sleepless

Джо танцует в грозу. Джо танцует, а в небе кружат сотни тысяч ворон. Джо танцует, пока небо расписывается розовыми всполохами. Каспар стоит около громоотвода и отчего-то совсем не боится: такое бывает реже редкого, такое бывает только тогда, когда Джо рядом. Действительно рядом, а не по чертову другую сторону чертова земного шара, соединенный с ним скайпом. Каспар боится тогда потерять Джо. Каспар боится тогда его не узнать. Сейчас же все куда проще, и на усыпанных антеннами крышах города пусто, и они здесь вдвоем, и дождя почти нет: так, как хуже всего, Каспар ненавидит, когда вода просто слабо капает на одежду. От этого почти всегда простуда и холодный нос. Они поднимают свой мир. Они строят свой флаг: нечто, что отличит их и сделает до безумного уникальными; и флагшток — их общение, протянувшееся тонкой ниткой из Лондона в Кейптаун. Небо фиолетовое, прямо как на фотографии под глупым фильтром, который никуда больше не сгодится. Каспар ловит Джо за руку и притягивает к себе: так проще, так, наверное, удобнее контролировать его безумные действия. Джо улыбается и балансирует на носках, все равно утыкаясь Ли в грудь. Совсем не страшно и слишком тепло где-то в груди, Каспар тоже смеется, и его смех тонет в раскатах грома. Он в одной только футболке и пижамных штанах, и все это промокло и так глупо липнет к его телу, и Джо прижимается к нему носом и дышит-дышит-дышит, и его дыхание такое невероятно теплое и контрастное — Каспару тяжело дышать и думать, совсем как после очередной пьянки. Джош когда-то в детстве сказал ему, что человек, которому суждено быть с ним, Каспаром, всю жизнь, вряд ли живет в их стране. Кто же знал, что он обнаружится абсолютно на другом континенте. Джош — такой себе волшебник и предсказатель в одном флаконе, он поправляет свои рыжие волосы и бубнит: я был прав, как обычно, Касп. И Каспар кивает, глядя на улицу, в плотный лондонский дождь. Джо совсем по-странному улыбается каждую их встречу: совсем не так, как при других, и уж точно не как на камеру. Каспар ловит каждую черту этой одновременно счастливой и подавляемой улыбки, он знает, что Джо это многого стоит. Это как первое видео, только десятое свидание. Это не устаревает. Каспар ерошит влажные длинные волосы своими «гигантскими», по словам Джо, пальцами, и говорит: — Мы с тобой простынем. Джо поднимает голову и подставляет лицо воде: — Какая радость в здоровье? Каспар пожимает плечами. Ему, по правде говоря, все равно. Ему очень на многое все равно с тех пор, как появился Джо. На общество и на псевдо-друзей. На глупые рекламные ролики по телевизору, предлагающие купить что-то, что привлечет к его ногам всех девушек мира. На слова родных о том, что это ни к чему хорошему не приведет. Каспару хочется в кои-то веки жить нормально, и Джо дает ему это, и у Каспара сводит живот от счастья, он чувствует себя чертовым лабрадором и не может перестать улыбаться. Под этим чертовым дождем, в семи этажах над их квартирой и в сотнях миль от Кейптауна, он слишком самостоятелен для своих двадцати двух лет, и Джо совсем как ребенок, который, несомненно, осознает, что делает. Джо танцует посреди грозы. У Каспара слепит глаза. *** Каспар тянет руки вверх и хочет запускать воздушных змеев. Джош хлопает его по плечу и своим детским визгливым голосом зовет купаться. Так просто — им всего по десять, больше ничего в жизни не надо, и в школу тоже не надо как минимум месяц, а в Южной Африке зима, и это тот самый редкий день, когда не льет дождь. Он оборачивается на двери дома: мама стоит на пороге и кивает ему, чтобы он бежал с Джошем на задний двор. Все так безмятежно и просто, Каспар плюхается в бассейн и всплывает лицом вверх: смотрит на горячее солнце и неимоверно хочет до него дотянуться. Он выставляет руки вперед и складывает прямоугольным «видоискателем». Когда-нибудь, он сможет дотянуться до самого солнца. Он почти уверен, что оно будет таким же ярким, как и Джош: ярко-рыжим и с этой дурацкой львиной гривой — глупыми кудряшками, постриженными «под шапочку». И еще оно скажет ему что-нибудь заумное с этим выражением лица, которое Джош делает, когда цитирует недавно прочитанную книгу. Каспар усмехается и уходит под голубую воду: холодно, и руки в ней белесые, словно он живет в каком-нибудь Нью-Йорке, а не Кейптауне. Джош прыгает в бассейн «бомбочкой», и пузыри от его падения достигают каспарова лица, противно щекоча. Тот смеется и всплывает наверх, плеская волной в рыжего друга. Лучшего друга. Джош тоже заливается смехом и поддается драке, и в эти дурацкие моменты Каспар отчего-то думает, что когда-нибудь, когда им будет лет по двадцать, они будут совсем по разные стороны мира, но они обязательно будут общаться. Каспар думает о том, что обязательно привезет Джоша туда, где окажется он сам, и он на секунду прекращает плескать в того водой. Джош останавливается тоже, недоуменно глядя на друга. — Когда мы с тобой будем совсем взрослыми, не забудь взять меня в чертово путешествие по миру, Джош, — говорит он. — Когда мы будем совсем взрослыми, ты от меня ни за что не отделаешься, — улыбается Питерс в ответ. Каспар смеется. — Клятва кровью? — Водой! — ржет Джош и одним ударом руки поднимает волну, захлестывающую Каспара с головой. *** Джо танцует в грозу, и Каспару отчего-то припоминается тот день, когда они с Джошем клялись друг другу в вечной дружбе. «Не забудь взять меня в чертово путешествие по миру, Джош», — только с немного другим оттенком и словами. — Не забудь взять меня в чертово путешествие по собственной жизни, Джо, — так просто, словно Каспар какой-то безумный философ, и это, наверное, так и есть. Он хочет запускать воздушных змеев, и отчего-то это так важно сейчас, под этим не-ливнем в этой фиолетовой грозе: там, где Джо балансирует на носках на самом краю дома в семи этажах над их квартирой, всеми правдами и неправдами переворачивая мир Каспара, приехавшего в Лондон вот уже два месяца назад, но совсем и не привыкшего еще к ощущению того, что Джо рядом. Каспару не страшно. Над ними стаями кружат напуганные вороны: их в Лондоне полно, сидящих на усыпанных антеннами крышах домов. Гроза их пугает, они летят большой воронкой, и Каспару кажется, что Джо сейчас будто демонов вызывает, но Сагг поворачивается к нему с улыбкой в глазах, и. Каспару хочется верить, что причина в нем. Что причина всегда была и будет в нем. Холодно и отчего-то безумно фиолетово. Каспар даже не знает, как это описать, просто в раскатах грома он не слышит даже собственного дыхания, и он думает: «Природа всегда заставит тебя почувствовать себя незначительным», — а потом смотрит вперед и видит Джо. Ему не страшно. Он без сна. Он вечен. Они вечны в этой бессоннице.