***
Это был теплый полдень в середине лета, когда все, что хочется делать — это лежать где-нибудь и ничего делать. Ну или, возможно, есть мороженое. Тогда Люк спросил у него: — Если бы ты мог пожелать что угодно, то что бы ты пожелал? Ну, Дэвид точно не пожелал бы мороженое. Они с Люком были знакомы только 3 дня (хотя и казалось, что гораздо дольше), поэтому он счел это невежливым. В голову никак не шло что-то более стоящее. Он подумал, что, может, стоит пожелать, чтобы его родители снова были живы? Тогда он будет жить с ними, а не со своими дурацкими родственниками (с которыми мы не будем иметь дела в этой истории, так что поверьте на слово — они ужасны). Хотя, такая мечта тоже была несбыточной. Люка могло расстроить то, что он продолжает грустить об умерших 5 лет назад родителях, находясь с ним рядом. Да и Дэвид уже не думал о них каждый божий день. Он мог пожелать, чтобы каникулы длились вечно. Вышло бы классное желание, потому что Люк понял бы, что ему нравится проводить с ним время. Однако, в душе Дэвид был тем ребенком, которому нравилось учиться. Он был не против школы. Тогда Дэвид мог пожелать, чтобы Люк остался с ним и после каникул, так они могли бы ходить на занятия вместе. Но Аллард даже не знал, насколько… взрослым был Люк на самом деле. Учился ли он в школе, нравится ли ему математика, или там история. Они болтали обо всем на свете эти 3 дня, но об этом они не говорили. — Ну? — у Люка был такое выражение лица, будто Дэвид завис на супер-сложном ребусе, хотя он был не супер-сложным и даже не был ребусом. И тогда Дэвид сказал, что, если бы он мог пожелать что угодно, он бы пожелал стать супер-героем. Люк хихикнул в кулак, что немного задело Дэвида. Конечно, он знал, что это было не лучше, чем хотеть стать пожарным, пилотом, секретным агентом или детективом, но и не значило, что ему нравилось, когда Люк смеется над ним. Но в ту же минуту, когда он раскрыл рот, чтобы сказать это, Люк выпалил: — Тебе нужен будет крутой костюм. И Дэвид, рассмеявшись, ответил, что и впрямь нужен, поэтому они провели остаток дня, разрабатывая концепт Дэвидова костюма и природу его сверх-сил. Люк придумал так, что, благодаря его крутой маскировке, люди, которых он спас днем ранее, и не подумали бы на него утром следующего.***
Когда Дэвиду было 16, его дом сгорел дотла. Ну, как «дом». Дэвид никогда не считал место, где жили его поганые родственники, своим домом. Это был их дом. Однако, раз они были его опекунами, то это был и его дом тоже. Соответственно, страховочная компания выплатит ему внушительную сумму. Во время пожара Дэвид, разумеется, был в школе. Он ничего и не подозревал, пока один из учителей не зашел за ним и не отвел к директору, которая рассказала ему все. Она сказала, что, несмотря на старания пожарных, никого из жителей дома спасти не удалось (она не упомянула, что пожар был крайне необычным, и пожарные перед ним были попросту бессильны; она так же умолчала причину возгорания). Дэвид удивился, обнаружив, что грустит, несмотря на всю мерзопакостность тех людей. Он даже чуть поплакал. Директор, покачав головой, напоила его чаем и, учитывая обстоятельства, разрешила не возвращаться на уроки.***
В 17 Дэвид обнаружил, что ему не нравится целовать девушек. В 18 — что ему и парней целовать нравится не больше, чем им его. Как только кто-то был близок к тому, чтобы поцеловать Дэвида, что-нибудь обязательно случалось. То у них резко начинала болеть голова, то им кто-нибудь звонил, то их пиджаки самовозгорались наивнезапнейшим образом. Это было немного странно, и Дэвида бы это удивляло, если исключить одно еще более странное обстоятельство: он никогда не хотел целовать одних людей сильнее, чем других. Ему было все равно. Конечно, он этого никому не говорил. Ему казалось, что все вокруг хотят целовать кого-то конкретного сильнее, чем других, и Дэвид притворился, что он тоже. Когда на него давили, он отмахивался, говоря, что больше всех хочет целовать парня по имени Люк, с которым они были знакомы три года назад, общались неделю и больше не виделись. Люди щебетали, что это чудесно и романтично, и это потрясающая причина, по которой они сами хотят чмокнуть Дэвида (что у них, конечно, никогда не прокатывало). Когда Дэвиду было 19, ничего не случилось. И когда стало 20 — тоже. Просто кто-то когда-то написал это в толстом «досье», где помимо личных данных были приклеены на скотч рисунки, школьные табеля, рукописные заметки с уроков и несколько листов с дизайнами костюмов.***
