***
Он не понимает, что забыл в этом баре — пошлом и абсолютно неправильном. Виктор никогда не находил в себе склонности ходить по подобным местам после полуночи, и тем более с такой тематикой, и именно в этот. И сейчас он всячески пытается доказать самому себе, что это не из-за той стервы, которую он пару часов назад застал в их постели с каким-то мужиком. Нет, он просто хочет чего-то новенького, а вдобавок — дерзкую девушку на ночь — так, для мести и спокойствия души. Виктор тихо хмыкает, поправляет тёмные очки на носу и откидывается на мягкую спинку кресла, когда к нему подходит высокий мужчина со светлыми волосами и какими-то слишком ярко блестящими глазами. — Не ожидал увидеть Вас сегодня здесь, мистер Никифоров, — с уважением в голосе, но всё же с неизменной улыбкой на губах приветствует гостя Кристоф Джакометти — администратор заведения. — По личному вопросу или развеяться? — Сегодня будет что-то интересное? — пропуская вопрос Кристофа мимо ушей, спрашивает Виктор — сегодня он точно не настроен на милую беседу с Джакометти, на которые он соглашается и так довольно редко. Губы мужчины чуть дрогнули, но улыбка остаётся по-прежнему широкой. Он понимает, что Виктор Никифоров — хоть и редкий, но VIP-клиент — сегодня точно не в лучшем расположении духа, и в голове загорается лампочка. — Разумеется. Следующим у нас новичок — ничего особенного, хотя получает неплохо за своё милое личико, — а за ним — весьма необычная и жаркая личность, которая, уверен, Вас заинтересует, — Кристоф не может скрыть игривых ноток в голосе, но это совсем не действует на Виктора, который, сложив руки на груди, наблюдает за длинноногой брюнеткой. Она выгибалась у шеста как дикая кошка и посылала в его сторону (ему показалось?) пошлые взгляды. Кристоф уходит, оставив Виктора наедине с собой. И он молча благодарит его. Музыка заканчивается на низких нотах, и девушка, откинув за спину влажные волосы, начинает собирать с пола брошенные ей деньги и собственные вещи, медленно нагибаясь напоказ и получая еще больше чаевых. Виктор снисходительно хмыкает: дешёвая университетская шлюха. Какое-то время на сцене никого нет, и зрители начинают недовольно звать «очередную красотку» (или «красавца»). Как в ответ на столь требовательные слова, свет начинает моргать: на сцену выходит совсем молодой парнишка лет двадцати-двадцати двух, не больше. На нём — джинсы и облегающая тело, очерчивающая каждый изгиб футболка-поло (Виктор не может скрыть улыбку — футболки с воротником его неимоверно заводят). Он медленно, словно испытывая, подходит к шесту и ждёт своей музыки. Виктор, какое-то время просто наблюдает за только начавшимся танцем, а после, не сдерживаясь, встаёт и тихим шагом подходит ближе к сцене — в первый ряд. Парнишка начинает своё выступление как-то слишком медленно. И Виктор не может понять сразу, что же с ним не так. — Он — Юри — самая замкнутая стесняшка, — будто догадавшись, о чём думает Никифоров, говорит неизвестно откуда снова появившийся Кристоф. — Но я просто не смог отказать ему — слишком уж я добрый человек и слишком уж у него печальная история. И Виктор наконец-то тоже это замечает: Юри танцевал как-то слишком скованно, слишком зажато и со слишком ярким румянцем на щеках. Музыка становится чуть резче и чуть интимнее, и это значило, что пора избавляться от одежды. Парень, откинув голову назад и подойдя к самому краю сцены, с поддельной, совсем ненастоящей страстью в глазах цепляет тонкими пальцами края футболки и забрасывает её за голову, оголяя еле заметные кубики пресса. Весь его вид говорит о том, что так и останется, — и все равно, что чаевые будут намного меньше. Но все же несколько мужчин и одна ярко накрашенная девушка коротко свистят и бросают танцору под ноги деньги, а одна женщина явно немолодых лет даже умудряется как-то тихо застонать. — Что с ним? — Его приятели поговаривают, что он скрывает свою метку. Странный он, честно говоря, — впервые таких встречаю. Молодежь в его возрасте иногда даже на площадь идет и светит своими знаками в надежде поскорее найти своего соулмейта. Их иногда не заставишь гольф или свитер надеть даже в минус тридцать, — объясняет Джакометти со смешком на последних словах — и снова уходит. В этот раз — Виктор уверен — на весь вечер. А