее лицо в складках одежды вулканца. Когда Кирк был на третьем месяце беременности, он не смог больше молчать. Просто в один из вечеров Кирк попросил мужа присесть и рассказал ему все. Все о том, как закончилась его жизнь в другом мире и о том, как он очнулся здесь. - Скажи, а в другой параллели ты тоже мой муж? — после долгого молчания произнес вулканец. - Нет, Спок. Мы даже не встречались, — ответил Кирк, не глядя на мужчину. - Мы ненавидели друг друга, верно? — скорее утверждая, сказал Спок. - Да, — не видя причин лгать, отозвался Джим. Помолчали. - Все в порядке,- произнес Спок. - Если судьба подарила мне шанс ещё раз пожить с тобой жизнь, я счастлив. Джим чуть было не открыл от удивления рот. Спок, рассуждающий о судьбе? О счастье с ним, Джимом? И тут же мысленно усмехнулся. Скажи ему такое ещё полгода назад, капитан бы покрутил у виска. Но сейчас… Сейчас все иначе. После того случая стало легче всем. Джиму, потому что теперь не нужно было лгать, а Споку, потому что он не чувствовал лжи. Вулканец, кажется, облегченно выдохнул в момент этого признания, прямо как тогда, в больнице. Теперь все встало на свои места, и пазл был собран. Те изменения, подмеченные в Кирке, больше не настораживали. Спок всегда был терпим. С Джимом — всегда. Даже когда они были на Энтерпрайз, даже тогда, когда Кирк упорно сопротивлялся началу их отношений, когда вопил о том, что ему не нужна семья. И он, Спок, не нужен. Но вулканец ходил за ним, словно на поводке, не замечая никого вокруг. Он игнорировал всех, кто проявлял к нему какой-либо интерес. А таких, нужно сказать, было немало. В голове вулканца и день, и ночь звучало только одно имя. И видел рядом с собой он только одного человека. И если Кирк пока не может признать истинность их пары, Спок для себя уже все решил. И тогда, прямо как сейчас, все разрешила течка. Кирк не ретировался с поля зрения вулканца, чем запустил у последнего Пон Фарр, чуть не убив Спока своим причитанием на тему «я не хочу связываться с тобой». Спок помнил, не мог не помнить, как много раз этот человек причинял ему боль. И только иррациональные чувства заставляли вулканца закрывать глаза на многое, пропускать мимо ушей колкости. Спок знал, что Джим за все бесконечно благодарен ему, но знал, что мужчина его не любил. Он признавал их союз, но каждый раз, когда вулканец заговаривал о том, что пора бы уже рожать, слышал лишь жесткое «нет». И, по правде говоря, вулканец был готов признать, что их союз рушился. Поэтому Спок впервые в жизни надавил на Джима и потребовал вернуться на Землю. Он был готов жить на этой планете (хотя, если честно, она не так уж ему и нравилась), лишь бы спасти брак. И по приезду вулканец потратил большую часть сбережений, купив новый дом и обустроив не без помощи профессионалов. Но Джим… Джим, вопреки надеждам, отдалился еще сильнее, споры между ними не прекращались, и в итоге Спок принял предложение и начал работать в Академии Флота на Земле, читая лекции курсантам. А Кирк пустился во все тяжкие. Каждый день, возвращаясь домой, Спок находил мужа далеко не в трезвом состоянии, а все попытки разрешить как-то их проблемы (хотя бы их признать) заканчивались очередной ссорой. И в тот роковой день, когда МакКой сообщил ему о том, что Джим упал с дерева и лежит в больнице, вулканец, в принципе, не удивился. Он ждал чего-то подобного. Оно должно было обязательно произойти. А потом Спок даже не знал, о чем и думать. Кирк изменился до неузнаваемости, он ходил по дому, как загнанный котенок, будто старался делать как можно меньше движений. И все гневные выпады стали совершенно иными. Если поначалу Спок видел в голубых глазах непросветную ярость, то теперь начал замечать… интерес? И то, как Джим вел себя во время течки, было совершенно непохоже на него. Раньше Кирк будто удовлетворял потребность, признавая, что это необходимо и что Спок - единственный, кто это сделает так хорошо. Теперь же мужчина окунался, как и Спок, в омут с головой, теряясь в ощущениях, срывая голос, хрипло