Воин

Так паршиво ему не было давно. Во рту горечь, словно пожевал полыни. Ножны с мечом натёрли спину. Коня он потерял в последней схватке. Доспехи остались в палатах, где Она его встречала. Лес принял его под свои своды. Вечерняя прохлада давала о себе знать, передёргивая плечи. Его нетвёрдый шаг далеко раздавался в безмолвном лесу. Он запнулся, упал, сотрясаясь в рыданиях. Прохладная земля остужала его жар. Она не могла помочь ничем своему сыну, так хоть облегчала страдания. Раздались далёкие раскаты грома. Лес зашумел от налетевшего ветерка. Деревья, заждавшиеся дождя, обрадованно зашелестели. Он не слышал и не видел ничего вокруг. Слёзы мужчины, оплёванного, униженного и оставленного в полном одиночестве были настолько горькими, что на том месте куда они падали начинала вянуть трава. Судорога, скрутившая могучий торс, никак не отпускала. Шрамы, белыми валиками покрывавшие спину, говорили о многих страшных битвах, которые он прошёл. Звездообразные пятна на покрытых загаром плечах, оставшиеся от стрел, не жгли тело так, как жгли сердце её последние слова. Первые капли уже били по земле, вздымая бурунчики пыли, но он не обращал на них внимания. Стена воды накрыла скорчившегося на земле воина, проигравшего свой самый главный бой. Поражение было таким разгромным, что даже когда он оставался один против целого отряда конников Его Величества, пожелавших уничтожить его, положение не было таким отчаянным как сейчас. Сейчас его душа практически улетела туда, где утром он не смог поднять меч, отвечая на удар судьбы. Дождь перестал. Эта вода залила пожар в сердце и оставила лишь золу и головёшки. Любой вдох причинял боль в левой половине груди. Воин перевернулся на спину. Вокруг него растеклась лужа, но разве это важно? Тёмно-голубые глаза, способные быть цвета летнего неба, сейчас потемнели от боли, что отдавалась в каждом органе его тела. Золотисто-белые волосы слиплись и перемешались с землёй. Он не помнил сколько так пролежал. Звёзды, высыпавшие на небосвод, известили о начале ночи. Воздух, после дождя остывший, с наступлением тьмы стал настолько холодным, что кожа начала покрываться инеем. Жить дальше не хотелось. Но выбора не было. Настоящий Воин может уйти на покой только с поля боя. Первые попытки встать отозвались взрывной болью во всём теле. Держась рукой за дерево, он поднялся. Оглядел мутным взором лес вокруг. Определил север по звёздам и потащился в ту сторону. Говорят, на севере постоянно гремят битвы и войны. Значит тем быстрее он сможет освободиться от этой ноши. Не помнил сколько брёл так по лесу. Иногда выходил на поляны и сверялся со звёздами, туда ли идёт. К утру он не мог идти дальше. Ноги подкашивались. Ножны на спине казались наковальней. Желудок не просто требовал еды, а бросался на рёбра в её поисках. Полопавшиеся сосудики в глазах заставили бы вздрогнуть любого на его пути. Но в лесу не больно то встретишь людей. Запнулся. Упал. Дубы шелестели над головой. Солнце слабо, но ещё прогревало землю. С трудом встал. Всё чаще посещала мысль бросить эту бесполезную железку, болтающуюся на спине, но другая половина внутри напоминала каждый раз, что он воин. И не может бросить то, без чего он не человек даже. И приходилось идти дальше. К вечеру третьего дня своего пути без сна он обессилел настолько, что не мог передвигать ноги. Они подкосились. Воин рухнул как сражённый в жарком бою и провалился в небытие. Пробуждение было страшным. Звёзды холодно и безразлично мигали в небе. Ноги горели. В кровь сбитые ступни отказывались шевелиться. Скулы заострились. Измождённый человек с криками боли поднялся на ноги. От дерева, за которое он цеплялся отвалился кусок коры, остался в ладони. С непониманием взглянул на руку. Поднёс к лицу. Откусил, тут же выплюнул. Он ещё не настолько голоден. Хотя в голове уже мутилось и он не знал пять или шесть дней идёт. Пока стоял ноги привыкли, но как только сделал первый шаг – стон невольно вырвался сквозь стиснутые зубы. Но он сделал ещё шаг. И ещё. И пошёл вперёд, на север. Навстречу гибели. Или славной смерти в жарком бою. С каждым днём становилось холоднее. Спать он ложился, точнее падал, только тогда, когда не мог идти, а просыпался от стука собственных зубов на холоде. К вечеру десятого или двенадцатого дня он наткнулся на малинник. Огромное количество спелых сочных ягод так и манили. Не успел он насытиться и наполовину как вздрогнул от низкого утробного рычания, раздавшегося откуда то сбоку. На резкие движения не было сил, потому он медленно повернулся. В десяти шагах стоял огромный медведь. Он встал на задние лапы и его туша на голову возвышалась над человеком. А воин был далеко не самым маленьким среди людей. Медведь внезапно опустился на передние лапы и прыгнул, подмяв худого и обессиленного воина под себя. Но воин остался воином. Жилистые руки с огромным трудом обхватили косолапого, сдавили. В ушах шумела кровь, пот с кровью пополам заливал глаза. Что-то хрустнуло. Яростный рёв поверженного зверя разнёсся по лесу. Этот бой отнял последние силы. Чернота нахлынула и накрыла с головой. Очнулся от голосов, раздававшихся вокруг него. Открыл глаза. Он лежал на лавке в какой-то деревянной избе. Чувствовался запах свежих брёвен. Прямо перед ним стоял суровый воитель, чем-то напомнивший ему самого себя. Через левый глаз пролегал шрам. Но правый смотрел остро и настороженно. - Что ты забыл в чаще леса, чужак? Ты ещё жив только благодаря нашим целителям и собственному счастью. - Как… кх... ое... счастье? Собственный голос казался ему чужим.