тем временем мальчишка (у Никифорова язык не поворачивается назвать его парнем и уж тем более мужчиной — слишком милое лицо и слишком хрупкое телосложение) уже снял с себя джинсы и бросил их совсем рядом, продолжая ритмично двигать бедрами, вертеться вокруг шеста и иногда, хватаясь за него руками и ногами, повисать, эротично закидывая голову и прогибаясь. Но несмотря на такое изобилие движений, они все равно оставались слишком зажатыми как для такого танца. Виктор успевает несколько раз задать себе самому один и тот же вопрос: почему он пошёл сюда? Что заставило его плюнуть своей гордости в лицо? И он клянется себе, что обязательно узнает об этом от Кристофа — когда выступление Юри закончится. Никифоров почему-то ни на секунду не хочет отводить от него взгляд. И потом он, наверное, будет благодарить всех Богов Олимпа, что смотрел на Юри, не отводя глаз: он, забираясь на шест повыше (так Юри всегда заканчивал свои выступления), цепляет цепочкой на руке пуговицы воротника, и несколько, особенно слабо пришитых, падают на пол. Ткань, прикрывающая шею, отклоняется, и Виктор просто не может остановиться: проталкивается к самой сцене, как можно ближе. Рывком сдергивает очки и внимательно смотрит на метку. Сердце замирает. На его шее, довольно высоко, — два белых конька. Маленькие, но такие яркие. Виктор успевает заметить все детали: от серых лезвий с красными носиками до цвета шнурков (чёрных, кстати). И на этом — всё. Музыка заканчивается. Юри, шумно выдыхая, собирает деньги и поднимает джинсы — и уходит, даже не подмигнув напоследок зрителям, за что они немного недовольно смотрят ему вслед. Виктор клянет все на свете и идёт к Кристофу, совсем не обращая внимания на удивленных посетителей (благо, к выступлению уже был готов следующий танцор — тот, который «жаркий и необычный»). Рука невольно тянется к собственной метке на шее.***
Юри бросает вещи вместе с деньгами на стул в личной раздевалке — и не может сдержать эмоций — бьет стену кулаком. Он больше не может. Не может больше этого вытерпеть. Стыдно. Стыдно настолько, что он уже почти как год скрывает от матери то, чем занимается, всегда говоря одно: «Я нашел хорошую работу официанта в дорогом кафе. Платят много — мне хватает на учебу». И он надеется, что она ему верит. Юри касается шеи — и немеет. Хватается за воротник и за пустые места от пуговиц — лишь ниточки. Он молится Богу и надеется, что никто не заметил его метки. Ведь мир тесен — среди них мог быть его соулмейт. И от этой мысли внутри что-то падает вниз — как же стыдно… В дверь стучат. — Да? — вяло отзывается Юри, снимая рваную футболку, и берёт джинсы со стула, но думая совсем не о том, как бы поскорее покинуть это место. Дверь со скрипом открывается — в дверном проёме стоит Кристоф и как-то нервно, совсем не похоже на него, заламывает пальцы на руках. — Тебя позвал один наш клиент, — надломленным голосом сообщает администратор. — Одевайся быстро — и в VIP-зону. — Но мой рабочий день закончился. Уже два часа ночи. Мне завтра в университет и… — Юри, не зли меня, — чуть тише говорит Кристоф, и Юри понимает — человек его «заказал» серьёзный. — Чтобы через две минуты ты был готов. Он не любит ждать. И смотри: не выброси там фортель; делай всё, что скажет. И тогда, может быть, тебе больше не придется здесь работать. Джакометти уходит, больше ничего не сказав, и оставляет Юри в замешательстве и с чувством страха наедине.***
— Виктор, Вы уверены? Может, хотите кого-нибудь другого? Я уверен — он не даст приватного танца, сколько бы Вы ему ни заплатили, — Кристоф ходит вокруг клиента и не может понять, почему Никифорову вдруг захотелось вызвать этого Юри, предварительно заказав всю VIP-зону. — Мне он нужен не для этого, — грубо отрезает Виктор, давая понять, что он не имеет желания говорить об этом. И, благо, из раздевалки выходит Юри, направляясь в сторону лестницы на второй этаж. — Я позову тебя, Крис, если ты будешь нужен. Спасибо, — уже более мягко отвечает мужчина, и Джакометти послушно уходит, напоследок бросив «да, конечно». На лестнице он пересекается с Юри, обменявшись удивленными взглядами, и уходит в свой кабинет, мысленно желая пареньку удачи. — Здравствуйте… — голос у него, чёрт побери, предательски дрожит, и Юри начинает нервно