We Don't Believe What's On TV.

– Детка, мне выключить телевизор? Калифорнийский берег, небольшой городок, не так далеко от него их бунгало. Женаты почти пять лет и почти счастливы. Декабрь, 1. У Тайлера день рождения. Все провалилось. Сжег свои стихи и доучился в институте. – Давай сбежим. Они покинули Огайо, не имея за душой ничего, кроме веры и любви. Прошло почти пять лет, она хранит свою фату. – Бриллиант тебя недостоин. Мелкий. – Совсем юны и счастливы. Постель не застилают никогда. – Плевать. Хоть открывашка от Ред Була. Я люблю тебя. За душой ни гроша. Брат подогнал ей свой старый пикап. Его опять выгнали с работы. – Жалеешь, что сказала «да»? – Жалею, что не спросила первой. – Нам не на что жить. – Плевать. Продадим мои волосы. На солнце они совсем выгорели. – Я люблю твои волосы! – А я люблю тебя. В Калифорнии всегда солнечно, и ночи коротки. Но он и их не спит. – Глубокая депрессия, мэм. Я пропишу таблетки, и ему станет лучше. Но лучше не становилось. – Детка, давай я выключу телевизор. – Он не кивает, просто отворачивается. Вздохнув, она нажимает на кнопку. – Мне пора на работу. – Вечерняя школа. Учитель литературы. Скользит рукой по плечу, но он не поднимает голову. Целует в макушку, вдыхая родной запах. – Тебе купить чего-нибудь на вечер? На сегодня... Пожимает плечами. – Купи. – Старое пианино, немного фальшивя, все равно поет под его руками. – Только не задерживайся. – Не буду. У нее планы. – У мужа день рождения, мисс Браун, могу я уйти сегодня пораньше? Уходит. Торопится в парикмахерскую, она приглядела её давно, сжимает в руке тонкую книжечку – О. Генри. – Отрезать? Все? – Все. И оцените. Я продаю. Хватает. Она торопится в магазин, нервно ощупывая остриженную голову. – Он любит тебя и такую. – Вот эту. Да-да, заверните. Торопится домой. Жара невыносима, в Калифорнии всегда лето. Даже сейчас. – Только не задерживайся. – Милый, прости, я по дороге заглохла... – Дверь не закрыта. Она сжала сверток в руке. – Тайлер? Тай, я дома. На столе, перевернутая, лежала Библия. – А это что? Скомканный листок с его почерком. – Нет. Босиком по песку – очень медленно. Упала, рыдая, встает. Бумагу сорвало ветром. – Тайлер! – Я всегда хотел умереть молодым. – А ради меня? Волны ласкались, касаясь его рубашки в цветок. – А ради тебя я подумаю дважды. Гитарка больно звякнула, упав рядом с ней на песок. – Тайлер! Волны били в лицо. Слабая, маленькая сквозь толщу воды продиралась туда, где только что скрылась его голова... Прости меня, когда прочитаешь. Если. Тебе стоило уйти от меня тогда. Всегда. Я боялся этого момента с тех пор, как ты первый раз пришла. Что ты уйдешь. И ты ушла. Сегодня ты ушла так, словно не собиралась вернуться. Ты улыбалась. Прости меня, когда прочитаешь. Я боюсь. Но волны ничего не значат для меня. Прощай. – Ты обещал. Обещал, что никогда меня не оставишь! Соленое море не солонее слез, она нырнула. Руками нащупала и потянула наверх. Все равно. Так больно открывать глаза, но чтобы посмотреть в последний раз – чепуха. – Детка, мне выключить телевизор? – Да. Я все равно не верю тому, что там говорят. Лучше спой мне что-нибудь. – Ука совсем рассохлась, ты знаешь. – Я знаю. Слаба, всегда была, и сейчас хватало сил только на то, чтобы крепко держать – то, что осталось в руках. В Калифорнии всегда жара, но не здесь. Ледяная вода, поднимаясь со дна, нежно перебирала их волосы. Пожалуйста, последний раз – вкус губ. Прижалась всем телом и знала, что идет ко дну. Но с ним. Не отпускать. Не отпускать. Не отпускать. Никогда... – Детка, давай я выключу телевизор. Он в темноте не увидел, что она вся в слезах. – Не надо. Схватила за локоть и потянула назад на постель. Прижалась, уткнувшись в шею лицом. Так тепло. – Не уходи. Никогда. Только не без меня. – Хорошо.