шепча что-то в ответ. Он хватал его руку и переплетал их пальцы, во сне перестал укладываться на самый край большой кровати, смущенно глядя в черные глаза, будто стыдясь своего желания спать рядом. Этот Джим не раскидывал ноги в стороны, пошло подставляясь, а сидел очень настороженно, все никак не привыкнув к новым для него прикосновениям. Этот Кирк был не хуже. Он был другим. Узнав ответ на свой невысказанный вопрос, Спок, как ни странно, успокоился. Джиму же все чаще казалось, что вулканец и привлекателен, и сексуален, что в его прошлой жизни (и довольно жалкой, как оказалось) не было того, с кем бы можно было испытать что-то подобное. Привязанность, зависимость, уважение, восхищение - все это не было испытано на одном существе раньше. И в эти моменты мужчина гнал от себя все мысли, но они, конечно же, возвращались. А сейчас, сидя в темноте, облокотившись спиной на подушку, Кирк рассматривал спящего вулканца. Спок всегда спал на спине, протянув руку к Джиму и повернув к нему голову. Дыхание его всегда было размеренным и спокойным. Да и в целом, думал Кирк, так спят только люди с чистой совестью. Джим больше не ненавидел вулканца, да, это нельзя было назвать любовью в классическом её понимании, но и отвращения по отношению к мужчине больше не наблюдалось. Даже сейчас, глядя на Спока, в груди что-то ёкало, и Кирка накрывала волна смущения и стыда. Сложно было бы ненавидеть Спока, когда вы занимаетесь сексом почти каждый день, а под сердцем растёт его ребенок. Даже сон с участием собственного призрака, который появился впервые за все почти полгода, пока Джим здесь, не успокоили мужчину. Отражение уверяло, что рождение ребенка - это и есть его миссия, но волнение не отпускало. Кирк был словно сжатая пружина, готовая в любой момент выпрямиться. Конечно, он все сваливал на гормоны, на эмоциональную нестабильность, на неспособность держать себя в руках. И эту беспокойную, бессонную ночь Кирк запомнит навсегда. Ночь, когда Джим определился. Жить, похоже, ему все равно предстояло здесь, и было бы очень глупо обрекать себя повторно на вражду и ненависть. Хотя теперь, конечно же, все по-другому. Он омега, который готовится родить, и Спок найдет его везде, где бы он ни был. И почему-то это странное чувство защищенности и опеки даровали Джиму покой. Может быть и потому, что в своем мире такую роскошь, как покой, Кирк позволить себе не мог. Джима ждала новая жизнь, наполненная радостями и горем, поражениями и победами, но единственное, что с ним будет всегда - любовь. И будет Спок. Спок, который теперь станет самым важным в жизни капитана, который наполнит их жизнь смыслом, а ночи страстью, невзирая ни на что. В этой жизни у него будет сын-альфа, и когда младенец, родившийся раньше положенного срока, но абсолютно здоровый, впервые откроет карие глаза и взглянет на своего отца, сердце Джима пропустит удар, а затем выдаст бешеный ритм. Рядом будут друзья, его любимая команда, которая через семь лет завершит все свои дела на Земле и отправится со своим коммандером и капитаном в бескрайний холодный космос. И заново оправдает свое гордое звание лучшей команды Флота. И однажды, когда Энтерпрайз, от которого прежним останется разве что название, настолько серьезны будут усовершенствования корабля, будет медленно рассекать просторы молчаливой Вселенной, Джим, стоящий у иллюминатора, впервые позволит себе робкую улыбку облегчения, осознав, наконец, что все, окружающее его — не плод больного воображения. И осознает, что это «переселение» — лучшее, что когда-либо случалось с ним. А потом, уловив запах вулканца, ставший просто неотделимым от него самого, Кирк быстро направится в каюту, где его уже будет ожидать альфа, одним рывком стаскивая одежду и с себя, и с мужа. И мужчина будет отдаваться, словно в первый раз, до дрожи в ногах и ярких звезд перед глазами, слыша нечеловеческий рык и ощущая сильные пальцы на ягодицах. И Джим, в крови которого был авантюризм, еще не раз вступит в схватку со смертью. Но на этот раз побеждая.