переминаться с ноги на ногу. — Здравствуй, Юри. Я видел твоё выступление — мне понравилось, — Виктор льстиво улыбается своей обворожительной улыбкой, и Юри невольно заливается краской. — С-спасибо. — Станцуй для меня, — вдруг резко и требовательно говорит Виктор, и парнишка с испугом смотрит на мужчину. — Извините, но я не даю приватных танцев. Это слишком… — Юри не может закончить фразу и подобрать правильного слова. — Мерзко? Унизительно? — заканчивает за него Виктор, смотря с усмешкой. — Меня не… — Зачем ты здесь, Юри? — Виктор его, кажется, не слышит, задавая интересующий его вопрос сразу. И Кацуки замирает, не в силах ответить. Никифоров вдруг понимает, что поспешил, и мысленно материт себя за это. — Присядь, — это прозвучало как обычная просьба, но Юри понимает, что мужчина не потерпит отказа, и послушно садится. Ладони покрываются холодной испариной, и Юри нервно вытирает их об джинсы, но не помогает. — Зачем ты здесь? — повторяет Виктор, внимательно наблюдая за пареньком. Тот мешкается, но отвечает — всё и сразу: — Не поступил на бюджет в университет. Нужны деньги. Кредит отца. Мама болеет… — Юри понимает — врать бессмысленно. Он смотрит в пол, но ощущает внимательный взгляд Никифорова на себе. — Зачем Вам это? Я самый обычный стриптизер, — на этом слове он морщится, — у которого много проблем. — Не обычный, — вкрадчиво говорит Виктор, подсаживаясь ближе. — По крайней мере, для меня. Он берёт Юри за подбородок и поднимает вверх, заставляя посмотреть в его голубые, как морской бриз глаза. Юри успевает заметить в голубой радужке несколько крапинок и то, как немного подрагивает зрачок. А в следующий миг его топят в жарком и властном поцелуе, совсем не заботясь о прелюдии. Кацуки смотрит на него широко раскрытыми глазами, и только через несколько секунд понимает, что с ним делают. Он отталкивает Виктора и подрывается с места, смотря на него со страхом, ведь позволил себе лишнего. — Вы не… — Могу. На меня законы не действуют, — Виктор опережает его и ухмыляется. Конечно, это был блеф, ведь даже для VIP-персон правила остаются в силе. Но ведь если нет охраны (он настоятельно попросил Криса убрать всех, кто мог бы им помешать), можно делать то, чего так хотелось, и то, чего вопреки делать нельзя, — прикасаться к танцорам. Никифоров тоже встает и подходит к Юри вплотную — нос к носу, смотрит в его испуганные глаза. И снова накрывает его губы своими, сажает обратно на диван и, приобнимая Кацуки за талию, задирает край новой футболки. А Юри молчит, не двигаясь. К горлу подступает страх. Он цепкими щупальцами обвивает его душу, будто ядовитый плющ. Юри дрожит в чужих руках, и на глазах появляются слёзы. Его тошнит от собственной беспомощности. Ему хочется с силой снова оттолкнуть этого дерзкого мужчину, пожаловаться Крису, потребовать компенсацию за моральный ущерб. Но Юри не может. Юри, чёрт побери, ничего не может! Кацуки всхлипывает и молит сквозь поцелуй: «пожалуйста, не надо…», — но получается лишь жалкое мычание. Слёзы мелкими капельками скатываются по щекам вниз, находя губы Виктора и оставаясь на них. Мужчина, прикрывший до этого глаза, медленно открывает их и отстраняется всего на несколько миллиметров. Он смотрит в эти тёмные, полные слёз глаза — и почему-то задыхается. От неприкрытого удовольствия. Проводит подушечками пальцев по щекам, нежно касаясь покрасневшей влажной кожи, стирает солёные капельки большими пальцами и наблюдает за Юри, как за зверьком. — Пожалуйста, не делайте этого… — тихо просит Юри и склоняет голову. Виктор чуть отодвигается и с улыбкой смотрит на мальчишку — ну, ей Богу, как восьмиклассница на первом свидании. Но почему-то именно эта стеснительность его очень заводила. — Скажи мне… — задумчиво начинает Никифоров, всё так же близко находясь возле лица Кацуки, — почему ты скрываешь свою метку? Юри вздрагивает от этих слов: хватается за шею и сильнее прижимает ворот футболки к коже. Сердце неистово колотится в груди, разрывая грудную клетку. Больно даже дышать, как после нескольких километров безумного бега. — Простите, но это уже личное… — тихо отвечает Юри. Кончики губ Виктора дергаются, а его глаза по-кошачьи прищуриваются. Он понимает, что этот паренек, сидящий перед ним в слезах, ни за что не ответит. По крайней