И все бы оставалось по-прежнему и в 21, если бы не это. Дэвид вбежал внутрь горящего здания. Сейчас для любого из нас это показалось бы глупым, но не Дэвиду. Для него это было самой обычной вещью в мире. Он постоянно вбегал в горящие здания, но не потому, что он таки стал пожарным. Дэвид стал супер-героем. У него не было супер-сил, он не был непобедимым и не мог летать, но каждый раз, когда он оказывался близко к огню, тот расходился, не смея причинить вред (вряд ли кто-то прописал это в его «досье». Это, скорее, происходило по наитию). Правительство города было чрезвычайно обрадовано появлением сверх-человека. Никто не знал, почему, но в последние несколько лет возросли случаи пожаров странной природы. Известно, что каждую неделю случался серьезный, опасный пожар, и менее значительные возгорания каждый день. Пожарные заявляли, что они не могут справиться с таким объемом происшествий, и правительство вынуждено было согласиться. И сейчас, по словам очевидцев, на пятом этаже полыхающего здания остались люди, и Дэвида отправили туда на выручку. Однако, когда он оказался на пятом этаже, там никого не было. Дэвид решил, что следующее, что ему необходимо сделать — связаться со спасательной командой, но, похоже, рация не работала; в итоге он поднялся на шестой этаж, потому что люди могли подняться туда, ища спасения от задымления. И действительно, на шестом этаже кто-то был.***
Позже Дэвид так и не мог объяснить, почему, черт возьми, он не отвез Люка в госпиталь (а именно его он обнаружил тогда), а притащил к себе. Было похоже, что Люк совсем не пострадал, однако, был без сознания. С ним могло быть, в сущности, что угодно, потому что Дэвид, хоть и знал, как оказать первую помощь, едва ли был доктором, чтобы сказать что-то конкретное. Все это разом навалилось на Дэвида тотчас же, как он уложил Люка на кровать (диван был слишком маленьким, да еще и завален разными книгами да газетами). Смотря на лицо Люка, он внезапно осознал, что, вероятно, был тем самым чудесным и романтичным типом, коим люди называли его, когда он рассказывал им про Люка. Смотря на него, Дэвиду хотелось целовать его больше, чем кого-либо другого. Вопреки таким мыслям, никаких бабочек в животе он совсем не чувствовал. Он вообще чувствовал себя виноватым. Он обязан думать о том, как обеспечить Люку покой и скорое выздоровление, а не о том, чтобы его поцеловать. А еще он не сказал никому ничего про Люка. Он сказал женщине из правительства, что на пятом этаже никого не оказалось (что было правдой), а еще он сказал начальнику, что ушел так быстро из-за ужасного самочувствия (что не было). Люку он в принципе ничего не говорил, потому что тот так и был без сознания. Это порядком тревожило, и каждый раз, когда он собирался увезти его в госпиталь, случалось что-то, что мешало это осуществить. В субботу это был небольшой пожар в амбаре. В воскресенье — в обувном магазине. В понедельник это была школа, а во вторник Дэвид чертвоски вымотался. Недолгий сон на узком диване не помогал. Среда прошла без единой искорки. В четверг Люк очнулся. — Так, ну и че, — сказал он, и Дэвид нашел это странноватым. Хотя, конечно, Люк всегда был странноватым. Это было одной из вещей, которые он обожал в нем, будучи 15-летним ребенком, и будет обожать, когда ему будет 90 или вообще 100 лет. — Ты в порядке? — последовал закономерный вопрос. Аллард чувствовал себя растерянно от того, как все это было странно и правильно одновременно. Они долго не разговаривали, и Дэвид волновался, как бы Люк не счел его скучным и не подумал, что, скажем, у него кто-то есть. — Разумеется, я в порядке, — ответил он, — Целовал меня? Дэвид почувствовал, что краснеет. По тону Люка невозможно было определить, что он хочет услышать — «да» или «нет», и Дэвид ответил «нет», что было правдой. Люк, казалось, приуныл. — Почему? Я думал, что нравлюсь тебе. — Ты был без сознания, — это было отличной отговоркой, когда Дэвид говорил это себе, но когда он говорил это Люку, звучало не убедительно. Люк тоже так думал. — а. — Ты…ты хочешь есть? Или пить? — Дэвид решил, что, наверное, это было значимо для людей, которые лежали в отключке почти неделю. Люк задумался на пару минут. — Наверное. Если ты тоже будешь что-нибудь.***