мере, сразу. Никифоров медленно тянется к шее Юри — к метке. Но, к его превеликому удивлению, Кацуки отбивает его руку, не позволив прикоснуться. А в следующий миг Никифоров видит на лице парнишки такой неподдельный и сильный ужас, что сам удивляется: неужели он такой страшный? Или он боится, что его накажет Кристоф за отказ VIP-клиенту? Господи, как же Виктору это нравится — смотреть на смущение и испуг на лице Юри. Юри смотрит на него, боясь пошевелиться, и тихо, заикаясь, произносит: — П-простите… Никифоров улыбается и смотрит в глаза танцора — и находит в них сожаление. Мужчина понимает: он боится не его. Он боится показать метку. Фоном играет музыка, которая доносится до обоих как сквозь вату, — на сцене выступает девушка. Виктор снова тянется к шее, не отрывая взгляда от карих глаз, и больше не видит в них протеста, лишь страх. Понял, что нет смысла противиться? Он медленным движением пальцев оголяет тонкую, бледную даже при свете софитов кожу, и наконец-то видит её снова. Вблизи она еще красивее: два белых конька, расположенных рядом, с блестящими серебряными лезвиями и красными уголками. А вокруг замечает (только сейчас, чёрт побери) россыпь ярких, совсем маленьких звёздочек и искорок. Виктор проводит по узору пальцами и тихо произносит: — Очень красивая, Юри. Занимался когда-то фигурным катанием? Кацуки кивает, и не в силах больше смотреть на клиента, снова опускает глаза и, краснея сильнее прежнего, шепчет что-то вроде «спасибо». — Я тоже, — как бы невзначай бросает Виктор. — Но ушёл. Давно, — он делает длительную паузу. — Скажи, почему ты скрываешь её, Юри? — снова возвращается к прежней теме, но уже более мягко и без настырности. Юри поджимает пальцы на ногах и горбится сильнее, пытаясь казаться меньше и незаметнее, но Виктор терпеливо ждёт, пронзая взглядом голубых искрящихся глаз. И Юри не выдерживает — отвечает тихо, так, чтобы Виктор услышал как можно меньше: — Мне будет очень стыдно, если мой соулмейт узнает, чем я занимаюсь. И не думаю, что ему можно будет сказать, что «это для благого дела», ведь… я мог выбрать другую, более пристойную работу, — Юри замолкает на миг и собирается с силами. И он благодарит Виктора, что тот не подгоняет и не перебивает его. — Да и не на что нам будет жить. Я даже не могу оплатить проживание в общежитии, а господин Джакометти был настолько добр, что разрешил жить мне здесь — я ему буду благодарен за это всю жизнь, — Юри улыбается. — И какой, интересно мне, нормальной девушке я нужен? Бедный, необразованный, без крыши над головой и с такой работой? — в его голосе появляются дрожащие нотки, и Юри чувствует, как к горлу подкатывает ком, не давая даже вздохнуть. Виктор смотрит на него с удивлением: надо же, обычный мальчишка, а висит на нем столько проблем, что обычному человеку не хватило бы духу справиться с ними. — А если твоим соулмейтом будет мужчина? — внезапно интересуется Виктор, откидываясь на спинку кожаного кресла, взяв перед этим со стола стакан виски с колой. Он отпивает немного, держит во рту, перекатывая жидкость на языке, а потом глотает и блаженно прикрывает глаза от разлившегося по телу тепла. Возвращает стакан на стеклянный столик. — Обеспеченный человек, который сможет решить все твои проблемы в один день? — Вы действительно верите, что такое возможно? — Юри нервно смеётся и поднимает голову, встречаясь со взглядом Никифорова, — тот смотрит на него с интересом. — Мне всё равно на пол — я просто хочу быть счастливым. Виктор не отвечает, но его взгляд красноречивее слов. Он понимает, что время пришло, и поэтому решает задать свой последний вопрос, который его (Виктора!) тоже смущает, но только в мыслях, и который решит исход сегодняшнего вечера: — Ты бы хотел увидеть мою метку? Юри дергается и широко распахивает глаза, с удивлением смотря на Виктора — тот улыбается в привычной манере. Парнишка не может понять, почему этот мужчина такой. Почему он улыбается? Почему предлагает посмотреть на его метку? Почему, в конце концов, он выбрал именно его? — Зачем Вам это? Юри задаёт этот вопрос, но совсем не ожидает ответа. Может, он снова загадочно улыбнется? Или нагло поцелует его, нарушая закон этого заведения? — Чтобы сравнять наши права, — неожиданно быстро отвечает Виктор. — Да, прости, я не имел права видеть её, и уж тем более прикасаться, — смотрит виновато и снова смеётся, пожимая плечами. Тяжёлая атмосфера, нависающая над ними с самого начала их разговора, немного рассеивается, и Юри чувствует, что ему становится легче дышать. Но всё же он решает, что добьётся хоть какой-то компенсации за нарушение его прав. Юри удивляется такой сильной смене настроения этого человека, и ожидает какого-то подвоха. Он не перестаёт дрожать и медленно подвигается к Виктору, пока так и не решаясь прикоснуться к нему. Но Виктор почему-то тепло улыбается и чуть наклоняет голову в сторону, чтобы парнишке было удобнее. И Юри дрожащими пальцами — пуговка за пуговкой на накрахмаленном воротнике — расстегивает рубашку Виктора и оголяет участок кожи, на котором нашла себе место маленькая аккуратная метка — два конька посреди россыпи ярких звёзд. Мужчина с интересом наблюдает за реакцией Юри, который с открытым от изумления ртом гладит метку, щекоча кожу. Виктор ожидал более бурной реакции, и таки через пару мгновений получает её: Юри резко отстраняется, вскакивает со своего места и закрывает рот ладонью. Его взгляд настолько неверящий, будто прямо перед ним сидит как минимум живой огнедышащиий дракон, а максимум — целая орава. — Неожиданно, правда? — мягко спрашивает Виктор, застегивая воротник рубашки. — Я был удивлён не меньше тебя, когда увидел твою метку во время выступления. Да, Виктор всегда мечтал — тайно и негласно — встретить своего соулмейта в прибережном кафе за чашкой американо с корицей. Под палящим солнцем и под шум морских волн. И этот бар совсем не находил себе места в его мечтах. Но почему же он так счастлив? Музыка заканчивается, и Виктор смотрит на наручные часы — без пятнадцати три — бар скоро закрывается. — Почему Вы… Зачем?.. — Юри говорит сквозь ладонь, и Виктору с трудом удается разобрать его слова. — Ты ожидал, что имея деньги приходить сюда, статус VIP-клиента и Лексус, стоящий возле бара, я буду настоящей сволочью, которая примет только такого же богатого соулмейта? — спрашивает Виктор, приподнимает бровь и, снова хватая со стола стакан, допивает алкоголь до дна. Улыбка не сходит с лица, и он, кажется, ждёт ответа с огромным нетерпением. Юри же краснеет и отводит взгляд. Ему стыдно, ведь он думал именно так. До этого момента. Никифоров читает его, как раскрытую книгу, и смеётся. — Все так думают, — успокаивает Кацуки Виктор и хлопает ладонью по месту рядом с собой, призывая сесть, и Юри на ватных ногах подходит ближе и садится. — Но это не так, как бы смешно это ни звучало. Виктор всеми силами пытается быть убедительным, и, кажется, у него это получается. Ведь в это, смотря со стороны, трудно поверить. — Вы не похожи на обычного богатого человека, — признается Юри, улыбаясь. — Обычно таким людям всё равно на проблемы простых смертных. Лишь бы денег заработать. Ну, за исключением господина Джакометти, — быстро добавляет он, когда Виктор уже открывает рот, чтобы, скорее всего, сказать именно это. — Я необычный, получается, — Виктор снова смеётся, и Юри поражается тому, насколько этот человек, имея много денег, похож на самого обычного проходимца на улице, имеющего однокомнатную квартирку в трёх кварталах от центра. Никифоров замечает это и легко гладит Юри по плечу, которое в этот момент немного напрягается. — И… что Вы теперь будете делать? — спрашивает Юри. Виктор задумывается на несколько секунд, поднимая взгляд к потолку, на котором приглушенно светили маленькие круглые лампочки. — Для начала я вытащу тебя отсюда, — Виктор проводит по волосам Юри — и сходит с ума от их мягкости. — Вы… — Прошу тебя, давай перейдем на «ты», — просит Никифоров, немного смущаясь. Юри впервые видит на его лице румянец вперемешку с виноватой улыбкой. Глаза Юри начинают блестеть, а в душе плещется немой восторг. Он кивает, и Виктор благодарно прикрывает глаза. — А ещё мне нужно зайти к Крису и сообщить печальную новость: я больше сюда не приду, — мужчина заливисто смеётся и, приобняв Юри за плечи, прижимает его к себе. И Кацуки не противится — больше не нужно. Впервые за долгое время Юри чувствует, как в душе разливается приятное тепло, и это тепло ему дарит Виктор. Он касается метки на шее и не видит, что звёздочки вокруг рисунка ярко мерцают.