В пятницу случился пожар на ферме, и Дэвиду пришлось сорваться с завтрака. Люк возмутился — не потому, что ему пришлось уйти, а потому, что пожар вообще случился. — Больше помочь никто не может, — сказал Дэвид. — Они могут, разумеется, — удивился Люк. Почему он должен говорить Дэвиду таки очевидные вещи? — Они просто суют нос, куда не надо, потому что знают, что я с тобой. Дэвиду очень хотелось узнать, кто они такие, и почему им вообще есть дело до того, что Люк с ним. Он почти решился, но в это время подъехала правительственная машина, чтобы отвезти его к пожару.***
На выходных не было возгораний, как и в понедельник, но во вторник за завтраком Дэвид заметил, что Люк выглядел слегка нервным, как будто предчувствовал, что в любую минуту случится что-то нехорошее. Телефон, словно дожидаясь момента, когда Дэвид нальет себе вторую кружку чая, зазвонил. По-видимому, загорелись два соседних дома, владельцы которых в это время спорили, у кого лужайка лучше. Дэвид счел это до неприличия глупым. В среду Люк волновался еще сильнее. Им никто не звонил, но после завтрака Люк заявил, что он пойдет прогуляется. В одиночестве. И нечего Дэвиду с ним ходить. Нет ничего, что требовало бы его присутствия. — Прости, — сказал он, как будто осознал, что прозвучало грубовато, — Если честно, я и не думал, что они наведут такую шумиху. — Если это они наводят шумиху, то тебе не за что извиняться, — ответил Дэвид, — Просто скажи, если я смогу чем-то помочь, и я с радостью. — Спасибо. Это очень много значит, — в голосе Люка слышались неповторимые теплые нотки, и Дэвид бился об заклад, что на самом деле тот очень и очень чувствителен. Но при этом Люк бы никогда не попросил о помощи.***
В четверг к ним в дверь позвонили. Это был высокий рыжеволосый парень с приятной улыбкой, и теперь Люк не находил себе места от нервозности. Однако, гостя он встретил даже с какой-то счастливой улыбкой, и Дэвид почувствовал укол ревности. Они, казалось, давно знакомы: чрезвычайно много смеялись, когда разговаривали, сидели невыносимо близко на дэвидовом диване (общеизвестный факт: диван узкий). — Просто они не хотят, чтобы ты затеял это все. Сейчас не то время, — сказал рыжеволосый. Он говорил с манерой, немного походящей на манеру Люка, когда тот извинялся за действия других. — Но это вообще не то, что я затеял, — сказал Люк. — Тем не менее, — ответил гость, — Ты же понимаешь, почему они могут не то подумать. Все эти пожары — пусть. — он посмотрел на Дэвида. Люк тоже перевел глаза на него. — Я не буду останавливаться. Только не сейчас. Рыжеволосый нахмурился. — Значит, стоишь на своем. Думаешь, это то, чего он действительно хочет? — Можешь-, — начал Люк, но запнулся и склонил голову на бок, — Нет. Скажи им отстать от меня, или же мне не составит друга сделать кое-что, от чего они совсем не будут в восторге. Дэвиду это показалось неубедительным заявлением, но рыжеволосый парень явно был встревожен. — Да как пожелаешь. Но ты же не хочешь этого, правда? — Не хочу. Но сделаю, если они вынудят меня, — ответил Люк, — Сожалею. — Ладно, похоже, это ничем хорошим не кончится, — сказал рыжеволосый с доброй усмешкой, — Хорошо, я передам им твои слова. Этого будет достаточно. А теперь, может, сходим куда-нибудь за мой счет? Как насчет ланча? Или мороженого? Или ужина? — Забудь про ужин, — отрезал Люк, — и про мороженое. Сейчас холодно. — Тогда ланч, — сказал рыжеволосый, и Люк кивнул. Дэвид накинул пиджак, и они двинулись к машине, на которой приехал рыжеволосый. Она казалась поддержанной, и Дэвид решил, что, должно быть, американская. Но, что самое главное, ездила она лихо.***
— Нравится быть супер-героем, а? — тихо спросил Люк. Была пятница; Рыжеволосый парень закатил им потрясный ланч, попрощался и укатил на своей поддержанной американской тачке. Дэвид, к своему удивлению, сожалел, что тот уехал так быстро. А ведь они знакомы всего пару часов. Также он был удивлен и тому, что так и не узнал имя рыжеволосого. Люк точно произносил его, но оно каким-то образом ускользало из памяти, когда Дэвид пытался его вспомнить. Дэвид задумался над вопросом Люка. Нравилось ли ему быть супер-героем? Ему нравилось чувствовать, что его работа не бесполезна. Она значительна. Если бы не он, люди бы пострадали, или, в худшем случае, были бы мертвы. Однако, приходя поздно вечером домой, он не был уверен в том, что его работа делает его счастливым. Едва ли он встречал людей, с которыми он мог быть честен относительно того, кто он есть и куда постоянно пропадает. Большинство его коллег-газетчиков были уверены, что он врал насчет простуды, так как он не любил свою работу; Большинство правительственных, которые знали его секрет, побаивались его. И, конечно, никто не рассматривал его, как того, с кем можно выпить в пятницу, отобедать или узнать получше. — Я думаю, сейчас, когда ты здесь, стало легче, — сказал он в итоге. Кажется, Люк не шибко обрадовался. Дэвид стал думать, как поднять ему настроение. — Если мне пришлось бы выбирать между тем, чтобы оставаться супер-героем и тем, чтобы ты остался дольше, чем на неделю, я был выбрал второе. Он не был уверен, но ему казалось, что это именно то, о чем говорили Люк с рыжеволосым парнем. Просто в тот раз Люк резко пропал, даже не попрощавшись. — Оу, — выдохнул Люк; его лицо чуть просияло, — Точно уверен? Дэвид убедил его, что да. Точно. — Но я не думаю, что все так просто, скажи? Когда он жил с родственниками, он постоянно говорил себе что-то такое. Он скорее не будет есть десерт целую неделю или оббежит школу кругом сотню раз, чем его опекуны станут менее злобными. Разумеется, это все не было так просто. Ничто и никогда не прокатывало просто. — А оно может быть и просто, — сказал на это Люк, — Тор, по ходу, так решил, а он в большинстве случаев прав. Это, как вдруг оказалось, было имя рыжеволосого парня. Оно было необычным, и Дэвид подумал, что оно ему не подходит; он представлял Тора высоченным и мускулистым, с копной светлых волос и в красном развивающимся плаще. Должно быть, его родители — ужасные гики, которые назвали сына в честь любимого персонажа. — Тогда я был бы рад провернуть это, — твердо сказал Дэвид. Правительственные будут недовольны, но до Алларда они неплохо справлялись, и наверняка будут после его ухода. — Да они даже не будут помнить твоего имени, — заговорщицки шепнул Люк, будто прочитав его мысли, — Кроме того, как они будут отправлять тебя на задания, если ты больше не защищен от огня? Дэвид даже не рассчитывал, что это случится. Тем не менее, это и правда было бы, кхм, неприятно. — Я исчезну на несколько дней, — сказал Люк, — Но я непременно, всенепременно вернусь. Обещаю. Дэвид кивнул и уже собирался что-то сказать, но Люк порывисто прижался своими губами к его, и Дэвид тотально забыл, как вообще говорить.***
Прошла неделя, за ней другая, и никто не звонил ему по поводу пожаров, и Люк не возвращался, пока однажды в четверг Дэвид не услышал протяжный гудок клаксона*, и, выглянув в окно, не увидел знакомую поддержанную машину. Рыжий парень по имени Тор давил на клаксон, а Люк, спотыкаясь, выбегал из машины. Он улыбался до ушей. Дэвид наспех спихивал одежду, книги и любимые плакаты по рюкзакам, которые они еле засунули в машину Тора, учитывая количество рюкзаков и размер самой машины. После погрузки даже осталось достаточно места сзади, куда втиснулись Дэвид с Люком. Дэвид не оглядывался, когда они отъезжали. Если бы он оглянулся, он бы увидел последний свой пожар, и если бы потом он прочел свежую газету, он бы узнал об ужасной трагедии, повлекшей смерть человека, по которому скучали все его коллеги-журналюги и друзья по совместительству. Так что хорошо, что он не оглядывался. Целовать Люка на заднем сидении машины Тора в окружении сумок и рюкзаков было куда интереснее, чем смотреть на полыхающий дом или читать всякий бред, который пишут в газетах.